Следом за ней выбежала Надя с маянезной банкой бронзового цвета.

— Ты куда? — спросила она с испугом.

— Прости, я понимаю, что ты меня в гости пригласила, но… я не могу! Этот запах!

— Я же говорила, что у меня дома некрасиво, — ответила девочка, опуская глаза. — Понимаешь… Папа пьет, никакие врачи ему помочь не могут. Он сам эту бражку делает и выпивает ее, пока она еще бродит… Мама тоже часто с ним пьет. Это чтобы он ее не бил… Он когда не спит, напившись, он все ломает, и нас бьет…

— Почему вы не бросите его? — изумилась Лера.

— И куда нам идти? Квартира то его. И денег нет…

— Послушай, но так нельзя. — Валерия была смущена и возмущена одновременно. — Тебе же столько всего надо! Я не только про одежду, а вообще, знаешь… про гигиену… О, Боже! Ты ведь хотела, наверное, чтобы кто-то это увидел, да? Чтобы стало ясно, почему ты ходишь замызганная и всегда в одном и том же?

— Нет, я хотела дать тебе краску, — ответила Надя, не поднимая глаз.

Лере достала свои три рубля.

— Я за эти деньги все равно бы ничего не купила…

— Нет, не надо, — замахала руками Надя.

— Эта краска стоит дороже! — настаивала Валерия. — Тебе за нее еще и влетит…

— Не влетит, он ее все равно пропьет. Забирай и сделай что-то красивое…

— Я не могу взять просто так…

— Можешь! Я дарю.

— Послушай, — вздохнула Лера, понимая, что масло, которым собиралась потчевать ее одноклассница, — настоящая редкость и праздник в доме, девочка явно жила впроголодь. — Меня родители приучили — ничего не брать просто так. Я же никогда ничего тебе не дарила, верно? А теперь дарю тебе деньги, ты сама купишь, что нужно. Идет?

Девочка замерла в нерешительности.

— Три рубля — это слишком много для подарка, — сказала она. — Но, знаешь, — ее глаза внезапно загорелись, — может только восемнадцать копеек? Я видела в магазине лак для ногтей за восемнадцать копеек — красный такой, красивый! Ну и еще помада за шестьдесят копеек.

— Помада стоит шестьдесят копеек? — Лера непроизвольно вытаращила глаза.

— Ну да, там есть еще за рубль двадцать, но это слишком дорого…

— Это то, что ты хотела бы в подарок? — спросила Валерия с удивлением. — Помаду и лак? Но куда бы ты красилась? В школу нельзя…

— Я же когда-то ее закончу, — пожала плечами Надя. Она даже не догадывалась, насколько выглядит глупо. Такие вот мечты!

— Тогда и купишь, — заметила Лера.

— А если не на что будет?

«Несчастный ребенок! И это я тут психую? Она хочет того же, что все — выглядеть красиво. Думает, помада поможет. И хорошо, если хватит ума воображать дома перед зеркалом, а если попрется так на улицу, еще лучше — в школу? Все равно как утке обмазать себя сметаной, завернуться в тесто и залезть в духовку!»

— А знаешь, что еще можно купить? — подсказала Валерия. — Пирожков!

— Ну ты даешь! — Надя резко засмеялась. — Это много пирожков! Я лопну!

— А ты сразу столько не покупай, — ответила Лера. — По два-три каждый день.

— Хм-м… Ты права! — воскликнула Надя. — В школе! Во время обеда.

Было видно, что ей уже не терпится получить поскорее свои деньги.

Лера отдала ей три свернутые вместе купюры и девочка жадно выхватила их холодной и неприятной на прикосновение рукой.

— Жаль только, что ботинки за три рубля не купишь, — пробормотала Надя с тихой досадой.

Лера взглянула на ее ноги. Сразу стало все ясно. Чертовски истертые и поцарапанные башмаки напомнили ей персонажей Диккенса. Судя по всему, они невынсимо жали ей, потому что пальцы, казалось, вот-вот прорвутся сквозь жесткий дермантин. Очевидно причиняют немало мучений при ходьбе.

— Это, — Лера с трудом нашла слова от потрясения, — это разве единственные твои ботинки?

— Немного старые, — вздохнула Надя.

«Немного?!! — воскликнула про себя Лера. — Мне бы твой оптимизм, милая!»

