В ауле среди кабардинцев жил бывший директор школы Василий Захарович. Он же — преподаватель немецкого языка. В аул он приехал давным-давно, с первого дня открытия школы. Его любили, да и он чувствовал себя в ауле, как в русской деревне. Знал немного кабардинский язык и, будь он помоложе, верно, выучил бы его как следует. Семьи у него не было, и все свободное время он отдавал ребятам. Его видели и на спортплощадке, и на школьном опытном участке, и на репетициях школьной самодеятельности. Директора Василия Захаровича знал весь район, и все при случае говорили о нем только слова благодарности. То он придумал практику на кирпичном заводе и целых два месяца вместе с учениками старших классов месил глину, формовал кирпич-сырец, таскал из сушилки в траншейную печь. Кроме того, оказалось, что он все время откладывал деньги на сберкнижку, а потом, когда накопилось, повез на эти сбережения сорок лучших учеников в Москву на экскурсию! Об этом даже писали в газетах и говорили по радио.

Немцам понадобился переводчик. Вспомнили о Василии Захаровиче и послали за ним. Старика подняли с постели, он отлеживался после сердечного приступа. В управе он стал отказываться от должности переводчика. Рьяные немецкие прислужники решили попугать старика. Один из них выхватил пистолет и выстрелил в потолок. Старик покачнулся, осел и замертво рухнул на пол.

Весь аул собрался хоронить учителя. Кто-то сообразил, что надо бы его похоронить в гробу. Но где возьмешь гроб, если кабардинцы своих умерших просто заворачивают в саван. Гроб можно было бы достать в Нальчике, но для поездки в город нужен специальный пропуск, иначе контроль на мосту не пропустит, да еще и задержит. Старики попросили Сентраля:

— Ты служишь у немцев, тебе везде дорога открыта. Съезди в Нальчик, привези гроб. Когда делили колхозное имущество, ты получил арбу и пару волов, хотя сам в колхоз ничего не сдавал. Если привезешь гроб, получишь за это костюм покойного.

Сентраль видел этот костюм. Учитель купил его в Москве, когда возил детей на экскурсию. Хороший костюм, новый. За такой костюм можно привезти и два гроба.

В Нальчике, купив гроб, Сентраль продал золотую коронку (а их у него было немало со времени тех массовых похорон) и достал водки. Одну бутылку он выпил в городе, а другую — выехав из города.

Волы брели медленно. Сентралю захотелось спать. Недолго думая, он улегся в гроб, надеясь, что волы сами найдут дорогу домой. А до контрольного пункта он проспится.

После осенних и зимних дождей дорога была разъезжена и ухабиста. Колеса вязли по ступицу. Напрасно гудели шоферы. Волы не обращали внимания на гудки, а Сентраль тем более. Водители высовывались из кабин, собираясь обрушить потоки брани на задремавшего возницу, но, увидев на арбе только гроб с покойником, чертыхались и кое-как, рискуя свалиться в кювет, объезжали странную подводу.

Между тем Сентраль, лежа в гробу, видел плохие сны. Представлялись вдовы-пенсионерки, которых он, бывало, обсчитывал. Они набрасывались на Сентраля, вязали его и тащили на расправу к Мисосту, а Мисост распоряжался отправить Сентраля на фронт. Но женщины снова подхватывали связанного почтальона и волокли его на кладбище. Тут к женщинам присоединялись и старики. Сентраль не мешал им — пусть тащат. Когда донесут до могилы, Сентраль крикнет, все перепугаются и разбегутся.

Так ехала себе арба, и Сентраль видел кошмарные сны, и все было бы ничего, но неизвестно, на каком участке пути кто-то остановил арбу и написал на гробу из озорства «Подарок Гитлеру». Позже, когда разглядывали, догадались, что писали облущенной сердцевиной кукурузного початка, окуная его в колесную мазь. Эта шутка могла бы оказаться безобидной, если бы арбе не предстояло ехать через контрольно-пропускной пункт на мосту.

Потом гадали, в каком месте пути и кто мог это написать. Решили, что это случилось там, где дорога пересекает кукурузное поле. Все ходят туда собирать початки. Кто-нибудь из таких сборщиков остановил арбу, увидел пьяного полицая в гробу и подшутил. Больше всего «по почерку» похоже было на Апчару. Но ее давно никто не видел в ауле, никто не знал, где она.

