– Не идеально, но бегло разговариваю.

– Великолепно! После победы 'еволюции в 'оссии отп'авим вас в Ф'анцию агити'овать!

В победе Ильич не сомневался, и своей уверенностью заражал Павла. Париж ему нравился, и вернуться туда было совсем недурной идеей.

Да только в Париж воротиться Павлу больше не пришлось…

Не сложилось…

Как водится в революционной стране, деньги стремительно обесценивались.

Не то чтоб это сильно печалило Андрея, но пока еще ассигнации что-то стоили, он решил потратить если не все, то значительную часть.

Данилин пошел в ювелирную мастерскую братьев Сансонов и заказал медальоны. Фото и ассигнации Временного правительства с орлами раскоронованными но со свастикой отдал сразу.

Сансон, Илларион Филиппович все принял под расписку и попросил зайти через неделю.

Когда Андрей опять появился на пороге мастерской, оказалось, что заказ еще не готов. Но остались сущие пустяки, и если полковник будет любезен подождать полчаса.

Полковник был любезен…

Илларион Филиппович работал тут же. Он был братом старшим да и единственным братом, после того как брата Анри подкосила шальная февральская пуля.

Пока мастер наносил последние штрихи, он развлекал посетителей рассказом.

– Мы приходимся родственниками тем самым Сансонам – всефранцузским палачам. Наш предок казнил Людовика с двузначным номером, Марию, которая Антуаннета, Дантона… Работы тогда было много. Так много, что мой родственник, человек вне службы мягкий, от треволнений раньше времени ушел на покой. Затем мой троюродный дедушка, унаследовавший должность палача, когда казней стало меньше, наделал долгов. Пришлось даже заложить фамильную гильотину. И вот представьте: когда надо было казнить очередного бандита, оказалось, что орудие палача в ломбарде, и ростовщик не желает его возвращать. За это парижского палача выгнали со службы. Хотя мои дальнородственные братья до сих пор трудятся провинциальными палачами…

Рядом с Андреем сидел большевик в кожаном пиджаке. Он ожидал своего заказа, почти готового: алых пятиконечных звезд на кокарду. Его заинтересовал рассказ Сансона:

– А как же приговоренные? – спросил он.

Ипполит Филиппович пожал плечами, словно это было не вполне ему известно:

– Насколько я понял, казнь пришлось откладывать…

– Надо же какой бардак! – возмутился большевик. – Мы бы такого не допустили! Казнили бы точно в срок! А то и раньше!

И он нехорошо посмотрел на Данилина, явно показывая, кого бы он казнил до приговора суда. Но Андрей печально полуулыбнулся: руки коротки.

Наконец заказ был выполнен: четыре медальона размером со сливу в серебре на серебряных же цепочках. Они раскрывались словно створки раковины. Внутри было две фотографии: сам Андрей в летной форме и его семья: Аленка, Фрол и Таюта… По торцу мелкими, незаметными буквами шло: «Мастерская бр. Сансонъ. Петроградъ, 1917.»

А утром следующего дня Данилин-старший положил в карман свой «парабеллум», две коробки патронов и позвал Фрола. Вдвоем пошли в парк, и там, в овраге Андрей впервые вложил в пальцы сына пистолет.

– Надо, сынок, учиться прицельной стрельбе…

В английском посольстве жгли бумаги и проверяли оружие.

И то и то делали спокойно, без паники.

Каждую бумажку, прежде чем отправить в пламя, читали еще раз: действительно ли она не нужна?

Получалось нечто вроде ревизии. Освобождалось место в разбухших от переписки шкафах, сейфах. На пустое место становились иные, тонкие папочки. Случись что – они сгорят быстрее, куда быстрее…

В ящики с толстыми стенками складывали другие документы: архив готовили к отправке в Англию – пока еще работает дипломатическая почта.

Сухо стучала печатная машинка в кабинете Астлея. Перед офицером лежали листы бумаги, с которых Джерри перепечатывал фамилии. Они ложились на бумагу ровными строчками. Работа шла не то чтоб быстро – Астлей старался разместить имена в алфавитном порядке, словно стараясь внести хоть какое-то подобие системы в этом враз обезумевшем мире.

Приходилось сверять: не упомянута ли иная фамилия дважды. Впрочем, горшей ошибкой было бы вовсе пропустить какое-то имя.

