Но вот сейчас трон опустел, Михаил согласился ждать решения Учредительного собрания. В стране установилось двоевластие: номинально правило Временное правительство. На него плевать хотели Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Временное правительство звало в окопы. Советы требовали мира.

Честно говоря, на фронт не хотелось, но если был бы приказ, Андрей бы его выполнил.

Спасало то, что «Скобелев» стоял в ангаре на плановом ремонте. А ремонт практически не двигался: рабочие занимались чем угодно, но не своими прямыми обязанностями.

Устав сидеть дома без дела, Андрей выходил на кипящие Петроградские улицы.

…В начале апреля Павел заехал на Большую Дворянскую, в особняк Ксешинской забрать свежеотпечатанные листки «Солдатской правды». Кроме типографии тут же находился центральный комитет РСДРП. И в коридоре особняка Павла встретил Чхеидзе.

Тот удивился:

– О! А я как раз о вас думал! Ваша шарманка на ходу?..

– Ага… За газетами вот приехал.

– Газеты обождут! Послушайте, милейший! Сегодня приезжает Ленин… Надобно его встретить. Мы вышлем машину, уже мобилизовали для встречи оркестр, пару сотен рабочих и солдат. Еще попросили бронедивизион обеспечить охрану. Но вы их знаете – сегодня они с нами, а завтра могут и передумать.

На вокзал отправилась короткая делегация: броневик Павла, за ним шикарный бельгийский «дубль-фаэтон», после – автобус, где разместилась делегация, возглавляя все тем же Чхеидзе.

На площади перед финским вокзалом было людно: собралось даже более пары сотен, может даже около трех тысяч. Стояли и броневики петербургского бронедивизиона: Павел насчитал три броневика марки «Остин».

Поезд запаздывал.

Делегация, ожидающая Ленина разместилась в царском зале ожидания Финского вокзала. Павел мог бы подождать со всеми, но сидеть и ждать не хотелось.

Скучая, Павел прошелся по зала вокзала, мимо касс.

Поезда еще ходили почти по расписанию, но все труднее было достать билет. Как бывает при революциях огромная масса людей стронулась с места в поисках лучшей жизни.

– Билетов нет! – пояснял кассир пассажиру, похожему на купца второй гильдии. – Ни в мягкие, ни в жесткие!

Взглянув на проходящего мимо Павла, купец нашелся:

– Дайте тогда билет в вагон-ресторан.

Металлическая тяжесть «браунинга» приятно оттягивала ремни. Грудь украшал красный революционный бант, который хорошо сочетался с черной дубленой кожей. Кожа пиджака и сапог скрипела – Павел шел, переполняемый собственной важностью. И было это заразительно, аура значимости чувствовалась остальными. И, хотя вокзал был забит до последней возможности, перед большевиком люди расступались, мальчишки с завистью смотрели на кобуру.

После Павел вышел на перрон, шагая по нему осмотрелся: будущие пассажиры ожидали, когда подадут их состав. Маленький маневровый паровозик торопливо тянул два вагона, мимо гордо и неторопливо катил «Русский Прери».

Многотонной металлической махиной, в облаке пара, дыма и шума Павел залюбовался. И как он ранее не замечал, какое это чудо – паровоз. Почти, как и летающая тарелка в тайге…

Молодой большевик зашагал вслед за «Прери». Тот задумчиво остановился за стрелкой и после манипуляций путейца, покатился будто обратно, но в сторону к депо. Там он заехал на поворотный круг, паровоз начали разворачивать.

Ветер переменился и донес звуки «Марсельезы».

Неужели приехал? – удивился Павел. – Неужели пропустил.

И Оспин заспешил назад, перепрыгивая рельсы и шпалы.

Прибывший состав действительно стоял у перрона, но по переместившейся толпе было видно, что из вокзала Ленин еще не выходил. Народ облепил окна вокзала, пытаясь рассмотреть революционную знаменитость. Войти в здание не было никакой возможности. Но перед толпой у Павла было одно преимущество. Он знал, куда делегация и Ленин пойдут далее.

Павел обошел здание вокзала, заспешил наперерез к машинам.

И как раз из двери зала ожиданий вышел Ленин. В его руках была охапка красных роз. Эти цветы изрядно стесняли Владимира Ильича, он явно их хотел от них избавиться.

