Летом сорок второго года Гитлер замышлял две связанные между собой операции: захват Сталинграда и наступление на Кавказ. Фашистские войска должны были, взяв Сталинград, вдоль Волги, а потом и Каспия двинуться к Дербенту и Баку. Однако после падения «ворот Кавказа» — Ростова-на-Дону было решено, что серьезного сопротивления гитлеровцы больше не встретят. Поэтому часть немецких войск осталась на Сталинградском направлении (ею командовал известный генерал Паулюс), другая же, во главе с генералом Клейстом, повернула к Грозному. Фашисты стремились быстрей завладеть нефтяными промыслами Грозного и Майкопа. Диверсионным группам надлежало способствовать успеху Клейста. По приказу генштаба учебный центр, готовивший шпионов, принялся усиленно вербовать людей. Перешерстили все концлагеря, пока не набрали нужное количество кавказцев. За подготовкой шпионских групп следили чуть не на самом верху.

Глубокой ночью Каскула и его товарищей привезли на аэродром, где их ждали специальные самолеты.

Перед самым вылетом неожиданно поступило распоряжение — с первым рейсом на «Хейнкеле» отправить троих, чтобы к следующей ночи, то есть через сутки, они подготовили место для высадки всей группы. Обстановка на фронте менялась с катастрофической быстротой. Видимо, рисковать уже было нельзя; диверсионная группа должна была высадиться наверняка. Перед тридцатью пятью представителями самых разных кавказских национальностей ставилась важная в масштабе всего фронта задача — поднять восстание среди горцев, взорвать мосты, завладеть перевалами и тем самым расстроить наступательные планы Красной Армии.

Обер-лейтенант, руководитель группы, был напряжен и сосредоточен.

— Ты пойдешь первым. Кого возьмешь с собой? — обратился он к Каскулу.

— Все равно.

— Как это «все равно»? Надо отобрать храбрых и дисциплинированных! — Эсэсовец оглядел своих питомцев, ткнул пальцем в усатого. — Выходи! Становись рядом. — Затем выбор его пал на длинного, белобрысого, но хилого и потому почти задавленного непомерным грузом парня. — Остальные — кругом!

В полутемной комнате осталось трое диверсантов и руководитель, от которого им предстояло получить подробные инструкции.

Их погрузили в небольшой темный самолет. Холодно в нем было, как в ледяной пещере. Сиденья вдоль бортов казались узкими и неудобными. Каждого навьючили — что там ишак в горах! Сзади — парашют, спереди вещмешок подпирает подбородок, автомат, гранаты… Лететь часа два, а то и три. Значит, к месту выброски самолет прибудет едва не на рассвете. Хорошо бы не было тумана. Обычно, правда, в это время года в предгорьях устанавливается ясная погода. Но на аэродроме дул пронизывающий ветер, снег колол и обжигал лицо.

Пилоты переговаривались между собой:

— Проверим готовность. Рычаг шасси?

— Норма.

— Закрылки?

— Порядок.

— Рычаг регулятора смеси?

— Выключен.

— Подогрев карбюратора?

— Норма.

— Противообледенитель?

— В порядке.

«Сколько делает в час «Хейнкель-117»?» — подумал Каскул. Однако спросить было некого. Спутники знали не больше, чем он. Каскула предупредили, чтобы он не прыгал первым, а проследил за «коллегами» — как бы те не струсили.

Наконец поднялись в воздух. Внизу быстро тускнели огоньки паяльных ламп, заменявших сигнальные светильники. Военный аэродром был тщательно замаскирован, хотя располагался вдали от линии фронта. Из кабины вышел второй пилот. Посвечивая нагрудным фонариком, он вглядывался в лицо каждому, как бы проверяя, все ли пассажиры чувствуют себя нормально.

— Ви геет эс? — спросил он, своим желтоватым лучом выхватив из тьмы Каскула. — Корошо?

— Корошо, корошо, — ответил тот, подделываясь под чужое произношение. Немец напоминал загробного следователя — саро; он первым, рассказывала когда-то мать, допрашивает умершего после сошествия в преисподнюю. Ослепленный фонариком, Каскул видел только зыбкую тень в проходе; впрочем, от нее сильно пахло настоящим земным черным кофе.