Будто бы работа была закончена. Внизу листа Джерри допечатал дату и место для подписи. Проверил сделанное, остался будто доволен. Отпечатанный лист вынул из машинки, собрал остальные.

Вышел из кабинета. По дороге подошел к камину, выбросил в него черновики. Те сгорели мгновенно, словно порох.

Уже у кабинета посла остановился, перечитал список еще один раз. Так и есть. Одной фамилии не хватало.

Джерри задумался: перепечатывать лист не хотелось. К тому же совершенно не было времени. Поэтому Астлей зашел в соседний отдел, попросил перо, и прямо на подоконнике дописал еще одно имя.

Затем – вошел в кабинет Джорджа Бьюкенена, британского посла в Российской империи. Протянул лист бумаги. Пояснил:

– Список лиц, подлежащих немедленной эвакуации.

Посол кивнул: заголовок он прочел. Глазами пробежался по списку, кивая головой. Лишь в самом конце взгляд задержался на фамилии дописанной чернилами.

– Данилин Андрей Михайлович с семьей? – спросил Бьюкенен. – Это кто такой?

– Мой хороший друг. Русский летчик. Ас. Одиннадцать подтвержденных воздушных побед.

– Не забывать о друзьях – это весьма по-джентельменски. Однако вы должны отличать личную жизнь, и работу.

– Этот человек имеет опыт полетов на самолете, запущенном с дирижабля. Опыт взлетов и посадок. Я подумал, что он может быть полезен при строительстве авианосного флота.

– В самом деле… Это решительно все меняет. У вас интересные друзья.

На положенном месте посол поставил свою подпись. Поместил лист в лоток для бумаг принятых к исполнению.

– Вот и все в порядке?..

– Как будто все… – согласился Джерри.

Астлей вернулся в кабинет, положил в карман револьвер и вышел из посольства.

Вернувшись домой Андрей и Фрол застали дома другого мужчину.

В гостиной Джерри Астлей развлекал барышень. Аленка улыбалась гостью, тот был ответно мил. Таюта сидела на колене англичанина и лопала бутерброд с джемом. Выглядела абсолютно счастливым ребенком.

– Вы зря пришли сюда в мундире да еще и при погонах, – сделал замечание Андрей. – Совершенно скотские времена – я сам хожу в гражданском платье.

И тут же прикусил язык. Сколь бы отвратным не было бы положения, Данилину бы не хотелось расстраивать детей.

Разговор принимал оборот малоприятный, но было ясно: в это время от подобных тем никуда не деться.

Поэтому Аленка вызвала тетю Фросю, чтоб она забрала детей.

– Революция – это ваше внутреннее русское дело. Меня оно, как английского подданного не касается.

– Вы это совершенно зря сказали. Я слышал, на прошлой неделе на Литейном пьяные матросы расстреляли одного офицера с английской подводной лодки.

– Пьяные матросы? Вы не поверите, но меня они тоже останавливали!

Аленка прикрыла лицо в испуге:

– И что они с вами сделали?

Все также лучезарно улыбаясь, Астлей ответил:

– Не они со мной, а я с ними. Сказал, что у меня есть мандат, но вместо него достал револьверы – и перестрелял их всех.

При этом предельно понятно было: он не шутит.

– …Но должен признать: Россия погружается во мрак… – продолжил Джерри.

– Может, обойдется?.. – спросила Аленка.

– Не обойдется…– на чистом рефлексе ответил Андрей.

Ему вспомнилась речь Ленина, услышанная на Финском вокзале.

– Ваш муж прав. Кровь – это тот самый напиток, к которому привыкают скорей всего. Пролитая раз, она требует отмщения и продолжения банкета. Как писал ваш классик… «Русский бунт – бессмысленный и беспощадный?» Впрочем, я пришел вас совсем не запугивать. Андрей, у меня к вам дело. Хотя вашей жене наверняка тоже будет интересно… В Мурманске стоит корабль его Величества «Уриил». Через три дня он разведет пары и уйдет на Эдинбург. Я уполномочен предложить вам каюту на корабле и работу в Англии. Нас очень интересует ваш опыт полетов с аэроносителей. Может, мы бы смогли применить ваш опыт на кораблях.