Запах был противный, напоминающий прелую солому.

— Я не могу…

— Мэрилин! — скомандовал Джошуа.

Она опрокинула содержимое фужера в рот. Жидкость обожгла ей горло, выдавив слезы из глаз.

— Думать, — сказал Джошуа. — Думать! Вот альфа и омега этой сцены.

— Но…

— Никаких «но». Я знаю, я сам писал этот проклятый сценарий… Крупный план! Послушайте, Мэрилин, я повторяю прописную истину. Крупный план должен показать аудитории движение мысли. Вы ведь можете думать, черт возьми, я это отлично знаю!

— Думать? — Я так скована ужасом, что того и гляди мои мозги зазвенят, как этот фужер. Спросите мистера Хендриксона… — Ее зубы клацнули о край фужера. — Джошуа, он ненавидит меня.

— Это его прием, он держится отчужденно с актерами, пока они разыгрывают для него представление. — Он налил еще немного виски в ее фужер. — Я расскажу вам о трюке, которым пользовался на заре своей писательской карьеры. Когда я смотрел на этих толстых продюсеров и начинал волноваться, я представлял, что они курят сигары, сидя в своих больших креслах в одних кальсонах.

Виски начало действовать, и она почувствовала умиротворяющее тепло в груди.

— В кальсонах? — Мэрилин хихикнула.

— Да… В красных кальсонах… С карманчиками на заднице. — Жестом он показал, чтобы она выпила еще. На сей раз она выпила содержимое фужера не спеша. — Мэрилин, — сказал он, — это твой фильм, ты и есть Рейн, и мы оба знаем это. Плюнь на Хендриксона и думай о том, как он прыгает в красных кальсонах.

Нарисовав в уме столь пикантную картину, Мэрилин покраснела и снова хихикнула.

— Ну как, лучше?

— Немножко.

— Нет ничего плохого в том, если ты немного пофантазируешь перед камерой, — не так чтобы очень, но достаточно, чтобы расковаться. — Он обнял ее и подтолкнул к ступенькам. Она присела на стульчик, давая возможность теплу разойтись по телу, пока гример восстанавливал грим. Сделав глубокий вдох, она вошла в ярко освещенный круг.

На нее уставились около полусотни высококлассных профессионалов. Бентли Хендриксон вздохнул и наклонился вперед.

Мэрилин внезапно почувствовала панический страх.

Затем она увидела отца Линка — массивную фигуру, излучающую силу, который подмигнул ей и похлопал себя по бедрам.

Все они носят кальсоны… Ядовито-красного цвета. Тело ее расслабилось. Она пробормотала:

— Готова.

Ответственный за спецэффекты принялся за дело и зазвонил телефон. Она бросилась к аппарату, думая о том отчаянии, которое овладело ею в первое мгновение, когда Линк сообщил ей об отплытии «Энтерпрайза». Глаза ее наполнились слезами. Она не вытерла их, и они покатились по щекам.

Мэрилин не могла сказать, то ли в ней впервые сработало актерское мастерство, то ли причина лежала в чем-то другом. Как бы то ни было, впервые со дня начала съемок «Острова» она понимала, что делает.

— Стоп. Сделайте копию, — сказал Бентли Хендриксон негромким голосом. Он поднялся со стула и протянул ей пакет с салфетками. — Я редко удовлетворяюсь первой попыткой, но это было блестяще, мисс Фэрберн. Великолепно.

Джошуа оторвался от «Голливудского репортера» и снова подмигнул ей. В ответ Мэрилин послала ему взгляд, полный благодарности.

После этого она почувствовала в себе способность каждый день появляться перед камерой и возвращаться к бередящим душу воспоминаниям. Джошуа приходил довольно часто. Мэрилин всегда была в цейтноте и не могла позволить себе тратить время на посещение кафе, поэтому он заказывал аппетитные сэндвичи, и они вдвоем завтракали в ее автоприцепе.

В один из вечеров, когда они просматривали отснятый материал, Джошуа тихо сказал:

— Вы красивы, но красивы и многие другие девушки. В вас же есть что-то еще, какой-то магнетизм — Бог знает, что это такое, ни один смертный этого не поймет! Когда вы в кадре, от него не оторвешь взгляда. Это как раз то, Мэрилин, что и делает звезду.

Она смотрела на экран и не могла понять, что имеет в виду Джошуа. Мэрилин видела лишь то, что буквально в каждом движении она допускает ошибки.

