– Это можно, – согласился Гросс. – Что ставишь?

Тимур ухмыльнулся:

– Ох, и жук ты, смотрящий! Я и так четыре пайки должен. Куда тебе – голодаешь, что ли? Можно же для удовольствия играть.

– Для удовольствия бабу будешь тискать, а игра – для выигрыша. Если не собираешься выигрывать, зачем вообще начинать? – наставительно проворчал старик. – Садись, чего выторчался?

Тимур послушно устроился на расстеленных шкурах, скрестил ноги и принялся расставлять резные фигурки. Гросс с кряхтением поднялся с лежанки и сел с другой стороны доски.

Дряхлеет смотрящий, в который раз подумал Тимур. Скоро останется братва без начальника. Ох, что будет… Большая драка, вот что будет. И если победит в ней не тот человек, хана тебе, старик. Как есть хана. Не простит новый лидер старого фаворита. Дураку понятно – каждый царек первым делом своих людей подтягивает во власть.

– Смотри веселей, снегожоркин хрен! – рявкнул Гросс. – Рано слезу точить – поживем еще.

Сверхъестественная проницательность смотрящего давно уже не удивляла Тимура. Он только улыбнулся в ответ:

– Все-то ты, Гросс, видишь.

– Потому и жив еще, – кивнул старик.

И он тоже был еще жив. Спустя долгих пять лет по местным меркам. А по земным… Он уже давно не пытался считать.

Казалось, чего уж проще – замерзнуть окончательно и покончить со всем разом. Но не тут-то было. Он тогда проснулся в полной темноте и не сразу понял, где находится. Темно, тепло, уютно. Покрутил головой, в лицо хлынула волна колючего холода. Тимур попытался вскочить, но со всех сторон окружало тяжелое, мягкое.

Тогда он, рыча от злости, принялся орудовать руками, откапывая путь на свободу. И, вынырнув из поглотившего его сугроба, едва не ослеп. Насколько хватало глаз, вокруг простиралась холмистая снежная равнина. Местные солнца, удобно расположившись с двух сторон чистого небосвода, заливали ее ослепительным голубым светом.

Кое-как проморгавшись – пришлось снять рукавицы и периодически оттаивать слипающиеся ресницы – Тимур сообразил, что все еще находится на Фригории, а вовсе не попал в ад, как решил в первый момент. Для ада тут было слишком уж безлюдно. Насколько Тимур знал людей, в нем давно уже должна стоять длиннющая очередь на вход.

– Значит так? – пробормотал он растерянно. – И что теперь? Это мне что же – дальше жить, что ли?

Он еще какое-то время постоял, вертя головой и пытаясь определить, в каком направлении находятся сектора. Ни одного маячка в пределах видимости. Да если бы они и были, разве разглядишь в такой солнечный день. Ладно, красивого финала не получилось, мрачно подумал Тимур. Будем трепыхаться дальше. А все-таки интересно, почему я не помер? Последняя порция оказалась больше, чем я думал? Да нет, чепуха. Сколько прошло с момента приема лекарства? Сутки? Это если не считать неделю, которые я сосулькой валялся… Стоп! А не в этом ли дело?

Отчаявшись найти знакомые ориентиры, он прикинул направление по светилам и зашагал, продолжая рассуждать на ходу.

Что такое синие сосульки, никто не знает. Даже неизвестно – растения это или что-то другое. А следовательно, никто не может знать, каким образом они действуют на организм человека. Например, могла ли съеденная сосулька вылечить одного глупого журналиста от холодовой аллергии? Почему нет. Недаром на Земле до сих пор существует великое множество всяческих методов лечения, которые официальная медицина считает шарлатанством, а люди – чудом. Та же гомеопатия – подобное лечится подобным, не так ли? Тогда почему сильнейший холодовой шок, превращение человека в ледяную статую не может сделать его невосприимчивым к холоду. Собирался честно помереть, а вместо этого стал здоровее, чем был.

Хорошая логическая цепочка, сказал он себе. Вот только вопрос на миллион кредитов: каторга существует не первый год, обычай жрать сосульки возник не вчера, так почему до сих пор никто из прошедших испытание не обнаружил в себе каких-то особенностей? Если ты, аллергик, вылечился, то обычный человек должен стать… ну, кем-то вроде супермена, способного голышом бегать по этой проклятой богом планетке.