– Владимир Ильич! – крикнул Павел.

Ленин повернул голову, улыбнулся:

– Ба! Кого я вижу! Павлик!

И по-дружески похлопал Павла по плечу: так отец может похлопать сына, которого давно не видел…

Давно? Весьма: шесть лет прошло с последней встречи.

«Павлик», – про себя повторил Оспин. – «Ну, надо же, помнит. Недаром говорят, что гений».

– Прошу к машинам, – позвал Павел и рукой указал на «минерву».

Владимир Ильич осмотрел, запруженную народом площадь.

– Надо бы сказать товаг'ищам несколько слов. Помогите мне подняться на бг'онивичек…

Алые розы легли на бронированный капот «Остина-Путиловца».

С помощью Павла немолодой Ленин, кряхтя с подножки перебрался сперва на капот броневика, после – на его крышу. Оттуда чуть не свалился прямо на мостовую, зацепившись за бронеэкран пулеметов. Затем попытался встать еще выше, на пулеметную башенку. Та неуверенно пошатнулась и немного провернулась: стрелки броневика изнутри поворачивали ее плечевым упором.

Вождь пролетариата счел лучшим не рисковать, и принял стойку промежуточную: одну ногу поставил на башню, другую оставил на уверенной крыше.

– Това'ищи! – бросил он в толпу.

Внезапно на площади стало тихо. И слова эхом отразились от стен зданий, понеслись по проулкам.

– Даешь пе'е'астание ми'овой импе'иалистической войны в ми'овую г'ажданскую войну! Даешь диктату'у п'олета'иата! Жуть какие светлые пе'спективы отк'ываются пе'ед нами, това'ищи!

На углу Бочарной улицы стоял Андрей. От толпы митингующих его отделяли пустоты и более он походил просто на зеваку, нежели на манифестанта. Ленина она видел небольшой фигуркой. Рассмотреть иных у броневика было вовсе невозможно.

Одет Андрей был в гражданский костюм. Старый мундир с капитанскими погонами висел в шкафу: перешить новые все не доходили руки, да и оно было к лучшему.

Но солдаты нехорошо косились на Андрея, и он счел за лучшее уйти. Но не проулками, а к людной Арсенальной набережной – там не тронут.

Вдогон ему неслось:

– П'олетариат Ге'мании!.. Ка'л Либкнехт!..

В голове бурлило: да что же это такое, они ведь не против войны. Им просто другую войну надобно.

Неужели эта толпа не понимает?.. Неужели они победят?..

Глядя на толпу, Павел испытывал смутное беспокойство по другому поводу. Положим, с рабочими все ладно – они местные. А вот солдаты, вместо того чтоб сидеть в окопах или ехать домой, сидят в Петрограде. И хорошо б только они.

После февральской революции в столицу из ссылок и эмиграций стекались большевики.

Понаехали тут, понимаешь, – про себя бормотал Павел. – Мест на всех не хватит.

Строго говоря, Ленин тоже был из приехавших. Но бывший анархист серьезно опасался за свое, в общем-то незначительное положение. Ведь оттеснят, выгонят опять на завод. Тогда действительно только головой под кромкогиб.

Павел подумал, что вокруг сотни, может быть десятки людей с оружием. Достаточно хорошего стрелка, даже посредственного, чтоб снять фигуру с башни броневика. Может, стрелка тут же порвут на части, может он и скроется в суматохе… Большевиков это, конечно не остановит, наоборот, жертва поднимет им популярность… Место Ленина займет кто-то другой, может быть Троцкий.

Это не устраивало Павла, с Троцким он не был знаком лично.

И Павел легко потеребил вождя за штанину.

– Владимир Ильич?..

– Что, Пашенька? – спросил Ильич, отвлекаясь от речи.

– Ехать надобно! Вас ожидают!

– Ах да… Сейчас, сейчас…

Ленин завершил речь:

– Да зд'аствует ми'овая 'еволюция! У'а!

Площадь громыхнула тысячегласно «Ура», и кричала еще долго, но уже без Ленина. Он спустился на землю, и, было, направился к «дубль-фаэтону», где уже сидели Чхеидзе, жена Ленина и кто-то из революционеров рангом поменьше.