Подходила наша очередь. Выйти из Дворца Народов можно было только через главную арку, больше никак. А баня находилась по ту сторону стены. И мы решились:
— Пошли! А то пока все душманы проковыляют — ещё баню отменят! — мы рванули из укрытия и, не обращая внимания на вытянутые лица духовных наставников, быстро зашагали через арку в направлении бани. А оттуда навстречу нам уже мчался помывшийся взвод.
Кабульский мятеж
22 февраля в Кабуле произошло крупное антиправительственное выступление. Первая половина дня прошла как обычно, буднично, и ничто не предвещало о надвигающейся волне беспорядков.
Днём я находился в расположении взвода и занимался какими-то делами. Случайно выглянув в окно, я сразу заметил, что снаружи происходит что-то необычное. Солдаты, находившиеся на улице, вели себя весьма странно: никто из них не ходил и не двигался. Вытянув головы, они стояли как вкопанные и как будто куда-то вслушивались. Все были напряжены, и мало кто разговаривал. На лицах читалось непонимание и удивление. Заподозрив неладное, я вышел на улицу и спросил у одного:
— Что такое?.. Что-то произошло?
— А ты что, не слышишь?
Я прислушался, и холодные мурашки забегали по моей спине: откуда-то издалека слабо доносился страшный и непонятный вой. Таких звуков я не слышал никогда, и мне стало не по себе. Все слушали, пытаясь понять, что же там происходит. Так в неопределенности мы стояли с полчаса, и лишь с тревогой коротко обменивались предположениями. Было такое впечатление, что к нам со всех сторон сходились и ревели огромные стаи диких зверей. Этот жуткий вой постепенно нарастал, наполнял весь воздух и уже отчётливо прослушивался всеми нами. Сомнений не оставалось — это шли тысячи и тысячи людей к центру города, в многоголосии издавая дикие вопли и крики.
Тут до нас донеслись первые одиночные выстрелы. Они усиливались и нарастали, переходя в перестрелки. Уже затрещали длинные пулемётные очереди. И тут, как долгожданное, прозвучало:
— Тревога! Все на усиление постов!
Мы, разбежались по постам. В каждой угловой башне засело человек по двадцать — чтоб держать крепость. Сверху было хорошо видно, как внизу, рассеиваясь в засадах по разным местам, забегали аскары — они занимали первую линию обороны, вдоль внешней стены. Но что происходило дальше с башни не было видно. Сидим наготове, и с волнением ожидаем штурма.
Тем временем многотысячные толпы возбуждённых людей наводняли улицы города. Начались беспорядки. Погромщики грабили духаны, переворачивали и поджигали машины. У одного из мостов толпа избила человека и закидала его камнями, потом, ещё живого, его облили бензином и подожгли. Эту картину видели экипажи двух БМД, охраняющие подступы к этому мосту, но, не имея приказа, они в события не вмешивались. В другом месте, на площади невдалеке от Дворца Народов, толпа окружила и до смерти забила палками афганского регулировщика движения транспорта.
Выступление оказалось полной неожиданностью для властей и потому отреагировали на бунт с большим опозданием, когда погромы и расправы охватили уже всю столицу.
Частям, располагавшимся вблизи от Кабула, был отдан приказ блокировать город: никого не впускать в город, и никого не выпускать. Посты, стоящие у дорог, отправляли всех назад — и машины, и пеших ходоков — всех, кто не имел специального разрешения.
Для наведения порядка на улицы города выехал 357-й полк нашей воздушно-десантной дивизии, который базировался на окраине Кабула, в крепости Балахисар. Они уезжали в патруль небольшими колоннами. Повсюду, с разных сторон, в них летели палки, бутылки, камни. Но они, поскольку не имели приказа вести огонь по безоружным, стреляли только вверх — для устрашения — и толпа разбегалась. На поражение стреляли только в ответ на выстрелы. Иногда на их пути возникали невысокие баррикады, но БМД их запросто преодолевали.
С каждым часом многочисленные перестрелки всё множились и усиливались. Солнце зашло за горы, начало быстро темнеть, а стрельба на улицах всё разгоралась.