Так потихоньку он и добрался до бараков, чтобы начать жизнь в новом статусе.

Позже, в частной беседе с Гроссом он обмолвился о сосульках. Мол, какой материал пропадает. Провести бы серьезные исследования, набрать добровольцев. Написать статью "Синие кристаллы как панацея от…" От чего? Ну, вот и выяснили бы отчего.

Гросс глянул как на убогого. "Не о том думаешь, Жмур. Кому тут нужны твои исследования?" – "А как же твоя проницательность? – поинтересовался Тимур. – Разве это не результат крещения синей сосулькой? Не самый плохой обмен – рука на проницательность". "Нет в сосульках этих ничего такого, – отрезал Гросс. – Никто еще в снежного человека на Фригории не превратился, а если один болезный журналист проапгрейдился до общего уровня, так что в этом особенного? Повезло тебе, я так думаю. Вместо того чтобы ерундой маяться, лучше бы придумал, как свалить из этой проклятой дыры".

Тема побега регулярно фигурировала в их разговорах с Гроссом. Но со временем жизнь мало-помалу устаканилась, и это скорее превратилось в привычку. Подобно тому как в уме Ларин продолжал писать очерки о тех, кто прозябал на Фригории рядом с ним. По крупицам собирал информацию об их прошлом – вспоминать о Земле здесь было не принято. Бесплодное занятие, позволявшее скоротать дни и разнообразить монотонную постоянную борьбу за выживание. Тимур давно распростился с надеждой использовать эту информацию в будущем.

Зима добила его. Перепрошила мозг, так чтобы и думать забыл про творчество и счастье. В какой-то момент Тимур обнаружил, что разучился улыбаться – мышцы просто отказывались работать таким образом. Хмурая складка между бровей – вот это было привычно. На Фригории пришлось делать много такого, о чем и помыслить было невозможно в прошлой, благополучной жизни. Единственная черта, через которую он так и не переступил – каннибализм. Лучше уж сдохнуть, чем прикоснуться к человеческой плоти, которая была в ходу у некоторых каторжан. Разбрасываться органикой здесь считалось непозволительной роскошью. Принять он это не мог, хотя умом, конечно, понимал.

"Если припрет, все что угодно жрать начнешь, – сказал ему на это Гросс. – Главное, никогда не сдаваться. Даже если это противоречит здравому смыслу, даже если ты слабее. Сдался – ты труп".

Смотрящий интересовал его больше, чем все каторжники вместе взятые. Тимур считал Гросса в некотором роде товарищем по несчастью. Он, как и Ларин, загремел на Фригорию не за разбой или убийство, а за убеждения. С аутерами у него тоже были свои счеты.

К началу эры снеговиков Гросс находился на пике карьеры. В той жизни он был профессиональным игроком. Игра была его единственным и главным занятием, приносящим деньги и независимость.

Еще в детстве один из многочисленных ухажеров его матери показал Гроссу пару карточных фокусов и подарил новенькую блестящую колоду, чтобы малец не вертелся под ногами. Мальчишка часами сидел над картами, оттачивая технику. К четырнадцати годам он не только виртуозно показывал классические фокусы, но и придумал несколько своих. Шансов разгадать фокус не оставлял никому. Карты летали в его руках настолько быстро, что он с легкостью обводил вокруг пальца даже самых опытных игроков. Свою взрослую жизнь он начал с работы крупье в казино.

Увидел, как играют в бридж, и загорелся. Сперва учился сам, по книжкам, затем решил найти учителя. Упорства Гроссу было не занимать. Целый месяц по пятам ходил за чемпионом Европы по бриджу. Выстаивал под окнами. Готов был исполнить любую услугу. "Брось, – говорил мастер. – Это тебе не фокусы показывать. Тут нужно думать стратегически". Но через полгода впервые похвалил. Игра приносила колоссальное удовольствие и деньги. Как только Гросс стал выигрывать больше, чем зарабатывал в казино, он ушел с работы. Гросс был молод и бесшабашен. Легких денег вдруг оказалось не просто много, а немерено. Казалось, они никогда не закончатся. Гросс тратил их бездумно, и оттого временами жил как Крез, а временами не хватало даже на еду.