Самолет лег на курс, набрал высоту. Заложило уши. Стало еще холоднее. Люди прижались друг к другу. Каскул пытался вздремнуть, но едва закрывал глаза, со страхом начинал думать про предстоящее. В учебном центре рассказывали о неограниченной власти пилота над диверсантами: может застрелить, если сдрейфишь и в нужную секунду не прыгнешь в темную бездну. Прыгать придется над горами. Куда угодишь — неизвестно. Не дай бог — в ледяной поток или трещину во льдах — замерзнешь насмерть.

С погодой повезло. Внизу царила сплошная мгла. Зато небо усеяли мириады звезд. Каскул мысленно прикинул путь самолета. Через полтора часа справа по борту должна показаться цепь белых горных вершин. В безоблачную ночь ее видно и за сотни километров, сверху она будет тем более заметна. Контуры каждой вершины Каскул знал с юных лет, по ним ему будет легко ориентироваться на местности.

Самолет стал круто разворачиваться, загорелся сигнал: «Приготовиться!» Все трое вскочили, как по команде. Прежде чем прыгнуть самому, Каскулу предстояло вместе с пилотом выбросить контейнер — оружие и боеприпасы. Ухватившись за кольца парашютов, диверсанты ждали, когда второй пилот откроет дверцу. Она отворилась, и ворвался ветер, сильный, пронизывающий, казалось, он может вынести человека из самолета. Белобрысый отступил назад — то ли от страха, то ли ветер его отбросил. Пилот хотел силой вытолкнуть «долгоносика». «Долгоносик» уперся ногами в пол и ни в какую. Текли драгоценные секунды, и пилот, выхватив пистолет, стукнул труса по темени, навалился на него и наконец вытолкнул вниз. «Доннер веттер!» — прошептал он злобно. Белобрысый испуганно кинулся туда же, неловко зацепившись за что-то ногой. Секунда — и за ним полетел контейнер, а за контейнером Каскул. Захлебнувшись холодным воздухом, он закрыл лицо, и через мгновение почувствовал спасительный толчок: это раскрылся парашют. В кромешной темноте исчез, отдалившись, гул самолета. Каскула подхватил стремительный ветер. «Слепой полет», — подумал парашютист. Справа показались снежные вершины, но очертания их расплывались перед глазами. На миг открылся двуглавый Эльбрус и тут же исчез.

Каскул вглядывался в бездну, объятую тишиной, стараясь сообразить, где их выбросили. Еще немного, и он ударился о землю. Это был каменистый склон горы. Рука рванулась к нижним стропам, чтобы подтянуть их к себе и «погасить» парашют, но тот, надутый ветром, волочил тело по каменным уступам. Каскул передумал. Пусть тащит. Где-то близко должен быть лес, парашют зацепится за дерево — и всё. Однако он не рассчитал и, упав с крутого обрыва в пропасть, снова повис на стропах. Сильный ветер, дувший в узком ущелье, подхватил его.

Каскула обуял страх. Как бы не угодить в поток, оттуда уже не выбраться, тем более — с его снаряжением и парашютом. В этих местах реки не замерзают, только по краям образуется скользкая ледяная бровка. Снова коснувшись земли, Каскул наконец «погасил» парашют. Рядом высилась скалистая гора высотой метров в двести. Где-нибудь обязательно отыщется пещера. Их здесь давно обжили чабаны и пастухи. Каскул прислушивался к ночным звукам. Тишина, только река глухо шумит на перекатах.

А где же то двое? Остались наверху или спустились в ущелье? Впрочем, после удара рукояткой пистолета по голове первый наверняка упал с нераскрытым парашютом. Второй мог спуститься благополучно. Но он ведь ударился о борт самолета. Только неизвестно чем: рюкзаком — это еще ничего, головой — не позавидуешь… Раздумывать было некогда. Какое это ущелье? В каждом обычно расположено с десяток аулов. Они тянутся вдоль реки и объединены в один район с центром в том, что стоит посередине. Каскул заметил пещеру у себя над головой и вскарабкался туда. Изнутри несло гнилью, мхом и сыростью. Он не пошел внутрь, а бросил на камень у входа парашют и лег сверху, но так, чтобы видеть дорогу, вьющуюся вдоль реки. Машинально возникла мысль: надо отыскать «долгоносика». Даже если он приказал долго жить, следовало бы найти его, похоронить, спрятать парашют и снаряжение, — а то, если обнаружат, начнут искать и других. «Блондин», может быть, даст знать о себе, у него ракетница.