Дай же поверить мне в то, что меня не забыл,

Дай мне поверить, что любишь меня, как любил

Давным-давно,

Давным-давно.

Дебби Рейнольдс и Рейн Фэрберн купили по дюжине новых, весьма дорогих итальянских свитеров в «Патриции».

Лоуэлла Парсонз. Херст Пресс, 21 января 1954 г.

Сегодня объединенные службы взорвали водородную бомбу, которая гораздо мощнее атомной.

Президент Дуайт Д. Эйзенхауэр. Речь по телевидению

2 февраля 1954 г.

Нет сомнений, что перед киноиндустрией неизбежно встанут проблемы. В стране свыше 20 миллионов телевизоров, кассовый сбор упал на 23 %, и Голливуд переживает кризис. Ежедневно сообщается о реорганизации студий, Дорогостоящие контракты внимательно изучаются на предмет возможного отказа. Многие студии смотрят на маленький экран как на источник возможных доходов.

Форбес, 9 мая 1954 г.

Вклейка XLV. Набережная Сены. 1954. Масло. 76x104 дюйма. Окружной музей искусств в Лос-Анджелесе.

Самое большое полотно Хорака, выполненное в Париже. Этот стиль можно назвать неопластицизмом. Линии, поверхности и цвета представляют собой те кирпичики, с помощью которых художник создает организующую силу: композиция представляет собой единое целое, где ничего не убавить и не прибавить.

Хорак. Из серии «Мальборо букс», 1965 г.

Как-то перед вечером в августе 1954 года Рой Уэйс прогуливалась по Уилшер бульвар, рассматривая зеркальные витрины «Патриции». Новое месторасположение магазина в столь престижном районе следовало отнести к заслугам Рой. Она однажды услыхала от друга Джошуа, что тот собирается продавать принадлежащий ему большой угловой дом. Файнманы — не лишенные практической сметки бездетные хозяева Рой — уже давно подыскивали более представительное помещение для своего специализированного магазина, пользующегося популярностью у состоятельных модниц. Когда Рой сообщила, что здание продается, они тотчас же заявили о своем желании купить его.

Рой отошла к краю тротуара, остановилась, охваченная переполнявшей ее радостью от вида витрин. На манекенах была одежда приближающегося осенне-зимнего сезона, спортивного типа дневные платья украшали модные воротнички; были здесь и костюмы с удлиненными юбками, и отделанные стеклярусом вечерние платья. Все ансамбли были красного цвета. Начиная с мая, витрины «Патриции» имели однородную цветовую гамму. Эта идея принадлежала Рой. (Правда, она позаимствовала ее на улице Сент-Онорэ во время деловой поездки в Париж.) Разумеется, Файнманы не просто хорошо относились к Рой, но были в полном восторге от нее. Они видели и ценили ее энтузиазм, ее способность воспринимать новые веяния, ее лояльность и относились к ней, как к дочери. За пять лет работы они удвоили ей зарплату и повысили в должности — теперь она была заместителем управляющего.

Поддавшись нахлынувшему чувству, Рой простерла вперед руки, как если бы хотела обнять все эти элегантные одноцветные манекены. Люди, ожидавшие в своих автомобилях, когда рассосется транспортная пробка, улыбались, глядя на молодую, миловидную женщину в желтом расклешенном платье с маргаритками у пояса.

Наконец, бросив прощальный взгляд на свитера, выставленные в боковой витрине, Рой направилась к автостоянке, помахала молодому чернокожему служащему, который махнул ей в ответ, когда она садилась на нагретое кожаное сиденье своего «шевроле». Рой улыбнулась мягкой, мечтательной улыбкой, потому что ехала домой.

Это означало, что она ехала к Джерри Хораку.

Она и Джерри — какой скандал! — не были женаты, но жили вместе на Беверли Глен. Они были знакомы менее четырех месяцев.

Рой встретила его в мае, во время той знаменательной поездки в Париж, на банкете на острове Сан-Луи, который давали Роксана и Анри де Лизо.