Тут в роту поступил приказ готовиться к выступлению. С постов сняли усиление, и мы, набрав боекомплект, побежали в сторону КПП. Там от самых ворот КПП тянулась длинная колонна БМДшек, которые в полной готовности уже поджидали нас. Экипажи построились возле своих БМД. Офицеры для уточнения заданий постоянно бегали к месту расположения временного командного пункта.
Между тем совсем рядом от нас шла безостановочная автоматная стрельба. Отовсюду доносился шум и крики. Я прекрасно понимал, что вполне может случится, что вот этой ночью, возможно всего через несколько минут, как мы выйдем навстречу бушующей толпе, меня могут убить или ранить. Однако несмотря на реальную опасность, страха всё же не было — ведь я не сомневался, что мы намного сильнее, а потому желание поучаствовать в перестрелке и набраться ощущений в данный момент перевешивало.
Так в напряжённом ожидании мы простояли с час. Однако хотя стрельба в городе не смолкала ни на минуту, приказа на выступление так и не поступило. Когда офицеры в очередной раз вернулись с совещания, они сказали, что пока выезд откладывается. Я воспринял это с облегчением и одновременно с некоторым разочарованием.
Часть личного состава отправили на усиление караула, а остальные, готовые в любой момент подняться по тревоге, не раздеваясь, легли спать, сняв только сапоги и ремни с подсумками.
К утру стрельба всё ещё продолжалась. Но, видимо, к этому времени руководство ДРА и советское командование уже выработали согласованный план действий по стабилизации положения в Кабуле. Были предприняты решительные меры по усмирению бунтовщиков, которые позволили быстро выправить ситуацию. Некоторые из этих мер мы могли наблюдать воочию.
Днём над Кабулом начали барражировать несколько боевых вертолётов Ми-8. Один из них то и дело пролетал на небольшой высоте над Дворцом Народов. Из его боковой двери торчал укреплённый на перекладине ствол пулемёта. Получив по рации наводку, вертолёт разворачивался и улетал к тем улицам, где кричала толпа и гремели выстрелы. С башни мы хорошо видели, как вертолёт летел вдоль улиц, временами ненадолго замедлял движение, и оттуда доносились длинные пулемётные очереди. Отстрелявшись, вертолёт возвращался обратно к Дворцу Народов и зависал у нас над головами. Иногда он висел так низко, что мы отчётливо видели, как из-за ствола пулемёта на нас выглядывало довольное лицо стрелка. Он улыбался и иногда даже в приветствии помахивал нам рукой, как бы показывая своим видом: "Ничего страшного. Всё идёт нормально". Некоторое время повисев над нами, вертолёт вновь улетал в город.
В наведении порядка были привлечены и афганские силы — армия и милиция. Действовали они также решительно и жёстко: сначала стреляли над головами бунтующих, и если люди сразу не разбегались, то прямо по толпе. Убитых и раненых подбирали, закидывали в машины и куда-то увозили.
К вечеру стрельба стала стихать. Мятеж был в основном подавлен: Только ночью, как последний всплеск, ещё интенсивно стреляли. Трассера повсюду секли ночное небо Кабула, иногда гремели взрывы. Но как наступил новый день перестрелки практически кончились.
Утром, перед тем как заступить на первый пост — у главных ворот во Дворец Народов — нас инструктировал разводящий офицер:
— Если толпа снова будет приближаться к Дворцу Народов, то в первую очередь уничтожайте всех афганских солдат. Им верить нельзя!
— А вдруг он наш?
— А это не важно: наш — не наш. Сразу застрелить и всё! Ясно? А то пока ты будешь с ним разбираться, сам пулю получишь!
Меня такое напутствие сильно озадачило, — Как же так? Мы специально пришли им помогать, а тут — афганцев стреляйте без разбора.
На первом посту всегда стояло больше наших солдат, чем афганцев. И на этот раз нас было четверо, а аскаров трое. Непонятно каким образом, но аскары уже прознали о грозящем их жизни распоряжении. Один из аскаров спросил меня на ломаном английском:
