– Хто?..

– Да граница… Кордон, «нитка» ваша?..

– Нитка-то?.. Да тама она…

И Мордка указал себе за спину:

– Да версты четыре как уже все. Порвали нитку…

Спустились в долину, на хутор. У хаты ровно такой же, как и та, возле которой начался переход границы, Блинчиков разрешил снять сумки. Потом милостиво указал на тракт.

– По нему версты три и станция!

– Всего хорошего! – сказала Аделаида на прощание.

– И вам таки не кашлять, – отозвался Мордка.

Свадьбу сыграли после Пасхи, на Николу Вешнего.

Виктор Иванович во всем, связанном с Андреем видел примету дурную:

– В мае женятся. Как пить дать – всю жизнь маяться будут.

– Не накликай! Микола всемилостив: сохранит новобрачных.

Вокруг шумела веселая никольщина: народ пил, колобродил, веселился. С круч и помостов сигали в воду некоторые изрядно наниколившиеся. Но святой был милостив: никто не тонул, а напротив, холодная вода отрезвляла. Оно было и к лучшему: весной дел много, впервые выгоняли лошадей в ночное…

Жених со своими гостями прибыл в шарабане. С Андреем был Грабе и обещанный генерал. Им оказался старичок маленький, древний, но живой словно ртуть.

Он давно поседел, волосы его шевелюры все более выпали, зато по всей голове: на затылке ли, на темечке, на щеках, на носу, даже на лбу и веках, стали расти иные волосы. Они были слишком редкими, чтоб из-за них стоило заводить бритву, но жесткие, напоминающие иглы ежа.

С поручиком он обращался запросто, словно с любимым внуком. Для Андрея это было тем более странно, что старика он знал не более трех часов, и плечи самовольного дедушки украшали ни много, ни мало погоны генерала от инфантерии. На мундире также красовались ордена Святого Владимира первой степени, Святого Георгия второй степени, Святой Анны второй же степени и с полдюжины неизвестных Андрею иностранных орденов.

Когда Грабе и Данилин остались наедине, поручик на всяк случай переспросил:

– А генерал точно настоящий?

– Как свадебный пирог на вашей свадьбе.

– А что вы ему сказали про меня?..

– Чистую правду. Что вы мне навроде сына.

Андрей представил свою невесту спутникам:

– Это моя будущая жена: Алена, но можно – Елена. Пока Стиргун, но будет Данилина. Прошу ее жаловать, как вы жаловали меня. Любить вам ее необязательно – этим я займусь.

Грабе мило поклонился:

– А вы та самая Аленка. Я о вас много слышал от Андрея… Думаю он или будет счастлив рядом с вами, или…

– Или?

– Или будет дураком…

…Венчались в Очаково, в церкви Дмитрия, митрополита Ростовского.

Таинство совершал батюшка старенький, по странному стечению обстоятельств похожий на Святого Николая с иконы.

Андрей не видел никого кроме своей невесты, кроме ее сладких уст, огромных, удивительных глаз. Ему казалось, что он парит в сажени над землей. Глаза Алены и правда были чудесными: веселыми, цвета живого серебра.

Граб откровенно скучал, Иван Федорович пускал слезу, Виктор Иванович злился.

Тетка про себя тоже была зла на своего племянника. Хорошенькое дело: после свадьбы получалось, что служанка станет приходиться родственником своим господам.

Затем праздновать отправились в Суково, где и собирались праздновать бракосочетание.

Столы еще были не вполне готовы, и гости разошлись: кто по нужде, кто размять ноги. Мир оказался удивительно тесным: Иван Федорович с генералом служили вместе во время последней русско-турецкой войны. Последний тогда был в чине полковника, и, кстати, Ивана Федоровича помнил.

Аркадий Петрович вдруг остался в одиночестве и заметил, какой изумительный май стоит на сотни верст вокруг. Он задумчиво прошелся по аллеям сада.

Вокруг росли абрикосы, они готовы были вот-вот зацвесть. Но Аркадий подумал, что у них нет никакого шанса. По ночам здесь зябко, вымерзнет весь цвет.

И тут ему навстречу попался Андрей. В руках его была лопата, ладони перемазаны землей. Отставив лопату, Андрей принялся мыть руки в ведре с водой.

– А что это вы в саду копались?.. – спросил вышедший из тени Грабе.

– Да червей думал накопать завтра на рыбалку. А нет их…

– А вы молодцом, Андрей. Врете и не краснеете. Узнаю свою школу. Вы же не рыболов.

– Зато вы рыболов. Хотел вам сделать приятное… Впрочем, червей нет. Попрятались! Зарылись!

– Врете ведь… Ну да ладно. Это будет нашим секретом. У нас их много накопилось.

Вышли к столам. В центре внимания был как раз генерал. Выпивший самую малость Виктор Иванович подобрел: ежели его зять водит дружбу с генералами, то, наверное, не столь безнадежен.

Генерал любил рассказывать историю, коя с ним случилась в Турецкую кампанию. История сия была небезынтересна, но, разумеется, только рассказанная впервые. Однако генерал год от года рассказывал только ее и надоел этим абсолютно всем знакомым.

И не то чтоб генерал этого не знал – напротив понимал преотлично. Но все равно продолжал ее рассказывать – повествование это ему нравилось. В нем он был молодым, красивым и смелым.

Свадьба для генерала была местом благодатным – тут его знали только двое.

– Прошу за стол! – позвала тетя Фрося, которая была на свадьбе еще и вроде шафера, распорядителя.

Должность чужую, скорее мужскую она взяла на себя поневоле. Толку от мужчин-Стригунов не было вовсе, и все хлопоты по устройству торжества тетка взяла на себя.

Недалеко от молодоженов расположилась и ее дружка – Аглая со своим кавалером – тот, вызванный письмом, прикатил из Калуги.

И сейчас, усаживаясь за стол, он, улыбаясь, сообщил:

– У меня тоже есть знакомый – полный кавалер ордена Святого Георгия.

Андрей задумался: за все годы существования ордена Святого Георгия, полными его кавалерами стало четыре человека: все, как на подбор – графы и генерал-фельдмаршалы. Их объединяло еще одно: все они были мертвы.

Данилин спросил: как таковое может быть?

На что был даден улыбчивый ответ:

– Георгиев у него два: четвертой и третьей степени. А вот сложением он действительно полный.

Столов было два: за одним, около беседки пировали те, кто имел к свадьбе непосредственное отношение. У ворот же дома стоял другой стол, на котором всем желающим наливали по чарке водки.

Проходящие мужики, как ни странно не злоупотребляли.

Пили, закусывали, крестились, спрашивали: как звать мужа и жену, дабы за них попросить Спасителя, Богородицу и, само собой, Николу-чудотворца.

– Это, – сообщала Фросина подруга, поставленная при водке, – Профессор Стригун свою дочь замуж выдает. За офицера! Видишь, сколько военных?

– Стригун? Это что, из брадобреев предок? Куафер?

– Да не! Ты что! Стригунок – это жеребенок по-казачьему. Вон, видишь казака? То дед ее!

– Ну дай им Бог здоровья и деток побольше!

Пили и около беседки, произносили тосты.

Играли на гитаре: неожиданно оказалось, что профессор Стригун музыкален: и играет хорошо, и голос у него красивый, баритонистый.

– Где это вы так научились?.. – спрашивали окружающие.

– Да еще в студенчество научился, но забросил. Баловство это, лишь от науки отвлекает. Думал, уже забыл, а руки помнят…

– Это от матери евойной, – пояснял Иван Федорович. – Тоже певунья была, царствие ей небесное…

Чтоб размять ноги, Андрей прошелся по двору, вышел на улицу. Там было гораздо темнее, чем во дворе, где горели фонари, и на небе одна за одной распускались звезды. Как ни странно, но Андрей не был первым, кто это заметил. У столба стоял кавалер Аглаи.

Он рассматривал звезды.

– Чего вы там увидели?.. – спросил Андрей.

– Звезды… Их там тысячи. Может, на какой-то сейчас кто-то смотрит и в нашу сторону. О чем он думает?.. Как вы считаете, на звездах есть…

«Жизнь?» – пронеслось в мозгу. – «Неужели?.. Ах, какое нехорошее совпадение, может быть он тоже шпион? Увидал, что Андрей идет со двора, устроил…»