– Нет, – покачала головой Ра. – Это всего лишь инстинкты. В этой ипостаси он неразумен. Всего лишь хранилище информации, накопленной его телами. В том числе и генетической.

Нити уйога, удовлетворив любопытство, вернулись в привычное состояние покоя.

– Как же он размножается?

– Это и мозг и матка одновременно. Его тела приходят сюда время от времени, чтобы обменяться информацией и генетическим материалом. Они являются одновременно и сиблингами, и родителями.

Ра указала на край бассейна, где слизистая масса больше походила на скопление прозрачных пленок, которые набухали, образуя шарообразные наросты: от мелких, с ноготь мизинца, до более крупных, размером с баскетбольный мяч.

– Здесь зарождаются его тела. Если "отпрыски" не будут приходить на протяжении какого-то времени, он поймет, что пора вырастить новых. И похоже, что он уже готов к этому. Но есть и второй способ размножения. Иногда в уйога появляются неразрешимые противоречия, с которыми невозможно жить. Люди в таких случаях кончают жизнь самоубийством. Уйога раздваивается, и каждый из них выбирает свой собственный путь.

– Удобно, – Риф запустил руки в лохматые волосы, сжал голову. – Поэтому ты говорила, что его практически нельзя уничтожить?

– Если останется хотя бы одна клетка, он всегда сможет полностью восстановиться, включая опыт и знания, – кивнула Ра.- Конечно, понадобится много времени, но для уйога это не проблема.

– Выходит, скоро здесь снова появятся аутеры, которые будут помнить о том, что мы сделали?

– Только в том случае, если старые тела уйога успели поделиться этой информацией.

– И что же нам теперь делать?

– Самсох, гхол… – просипело в тумане.

Риф подскочил от неожиданности и принялся оглядываться.

– Ты слышала?

Ра кивнула. Придушенный голос звучал жутко и отвратительно, словно начинающий музыкант пытался извлечь звук из испорченной волынки.

– Кто здесь?

Тяжелое дыхание и кашляющие звуки: сохр… гхол…

– Держись за мной, – прошептал Риф и сделал несколько осторожных шагов в ту сторону, откуда раздался голос.

Там находился еще один резервуар, поменьше. В гелеобразной жидкости плавало обнаженное человеческое тело, опутанное трубками. Лысая голова, раздувшийся до безобразия торс, тонкие руки и ноги, на которых шишками выделялись суставы. Рыхлая молочная белая кожа облезала клочьями с обезображенного тела, когда-то принадлежавшего мужчине.

Существо заметило их.

– Сам… сох… хр… – тело задергалось как марионетка. – Прех… гхол…

Ра поняла, что то, что она приняла вначале за трубки, было частью этого самого существа. Прозрачные сосуды пронизывали тело насквозь, выходили сквозь естественные отверстия и прорывались сквозь кожу.

– Ему нужно помочь.

– Ему уже никто не поможет, – зло сказал Риф и потащил ее прочь от резервуара. – Вот что твое хваленое совершенство делает с людьми. Пожирает.

– Само-сох-ране-ние, – прокашляло существо.

Риф остановился как вкопанный.

– Ты слышал? Он говорит! Он еще живой, – воскликнула Ра.

– Радушка, беги! Какой же я идиот! Я… касался его. Я мог заразиться спорами. Прости меня, милая. Прости!

Такого понятия у нзунге тоже не было.

Ра хотела сказать, что ему ничего не грозит. Уйога не размножаются спорами. Но вдруг она поняла – человек отпускает нзунге. Он больше не хочет быть рядом, но не может в этом признаться даже самому себе. Это было неправильно, но так по-человечески.

– Уходи! – крикнул Риф и пошел обратно к резервуару.

Ра бросилась к пространнику, дрожащими от холода пальцами набрала код.

Позади, в тумане, плыл голос.

– Само-сох-ране-ние прех-выше все-гхо, гхо-луба-а-а!

ПРИНЦИП 9

В случае нанесения ущерба, виновный должен возместить убытки потерпевшей стороне.