По окончании съемок Джошуа пришел в кинозал, где проходил просмотр черновой копии «Острова» руководством студии, и сел рядом с ней. Мэрилин до нынешнего дня не представляла, в каком огромном количестве кадров она снялась. Она увидела молоденькую девушку, танцующую с возлюбленным в приглушенном мерцании огней, увидела, как она мчится по пустынным улицам, чтобы еще раз побыть с ним, как исказилось от горя ее лицо, когда он направился к кораблю. Она слышала позади себя приглушенные всхлипывания, кто-то громко сморкался, чтобы не расплакаться.

«Конец» — появилось на экране.

На несколько мгновений повисла тревожная тишина. Затем зал взорвался аплодисментами.

— Верняк на лучшую картину года!

— Теперь у нас есть удачный фильм.

— А как же «Магнум»? Ведь это их девушка!

— Этот персик — сенсационная находка. Блестящая, как Ингрид, и более великолепная, чем Лана. Она сделает хорошую рекламу этому самозванцу Гаррисону.

Бентли Хендриксон, сидящий за спиной Мэрилин, наклонился, взял ее руку и поцеловал.

— Вы ворвались и засияли, словно комета, — сказал он. К этому времени в их отношениях появилось нечто вроде взаимного профессионального уважения друг к другу, но и с учетом этого Мэрилин не знала, как ей реагировать на его слова, произнесенные столь почтительным тоном.

Спустя несколько минут она сказала шепотом Джошуа:

— Мы могли бы уйти?

— А почему бы нет?

— Вы писатель, вы работаете здесь, с этими людьми.

— Ну и что? Пойдемте.

Был холодный, сырой сентябрьский вечер, и немногочисленные фонари на студийной улице с трудом пробивали пелену тумана.

Мимо прошла пара.

— Эта малютка Фэрберн может заткнуть за пояс Вивьен Ли…

Малютка Фэрберн… Ведь это обо мне, подумала Мэрилин. Они говорят обо мне, как о Вивьен Ли и других кинозвездах. На какое-то время она испытала душевный подъем. Но затем усомнилась в справедливости этих слов, как до этого в просмотровом зале усомнилась в искренности многих похвал. Это был первый большой успех Мэрилин, но сегодня, как и в течение всей последующей жизни, она весьма скромно оценивала свои дар, и любые, даже самые искренние комплименты в ее адрес казались ей фальшивыми.

— Вы слышали? — спросил Джошуа.

— Люди считают своим долгом говорить что-то приятное при студийных просмотрах.

— Что-то надо делать, чтобы изменить такое мнение, — сказал он, беря ее за руки. — А вы знаете, о чем они еще говорят?

— Что это книга Линка… Ваш замечательный сценарий.

— Они говорят, что Джошуа Ферно делает из себя посмешище, когда околачивается возле девушки, которая на тридцать лет моложе его.

Мэрилин освободилась из тисков его рук. Несмотря на свою неискушенность, молодость и отсутствие опыта общения с мужчинами, ибо она не знала никого, кроме Линка, она интуитивно чувствовала, что отец Линка увлечен ею. Ей вдруг стало стыдно. Это непростительно, это безобразно, что она не сделала попытки пресечь его ухаживания. На ее взгляд, ничего, кроме похоти, за этим не было. Все киношники знали о том, что Джошуа Ферно неравнодушен к молодым актрисам. (Линк иногда огорчался за мать и Би-Джей, с которой был дружен, и туманно намекал на «папины маленькие романы».)

— Так что вы скажете? — Джошуа вел ее в административное здание, к выходу.

Что сказать? По неуловимой ассоциации ей вспомнился волнующий момент, когда Линк поцеловал ее возле квартиры 2Б, вспомнился аромат лимонного дерева… Она приоткрыла губы.

— Он мертв, — хрипло, с надрывом сказал Джошуа. — Нет общения между живыми и мертвыми… Кинофильм стал вполне достаточным катарсисом… Вы должны переступить через это…

— А вы? — шепотом спросила она.

Его руки оплели ее, прижали к крупному, теплому телу. Он прикоснулся щекой к ее волосам, затем легко, нежно к шее.

— Мэрилин, я любил своего сына, я и теперь люблю его и готов умереть за него… Но он мертв. — Слова рокотали в его груди, отдавались в ее теле. — Я хотел тебя с того момента, когда вернул тебе его рассказы, а ты была такой надломленной и милой в своем халатике.