Шутка оказалась для Сентраля роковой. Волы притащили его в конце концов к пропускному пункту. Немец-часовой, увидев гроб, поднял шлагбаум. Если бы волы сразу тронулись, все обошлось бы благополучно. Но волы не трогались, дожидаясь окрика своего хозяина. Немец тоже не догадался их понукнуть. Тем временем из будки вышел ефрейтор. Он умел читать по-русски и прочитал надпись. Доложили начальнику караула. Случившиеся прохожие окружили арбу. Подошли еще несколько немецких солдат. Ефрейтор хотел вытащить из гроба пьяного Сентраля и привести его в чувство, но начальник караула велел накрыть гроб крышкой и забить гвоздями. Может быть, и то сошло бы и кончилось смехом, но когда Сентраль, проснувшийся от стука молотка, начал орать и колотиться в своем плену, кто-то из немцев провел по гробу автоматной очередью, и стало тихо.

Волы сами пришли к воротам Сентраля. Аульцы, собравшиеся хоронить учителя, потеряли надежду его дождаться. Они знали пристрастие Сентраля к водке и подумали, что он в городе запил. Хоронить учителя решили по кабардинскому обычаю — в саване. Все было готово к похоронам. Но тут мальчишки доложили, что Сентраль привез гроб. Сначала послали людей, чтобы поторопить Сентраля, потом послали людей, чтобы поторопить посланных. Но когда пригнали арбу к школе, где лежал прах учителя, то все увидели, что арба в крови, а в гробу лежит мертвый Сентраль. Пришлось покойников поменять местами. Учителя положили в гроб, а Сентраля — в саван.

Мисост ломал голову: как же это все могло произойти. Верный человек в гробу, гроб прострелен, а на гробе надпись: «Подарок Гитлеру». Голова у бургомистра шла кругом. Хорошо, если на этом все кончится. Не усомнились бы немцы в его верноподданнических чувствах. Кроме того, кем-то надо заменить Сентраля. Лучше всего для этого подходил Питу Гергов. Конечно, если бы аллах был до конца справедлив, он сначала должен был исправить горб Гергова той самой могилой, в которую угодил Сентраль. Так думал Мисост. Но делать было нечего, Питу Гергов стал полицаем. Первое, что сделал Питу в новой должности, рассказал Мисосту, как по-писаному, ход событий. За то, что Сентраль напился, теперь с него не спросишь, — рассуждал дальше Питу, — за то, что немцы… с них тоже не спросишь. А вот кто написал… надо найти. Больше всего похоже на Апчару. Где она?

Рано утром с автоматом на плече Питу подошел к воротам Хабибы. Он не палил из автомата, как это делал в свое время Сентраль. Он даже во двор не заходил. Хабиба вышла сама на лай собаки.

Питу заговорил ласковым, вкрадчивым голосом.

— Хабиба, свет моих глаз! Просит тебя прийти мой тет, чей лик сам аллах вылепил из луны, а его самого вознес выше гор, просит тебя прийти Мисост, пусть его головная боль перейдет ко мне. Бургомистр хочет, чтобы ты бросила пучок света ему в очи…

Трудно было понять, шутит Питу или хвалит бургомистра всерьез.

Хабиба через плетень заговорила на своем собственном языке:

— Пусть его очи выклюет черный ворон. Разве из луны его лик? На его лице не кожа. На нем жестянка от ржавой консервной банки. Краска стыда не пробивает ее. Копыта свиньи чище, чем его лицо…

Питу с перепугу замахал руками, словно хотел взлететь в небо.

— Замолчи. Пусть твой рот, что произносит эти слова, будет полон шоколадом. Только молчи. Молчи. Загубишь себя… Мисост, да пошлет ему аллах долголетие слона, не переносит хулы. Молчи. Тебя зовет сам бургомистр. — Питу не мог выговорить мудреное слово и произносил его на кабардинский лад: стукмистр.

— Стук-мистр! Подумаешь, наместник Гитлера! В шубе всех должностей ходил Мисост, ни одна одежда не была ему впору. Может быть, гитлеровский наряд пойдет ему больше…

— Большевистская мать! — Питу повысил голос, чтобы заставить Хабибу говорить о Мисосте почтительно или вовсе замолчать. — Услышит кто-нибудь твои непристойности. Бургомистр не простит. Клянусь аллахом, он заполнит твой рот не шоколадом, он накормит тебя перцем. С кровью выплюнешь последние зубы. Ты думаешь, я пришел слушать болтовню? Я с тобой разговариваю по старой памяти. Мне велено не болтать, а доставить тебя и твою дочь Апчару. Ее комсомольская рука начертала на гробе: «Подарок Гитлеру». Два слова стоили жизни невинного человека. Мисост разузнал, кто тут замешан, кто подстроил злое дело… Где Апчара?