— Знаешь, — спохватилась она. — А ведь краска то и стоит, как ботинки!

— Правда, что ль? — Надя смотрела с недоверием. — Неет, ботинки очень дорого стоят…

— Я точно знаю! И вот что думаю. Я добавлю сюда ботинки, которые не ношу. У тебя размер, вижу, чуть меньше моего, а я из них выросла, так что тебе как раз будут в пору.

— Но их же может носить твоя младшая сестра, — удивилась Надя.

— У меня нет сестры.

— А двоюродная?

— Мои двоюродные сестры уже после школы.

— Ну все равно их можно продать…

— Я хочу их тебе отдать! — Голос Леры стал жестким, как и всегда, если кто-нибудь начинал с ней спорить.

— А твои родители…

— Ну хватит! — Лера постаралась унять командный тон, чтобы не обидеть ее. — Ботинки валяются на антресолях, пусть служат по назначению.

— А какие они? — Нето задумалась, нето замечталась девушка.

Лера устало вздохнула:

— Увидишь…

Она поспешила домой.

Просто не верится, что Надя была отличницей, оставаясь при этом настолько глупой в тех вопросах, которые для любого ее сверстника — плевое дело. В другой жизни Лера ни за что не захотела бы иметь с ней дело. Но девчонка не умела общаться и от того казалась дикой. Она не знала, что такое внимание, кроме того, что доставалось ей в школе. Родители Нади — настоящие деграданты! Они виноваты во всем — начиная ее извечным голодом, ролью жертвы и заканчивая самоубийством!

Она шла по городу, всячески пытаясь сконцентрироваться на окружающем. Все другое — не так, как в ее памяти. Тогда Валерия смотрела на мир еще детскими глазами.

И тело странно на все реагирует. Даже на дуновение ветра. Кожа такая чувствительная — рехнуться можно! Гормоны? Как же получилось, что в голове сохранился возраст, а тело снова юное — со всеми этими бурями внутри?..

Краска, к ее великому изумлению и потехе, превзошла все возможные ожидания.

Пуговицы Лера изъяла со старого детского жакета, — нашла его еще утром на антресолях, собственно, с этой целью и перевернула едва ли не всю квартиру. Тогда то и обнаружила старые ботинки, про которые говорила Наде.

Для ремня срезала двойную шлейку с маминой старой сумки в кладовке, — она оторвалась на месте крепления, из-за чего в сумке теперь хранились газеты.

Уже готовые «хэнд-мейды» сохли на балконе, когда пришла мать.

— Вы с отцом ужинали? — спросила она с порога.

«Вот черт! — опомнилась Валерия. — Я бы и заглянуть к нему не посмела!»

— Мы тебя ждали, — выкрутилась она, хватая из рук матери сумки с продуктами и волоча их к холодильнику.

— Осторожно, — прикрикнула мать, — яйца побьешь! Понеслась, как у черта на рогах!

Позже, помогая маме готовить, она рассказала про ужас, который застигла в квартире у одноклассницы, и про то, что собирается отдать Наде свои ботинки.

Мама покачала головой:

— Люди живут, как животные. Трудности знакомы всем, но если человек опускает руки, прекращает бороться — хорошего не жди. И больше всего страдают дети! Конечно, отнеси ей ботинки… Но зачем ты брала у нее краску?

Валерия поделилась идеей по обновлению блузки.

Мать удивилась:

— А чем тебе не нравилось, что было?

— Тем, что это массовое производство.

— И что? Где-то журналов уже насмотрелась?

— Долго объяснять…

— И при чем здесь золотые пуговицы? — продолжала мать, чистя картошку. — И свои были хороши. И тогла уж почему не черные, розовые или еще какие-нибудь?

Лера не ответила, желая замять тему, чувствуя себя как на экзамене. Разговоры с матерью о моде никогда не были популярными. И заканчивались спорами. Даже если весь мир был готов признать Валерию Черноус как талантливого дизайнера, если армии модников боготворили бы ее идеи, мать все равно не признала бы и не поняла того, что она делает.

— Мода, мама, помогает самовыражаться, то есть выделяться из толпы. Именно поэтому, любая вещь, что становится достоянием массы, мгновенно перестает быть модной. Белое с золотым — это способ самовыражения для нынешнего года, одна из тенденций восьмидесятых. Через 25 лет, кстати, это сочетание снова будет модным, разве что силуэты будут несколько…