Слон счастливо ворчал, что жара это совершенно ненормально, и вообще, человек для жары не создан, когда холодно, всегда одеться можно, а кожу с себя не снимешь…

– Не угодишь тебе. Небось, на Фригории душу бы продал за это солнышко, – хмыкнул Тимур и в очередной раз огляделся. Хвоста не было.

На это Слон моментально возразил, что все хорошо в меру. Одно дело погреться, позагорать, и совсем другое – когда охреневший шар шпарит как перегретая конфорка, совершенно не думая, что реальные пацаны вот-вот в сушеную снегожорину превратятся от таких температур.

Закатанные рукава и штанины спецухи делали амбала похожим на нелепого младенца. А нескончаемый поток ругательств заставлял Тимура почувствовать себя персонажем мульт-вирта для взрослых.

Впрочем, редкие прохожие не обращали внимания ни на Слона, на на двух его спутников, выделявшихся своей бледностью на фоне бронзовокожих местных жителей. Да и называть прохожими тех, кто встретился бывшим каторжникам в первые часы пребывания на Земле, язык не поворачивался. Почти все они сидели, развалившись на мягких скамейках, часто расставленных вдоль улиц. Тимур попытался вспомнить – было ли пятнадцать лет назад в городе столько скамеек. И не смог. Он вообще почти ничего не помнил из той, докаторжной жизни. Лишь общее ощущение суеты, благополучия и сытости. Не удавалось вызвать из тумана забвения и лица родителей, что было особенно обидно. От отца вообще остался только голос. Вместо мамы упорно всплывал образ Рады – нынешней, усохшей до прозрачности, но с прежними глазами ребенка.

Тимур искал ее взглядом в толпе задохликов в синих прожилках, которых Риф вывел из укрытия, когда схлынула волна беглых каторжников, но не нашел. Наверное, как всегда, заботится о ком-то из "несчастненьких". С нее, чокнутой, станется.

– С ними что теперь делать? – спросил старший брат.

Тимур пожал плечами и двинулся к пространнику. Ему больше не нужно думать за других. Пусть сами разбираются как хотят. Фуду их обеспечили, а что дальше – ему плевать. Братец так и стоял неподвижно в окружении бесполых существ. Такой же пришибленный, как эти бородавчатые.

– Погоди, Тимурка, – крикнул ему вслед старший. – Мне нужно тебе кое-что

показать.

– Времени нет, – отрезал он. – Надо выбираться отсюда поскорее, пока побег не обнаружили. Ты бы поторопил Раду.

Риф отчего-то смутился, отвел глаза.

– Я еще побуду здесь… какое-то время. Хочу осмотреть тут все. Когда еще такая возможность представится?

– Как знаешь, брат. Другого случая может и не представиться.

– Спасибо тебе за все, Тимурка.

Они пожали друг другу руки. Риф задержал его ладонь и нацепил на запястье узкий браслет интенсивно-красного цвета.

– На хрена мне нерабочий напульсник? – спросил Тимур, вспомнив, что уже видел такие.

– Это не напульсник. Индивидуальный пространник. Билет в один конец до Марса. Вдруг захочешь вернуться.

– Одноразовый портал? – Тимур недоверчиво покачал головой. – Нерационально.

– Не одноразовый, просто автоматический без управления. Маршрут-то один, чего там управлять. Активизировал, прокинул проход с любого места и все. Браслет надевается один раз. Если нарушить целостность, он дезактивируется, понял? Надеюсь, еще увидимся.

Тимур зябко поежился. Тучка, что ли, налетела? Дрожал над асфальтом раскаленный воздух, и вяло трепыхались скрученные в трубочки листья на редких деревьях. Над головами по-прежнему расстилалось ослепительно-синее небо. В бездонной лазури вспыхивали сполохи, напоминающие северное сияние. Тимур остановился, разглядывая невиданное явление. Аутерские примочки или кто-то выкупил воздушное пространство, чтобы транслировать свою рекламу на весь мир? Разноцветные линии не желали складываться ни в изображение, ни в текст. Может, чтобы считать информацию, нужен какой-то гаджет в мозгу? Местные жители на иллюминацию в небе внимания не обращали. За годы каторги ты безнадежно отстал, старик, сказал он себе и в очередной раз воровато оглянулся. Не заметив слежки, запихнул поглубже проснувшуюся паранойю.