Андрей часто глядел на карту исчезнувшей империи. Территория, за которую дрались казаки и добровольцы, была совсем крошечной на общем фоне. Может, потому ее большевики до сих пор и не задавили?

Куда солидней выглядела территория, занятая сибирцами, но она была подобна дирижаблю: большую часть объема занимала пустота. Ни тебе людей, ни оружия…

Морской бронепоезд ушел к Царицыну, где, расцепив платформы с дальнобойными орудиями день и ночь бил по «красному Вердену».

«Волхв» же работал как пожарный расчет, затыкая брешь там или сям, поддерживая атаку тут, прикрывая отступление здесь… При этом с поезда сняли почти весь боекомплект: порой на задание уходили имея всего полдюжины осколочных и десяток шрапельных снарядов. Этого бы хватило на минуту другую скоротечного боя.

Постепенно год 1918 скатывался к осени.

Своей роли в этой войне Андрей, признаться не понимал. Вернуться домой? Куда? в Москву или Петроград? Ни тот, ни тот город не был ему, проведшему всю взрослую жизнь в разъездах, родным. Его родина – там, где семья, где жена…

– Ваше Высокоблагородие, Андрей Михайлович, да что вы сидите, кисните?.. Пойдемте с нами на рыбалку?

– Да не рыбак я…

– А вас никто ловить не заставляет. Посидите на солнушке у речечки. А в своей железной коробке еще насидитесь.

«Волхв» стоял на разъезде, ожидая, когда впереди починят мост. Казаки устроили самочинный отпуск, ходили на речку, в лесок за грибами, на бахчу за арбузами – это приятно разнообразило меню. На вольности Андрей смотрел сквозь пальцы: необходимости в муштре не было, а казаки не безобразили, жалоб от крестьян не поступало.

В самом деле: а отчего бы не сходить: не сегодня-завтра мост починят, и снова в бой, на острие атаки… Андрей кивнул и засобирался.

Казаки, освоившиеся в деревне, зашли по дороге к старухе, на соль выменяли баклагу вина, именуемого не иначе как «кислятиной».

– Куда пойдем? – спросил Андрей.

– Да вона, – пояснил казак. – Мимо кабака, к церкви и к реке. Там у нас место со вчера макухой прикормлено.

В этой деревне дорога к Божьему храму начиналась у кабака.

И уж не понять – нарочно ли или не со зла так вышло.

На перекрестке стоял кабачок, мимо него шла дорога прямиком к сельской церквушке. До церкви поворотов не было, а за ней – только кладбище и поля.

И иной грешник, выкушав шкалик, или, положим, косушку мог скоро этот грех замолить. Или же, напротив, идущий с отпевания прихожанин, порой пропускал стаканчик за упокой души. В общем, хоть соседство выглядело и странным, от него выигрывало все мужское население.

Проходя мимо церкви, казаки перекрестились на купол.

Когда дорога пошла вдоль кладбища, Андрей стал вчитываться в имена и даты. Он когда-то слышал, что выросшие возле кладбища живут долго: они привыкли к соседству смерти, к ней относятся спокойней, меньше подвержены треволнениям. Смерть – смертью, но жить надобно.

Крестьяне, похоже, были того же мнения.

Сразу за могилами начиналось поле, где трудились крестьяне.

По этому сухопутному растительному морю горячий южный ветер гнал волны. На жарком южном солнце колосья выцветали чуть не добела.

Андрей сорвал несколько колосьев, размял их в ладони и далее шел, бросая зерно в рот словно семечки.

У зерна отчего-то был вкус молока.

Расположись под кручей у реки степной, извилистой, такой узкой, что сухарем через нее перекинуть можно. Из-под кручи бил ручей с водой просто ледяной, в которую казаки поставили бутылки с вином. Андрей набрал в горсть воды, понюхал ее, ожидая услышать запах гниения – но нет, она была чистой. К тому же, последние дни стояла испепеляющая жара, от которой земля потрескалась, нагрелась вода в реках, и мертвецам, наверное, было жарко в своих могилах. А тут просто ледяная вода. Верно, она била с огромной глубины и разложение к ней не проникло

Пока еще светило солнце, Андрей читал томик Бунина, неизвестно кем оставленный в зале ожидания станции, на которой недавно стоял «Волхв». Проза была красивая, но проникнута чувством собственного превосходства, которое так свойственна была русской интеллигенции, и которое собственно и погубило бунинскую Россию.