Де Лизо были друзьями Джошуа и Мэрилин. Анри был известен как первоклассный театральный художник, но затем его уволили за сочувствие левым. (Охота «на коммунистических ведьм», как ни странно, не коснулась Джошуа, который в двадцатые годы был членом компартии, однако затем из соображений политической целесообразности отрекся и предал публичной анафеме как троцкистов, так и сталинистов.)

Роксана де Лизо на инвалидном кресле разъезжала по страшно захламленной старой квартирке, представляя Рой гостям, многие из которых были голливудскими знаменитостями. Все очень дружно ругали сенатора Маккарти. Рой, чувствуя себя безнадежно невежественной реакционеркой, вышла с бокалом божоле на небольшой балкон, заставленный горшками с геранью.

Она увидела коренастого, широкоплечего мужчину в спортивного покроя клетчатом пиджаке, облокотившегося о металлические перила. Рой, как и он, взглянула на белесую луну, повисшую между островерхих крыш с живописно покосившимися старинными трубами.

— C’est plus belle, Paris, n’est-ce pas?[9] — сказала она на школьном французском.

Мужчина повернулся, смерил ее взглядом с головы до ног и улыбнулся.

— Если вы так считаете, малышка, — проговорил он.

— Вы американец! — воскликнула Рой.

— Что бы эти денежные мешки и салонные розовые ни говорили, это не преступление, — сказал он, продолжая улыбаться. В тусклом свете его зубы казались неровными и очень белыми. Ему лет тридцать пять, решила она. Подходящий возраст.

Рой представилась, мужчина сказал, что его зовут Джерри Хорак.

— Очень уж все похоже на сцены из «Богемы», — вздохнула она и осеклась. Поймет ли приятный, пролетарского вида мужчина ее аллюзию, а если поймет, не сочтет ли это проявлением снобизма? — Я впервые в Париже, — перевела она разговор.

— Вы зря теряете время в этом притоне… Вы, должно быть, из Беверли Хиллз, Калифорния.

— Вы попали в точку.

— Есть место под названием «Шьен нуар» на Монмартре… Вот там вы можете встретить настоящих французов. Не хотите попробовать?

Дерзкий тон Джерри Хорака раззадорил ее, ей понравилось его крупное, скуластое славянское лицо. Она возбужденно сказала:

— Я только должна одеться и поблагодарить хозяев.

Когда они спускались в железном лифте, в котором помещались лишь два человека, Джерри положил руку ей на плечо, и она почувствовала спазм в животе, словно они не спускались, а поднимались.

Он заплатил за нее в метро, и Рой впервые прошла через турникет.

В кафе «Шьен нуар» за длинными деревянными столами шумно пели и пили вино представители рабочего класса Парижа. Мускулистая икра Джерри прижалась к ноге Рой. Она никогда в жизни не испытывала подобного электрического удара. Она стаканами пила кислое красное бургундское, и ей казалось совершенно естественным брести по улице Пик, затем свернуть на улицу, которая представляла собой длинную цепь ступенек, и наконец, повернув, подняться по узкому переулку еще выше. Джерри жил в высоком сером доме с облупившимися алебастровыми ангелами под карнизом крыши. Рой уцепилась за его руку, когда они преодолевали четыре пролета крутой, еле освещенной лестницы, где пахло чесноком и где они останавливались для того, чтобы она могла поцеловаться с человеком, которого только что встретила. Рой даже не знала, что Джерри художник, пока он не отомкнул дверь обширной мансарды, и ей не ударил в нос запах краски и скипидара. Вдоль стен стояли огромные холсты без рам. Раздеваясь в ванной, которая служила также и кухней, она слегка протрезвела. Что ты делаешь, Уэйс, негодная девчонка? Однако ее пальцы продолжали расстегивать пуговицы и крючки. В последнюю минуту она вдруг замешкалась и не сняла комбинацию.

Дрожащим голосом Рой сказала:

— Я новичок в этом деле.

Джерри был уже в постели. Белая полоса шрама проходила через покрытую каштановыми волосами грудь.