Это было более чем странно: в лагере оставался и казацкий есаул. Одно дело, когда есаулом командовал штабс-капитан. Иное, совсем иное: когда этим занимался подпоручик.

Но Андрей кивнул. Несколько дней подряд Аркадий Петрович учил готовить ежедневные отчеты, шифровать их по кодовым книгам.

– Сколько вас не будет?..

– Дня три-четыре. Может быть пять. Может даже неделю. Но вернемся мы все равно раньше Михаила Федоровича.

В Иркутск Специальным эшелоном туда прибыли механики прикомандированные к дирижаблю, и в эллинге на Байкале сейчас собирались делалть ревизию двигателей.

На «Скобелеве» улетал и Латынин: он уже вживался в роль гражданского головы. Ученые обнаружили, что рядом с лагерем протекает речушка, разумеется, слишком мелкая, чтоб по ней прошел пароход. Зато в ней водилась рыба, а среди профессуры было достаточно много рыбаков… За сим Латынин отправился за снастями, а Грабе распорядился строить у реки легкий павильон.

В поход по тайге собирались отправляться втроем. Кроме штабс-капитанов уезжал и проводник – Пахом.

Уже когда поднимались в дирижабль, Евграф Петрович окинул взглядом лагерь, его глаза задержались на космическом корабле.

– Интересно, а когда эта громадина падала, что вы думали?

– Мекали, звьозда падае.

– И желание не загадали?

Пахом пожал плечам: дескать, было не до того…

Дирижабль завел свои двигатели и ушел куда-то на юг.

Данилину вдруг стало одиноко и страшно. Зрело ощущение надвигающейся беды.

И предчувствие его не обмануло.

А пока два штабс-капитана и Пахом прогуливались по лесу.

С воздуха Попов наметил несколько мест, и теперь отряд обходил их. Дело было нетрудным, но мозольным.

Попов постоянно черкал в записной, делал расчеты, определяя потребности для мистификации.

– Это надо уйма динамита… Нитроглицерин, конечно лучше, но его попробуй сюда довези – рванет… Нитрогликоль? Тоже чувствителен к удару…

– Еще учтите, что неразорвавшихся шашек быть не должно. В крайнем случае – оно должно раствориться в дождевой за пару лет…

– Хм… Это значительно осложняет задачу. В динамите используется кизельгур… Инициаторы… Азид свинца, диперекись ацетона – нерастворимы. Фульминат серебра?.. Он хоть немного растворяется, впрочем дороговат… Нитроглицерин опять же… Бертолетова соль?..

– Деньги – не проблема. Думайте… Только побыстрее.

Лагерь жил своей жизнью.

По нему гулял кот батюшки. Делал это, конечно же крайне независимо, но от арестантов держался подальше, в лес не заходил.

Андрей обвыкся со своей ролью коменданта лагеря, стал чувствовать себя уверенней.

В день воскресный арестантам был даден выходной, и даже их пустили на помывку в баню.

– Уйму дров извели! – ругался есаул.

– Ну и пусть. Они же их сами и заготовили. Да и вода тут даровая…

– Слишком вы добрый, Андрей Михайлович. Тут местные вообще всю жизнь не моются – так их ломом не убьешь. А вы, видите, милость оказываете арестантам.

– Я не им милость оказываю, – соврал Данилин. – А себе! К ним же иначе как с подветренной стороны не подойти. Опять же… Сказано же: нельзя управлять посредством кнута, нужен еще и пряник… Но если пряников у меня нет, что я им скажу?.. Грызите-с кнут?

…После бани становилось легче. Арестанты валялись на траве, смотрели в небо. Ранее оно казалось многим таким простым и понятным: Солнце, Луна, россыпи звезд. Может быть Бог, которого, может быть и нет… А тут, оказывается, оно в себе может таить сложные вещи, такие как летающая тарелка.

Раньше они смотрели на небо и думали, что оттуда на землю смотрят ангелы. Выяснилось, что не только они.

За сим, можно было мыслить о небе категориями земными.

– А на звездах есть спирт? – спрашивал кто-то.

– Был бы жив студент, он бы рассказал, – отвечали ему. – А так – кто его знает.