Будто прочитав мысли Андрея, около него присел урядник, спросил:

– А вот, прошу прощения, телегент?

Андрей задумался, посмотрел на книгу: отрицать было, пожалуй, бесполезно.

– Скорее да.

– А вот я?.. Как вы думаете – телегент? Я ж почти офицер? И сын у меня дюже грамотный, хотя и малец ишшо… Вот он и говорит, дескать, ты, папка, почти телегент, и я когда выросту – стану им тоже…

– Вероятность этого исключать нельзя…

– А вот мне скажите как на духу: как отличить телегента от босяка?.. Так чтоб сразу, положим в бане?..

– Интеллигент – это тот… – задумался Андрей. – Кто правильно может написать это слово…

Урядник опечалился: так далеко его ученость не заходила. Спросить, как его писать – было стыдно, это значило сразу себя выдать. Ничего, он как-то позже найдет это слово в газете, перепишет его, вызубрит по букве… Станет немного умнее… Но – потом.

Глядя ему вслед, Андрей задумался – нет, безусловно, этот народ небезнадежен. Медленно, но он меняется, становится умнее. Хотя русский народ многолик, наверняка в нем можно найти человека, и даже множество глупых, нелюбопытных, чем и гордых.

Рыбка ловилась – карасики и плотвичка, сазаны и окуни. Ежели попадалась какая-то мелочевка размером меньше ладони, ее отпускали назад в реку. Эта амнистия не касалась окуней, в котел шли все без разбору за свою хищность – настоящую или будущую.

Книгу пришлось отложить по причине сгущающихся сумерек, и Андрей занял место у костра, подбрасывая в огонь ветки – рыбу он не ловил, да у костра меньше жалили здешние беспощадные и голодные комары.

Понемногу пили здешнее вино – оно было некрепким, и сначала его глотали как средство от жажды – пить из ручья Андрей все же не решился.

Уже в сумерках вдруг понял – он уже изрядно захмелел.

Вот в небе Андрей увидел звезду. Вспомнилось: если она первая, то следовало загадать желание. Хотелось быть с семьей – все равно где, в Лондоне ли, в Петербурге, в Новороссийске. Хотя нет, лучше в Лондоне. Там куда спокойней.

Но нет, оглянувшись по сторонам, он увидел, что вокруг горят другие звезды, даже более яркие, чем первая замеченная им. С желанием стоило бы повременить: Андрей приложился к баклажке, сделал глубокий глоток.

Вот ковш Большой Медведицы – семь звезд. Странная звезда светила там, где ручка сходилась с ковшом… Как же она называется… Нет, не вспомнить. Какая она странная: ее видно, только когда смотреть мимо…

Она будет светить еще долго, после того, как умрет Андрей, Фрол, ребенок Фрола, если таковой будет или внук… Андрей ляжет в землю, череп лишится плоти, а жизнь продолжится, все также будут течь реки, шуметь пшеничные поля…

Верно, это кладбище на круче было бы хорошим местом для финального отдохновения… В хмельном мозгу мелькнула совершенно посторонняя мысль: Может ли быть вещим сон, приснившийся во сне?

Эта шутка показал Андрею остроумной, он вскинул голову и засмеялся. И вдруг увидел на небе новый огонь. Ровно посреди ковша горела звезда даже более яркая, нежели окружающие. Она летела быстро, причем явно не падала, не теряла высоты.

– Эй, глядите, глядите! – позвал Андрей казаков.

– И чего тут? – удивился один. – Оно все время тут летает. Рейсовый, что поезд…

Оказывается, они ее наблюдали каждый день, когда ходили на рыбалку. Куда она летела, зачем? Если та звезда – Полярная, то полет шел откуда-то со стороны Минска куда-то к Тегерану… Странный маршрут.

Но буквально за минуту огонек пересек весь небосклон и скрылся за холмами…

Рыбалка сошла на нет – рыба клевать перестала и уходила на сон в свои водяные квартиры.

Сели ужинать и пить вино.

Где-то далеко почти подряд громыхнуло сразу несколько взрывов.