– Надобно у очкатых спросить… Они не откажут.

Ученых арестанты уважали. Те арестантов жалели, подкармливали и даже просили у Грабе расковать, ссылаясь на негуманность оков. Грабе отказал ответно сославшисть на дурные наклонности арестантов.

– Люди с дурными наклонностями построили довольно недурственную страну – Австралию, резонно возразил Беглецкий.

Тогда Грабе остановил ближайшую пару арестантов и спросил, за что они получили крайнюю меру наказания. Как нарочно один оказался людоедом, профессиональным вдовцом, современной «Синей бородой», а другой – китайцем. Арестовали его, разумеется, не из-за национальности, хотя та и имела непосредственное отношение к его делу.

Когда-то давно он убил другого китайца, и стал выдавать себя за убитого, поскольку для русских все китайцы на одно лицо. Делал это успешно, в течение многих лет, пока в Россию не прибыла родня погибшего, удивленная тем, что так давно нет ни писем, ни денег. Недолго думая, китаец пришиб и их, но концы спрятать не удалось…

К арестантам подошел батюшка. Поинтерсовался:

– Не желаете ли исповедаться, господа каторжане?

– Не-ка, я уже исповедовался в тюрьме перед казнью.

– Перед чьей? – удивился отец Аркадий.

– Да перед своей же! Даже последнее причастие получил. Меня перед эшафотом остановили, сюда отправили. С тех пор грешить не довелось. Хотя хотелось…

– А за мысли твои греховные кто каяться будет? А-ну марш в дом божий! А вы чего расселись? Тоже безгрешны?

В церкви оказались все. Даже китаец, который был не то буддистом, не то конфуцианином.

Перед отправкой радиотелеграмм Андрей обходил ученых, собирая отчеты.

Порой несколько дней слать в столицу им было нечего, чему Данилин был несказанно рад. Тогда не было надобности долгие часы шифровать сообщения.

Но у ученых он все равно задерживался надолго, было очень интересно…

Казалось, что Андрей уже давным-давно вырос, да и эти преимущественно бородатые люди совсем никак на детей не походили. Но все равно: визиты к ученым походили на уроки какого-то внеземного естествознания, а сам Андрей – школяром, который только начал познавать мир.

Уговор был один: не трогать ничего руками

Когда Андрей зашел к Беглецкому, у того на столе лежал какой-то мутный диск, размером со среднюю тарелку. Андрей пощупал материал изделия – он походил на натянутый бархат.

– А это что такое у нас? – спросил любопытный Данилин.

– Мы его называем оком в другой мир.

– Это как?..

– Извольте взглянуть…

Из ящика стола профессор извлек некое подобие подзорной трубы, нащупал какое-то, только ему известное место на краю диска. Потом трубу погрузил в диск, та послушно прошла через матовый материал, еще недавно плотный. На его поверхности не осталось ни волн, ни складок.

– Смотрите!.. – разрешил профессор.

И Данилин действительно приник к окуляру. Труба совершенно не увеличивала – это было видно по отсутствию искажений по краям поля.

Через зрительную трубу выло видно какой-то странный мир: обширную долину, покрытую травой, с пасущимися на ней животными, с горами вдалеке.

Эта земля походила на землю, и, вместе с тем, землей не являлась. Ибо нигде на земле нет таких гор, уходящих в стратосферу, травы бирюзового цвета, животных о шести ногах.

А земные деревья…

– Скажите, а что это с деревьями?..

Вопрос не застал Беглецкого врасплох:

– Мы полагаем, что они мигрируют в поисках лучшей почвы.

– Разве так бывает?

– В том мире определенно бывает. Есть мнение, что этот мир недостаточно зрел. На эту мысль наводит высота гор – их еще не коснулась эрозия. Впрочем, и сила притяжения там меньше нашей где-то на четверть. Касательно деревьев же, то кто-то из коллег предполагал, что они плотоядны. Однако наблюдения показали, что они чересчур медлительные, да и животные меж ними ходят безбоязненно.

Вот пролетела не то птица, не то жук, за которого любой земной натуралист отдал бы половину своей жизни.