Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Теперь возьми вилку. Вилка Лиззи серебряная.

— Вок, — сказала девочка, беря вилку. Джоселин нежно погладила дочь по голове. — Молодец, Лиззи. Ты хорошо говоришь. Вилка.

— Вок, — повторила довольная Лиззи. Она носила слуховой аппарат, который, по мнению врачей, позволял ей улавливать слабые звуки.

Таким же образом они разложили и остальные приборы. Все дети учатся говорить, повторяя слова за родителями, но в данном случае девочка училась читать по губам. Джоселин, с детства не отличавшаяся особым терпением, сейчас была упорна в своем стремлении научить дочь говорить и читать по губам.

Вернувшись из Лалархейна, Джоселин с Лиззи остановились в доме Айвари. Разговаривая между собой, Джоселин и Гонора старались, чтобы Лиззи видела их губы. Чем бы Джоселин ни занималась, она всегда разговаривала с дочерью, повторяя каждое слово по многу раз в день. Раньше ей казалось, что люди, живущие бок о бок с глухими, сами становятся молчаливыми и замкнутыми. Но, стремясь помочь дочери, она говорила весь день напролет. От этого непрестанного говорения у нее стало болеть горло, и она принимала смягчающую микстуру.

— Лиззи, скажи «нож», — попросила Джоселин, но девочка, не обратив внимания на мать, подбежала к окну. Джоселин поняла, что она устала. В конце концов ей было только три с половиной года и, как всякому ребенку, ей нужна была смена обстановки.

— Пу, — сказала девочка, указывая в окно.

Джоселин посмотрела туда же. По недавно скошенной траве прыгала голубая сойка.

— Пу, — повторила Лиззи, глядя в лицо матери и ожидая, что та ее похвалит.

Джоселин захлопала в ладоши. Лиззи знала, что такое птица.

— Очень хорошо, Лиззи, прекрасно говоришь. Ты у меня молодец. — Она погладила малышку по головке. — Видишь, какие у нее голубые перышки? Они такие же голубые, как салфетки мамы и папы.

Джоселин притянула дочь к себе.

— Саф…саф, — сказала та, очевидно, имея в виду салфетки. «Какое счастье, — подумала Джоселин, — целых три слова за одно утро — вок, пу и саф. Но Боже мой, ведь их понимаю только я одна!»

Но даже сейчас, радуясь за дочь, глубоко в душе Джоселин чувствовала себя несчастной. Кто бы мог подумать, что она не сможет произвести на свет нормального ребенка? Лиззи смотрела на мать огромными голубыми глазами, в которых была тревога. Девочка как бы читала мысли Джоселин. Мать улыбнулась и погладила мягкие черные волосы дочери. Лиззи, на мгновение замерев, бросилась в холл. Она уловила вибрацию от шагов Малькольма.

Он шел в столовую, одетый в светло-серый рабочий костюм, с гладко зачесанными назад волосами. Увидев дочь, Малькольм нагнулся и подхватил ее на руки.

— Какой красивый халатик, — сказал он, глядя ей в лицо. «Лиззи должна видеть твои губы, — постоянно твердила ему Джоселин, — иначе она никогда не научится понимать тебя». Малькольм часто игнорировал слова жены и относился к дочери, как к нормальному ребенку. Сегодня он вспомнил ее инструкции.

«Какой счастливый день», — подумала Джоселин, улыбаясь.

Лиззи взобралась на свой высокий стульчик и, положив руку рядом со стаканом сока, ждала, когда мать сядет за стол, — Малькольм требовал, чтобы все начинали есть одновременно. Девочка смотрела на отца, стараясь привлечь его внимание, но Малькольм с головой ушел в газету. Отношение Малькольма к дочери было изменчивым: то он души в ней не чаял, то вдруг полностью игнорировал ее. Бывали дни, когда он даже стыдился дочери и злился, что Джоселин уделяет ей столько внимания.

Джоселин положила на тарелку мужа яичницу с беконом и дала два кусочка Лиззи. Девочка, держа обеими руками кувшинчик с молоком, осторожно наливала его в свою тарелку с овсяными хлопьями.

— Молодец, Лиззи, — похвалила дочь Джоселин, — ты делаешь все правильно. — Если бы они были одни, она бы еще поговорила с ней, но муж требовал соблюдать за столом тишину.

Джоселин с удовольствием ела бекон, вспоминая, что в Лалархейне эта еда была для них роскошью, и одновременно принюхиваясь к запахам из кухни. Малькольм не терпел, когда что-нибудь подгорало. Ее беспокойство передалось и Лиззи. Будучи глухой, она тем не менее чутко реагировала на настроение родителей.

В жизни семьи Пек были свои подводные камни.

Вернувшись в Штаты, Малькольм продолжил работу в компании «Айвари». С тех пор его уже дважды повысили в должности, за его спиной стали шептаться, что он пользуется своими семейными связями. Чтобы не давать пищи для подобных сплетен, Малькольм полностью ушел в работу, стараясь не допускать ошибок. Того же он требовал и от своих подчиненных, штат которых составлял более тридцати человек. С марта, а сейчас был май, они разрабатывали проект завода по переработке нефти. У них там что-то не ладилось, и Малькольм срывал всю злость на Джоселин. Он заглядывал в кухонные шкафы, ящики комода и впадал в ярость, если находил беспорядок. И не дай Бог Джоселин плохо прогладить воротнички его рубашек, он легко мог наброситься на нее с кулаками.

Джоселин знала, что может вывести его из себя, и старалась избегать ошибок, когда же ей это не удавалось, она опускала голову и молчала. Правда, бывали моменты, когда и она взрывалась. С начала марта она не раз обращалась к врачу то из-за сломанного ребра, то из-за раны на руке — Малькольм в гневе ударил ее консервным ножом. Когда она последний раз сдавала анализы, врачи обнаружили у нее кровь в моче.

После вспышек ярости Малькольм становился тихим и послушным, как овечка, и тогда Джоселин начинала во всем винить себя. Зачем она провоцирует его? Она старше и должна отвечать за свои слова и поступки. Джоселин в очередной раз клялась себе быть кроткой и покорной женой, во всем угождать своему мужу, как это делают японские женщины.

Лиззи кончила есть и вытерла салфеткой губы. Джоселин дотронулась до маленькой ручки дочери, привлекая к себе ее внимание. Лиззи вопросительно посмотрела на мать.

— Хочешь еще бекона? — спросила Джоселин и указала на свою тарелку, чтобы дочь поняла, о чем идет речь. — Положить тебе еще кусочек? — Лиззи покачала головой.

Малькольм тоже кончил завтракать и посмотрел на дочь, склонив к ней голову.

— Увидимся позже, Лиззи. — Он нежно потрепал ее за щеку. Девочка была довольна.

Джоселин просияла. Она увидела настоящего Малькольма, доброго и нежного, каким он был от природы. Она обняла его и прошептала:

— Я люблю тебя.

— Ну что ж, займемся любовью сегодня ночью.

Их секс уже не был таким диким, эксцентричным и импровизированным, но он связывал их, был им нужен, укреплял их любовь.

— Да, ночью, — ответила Джоселин и подумала: «Определенно удачный день».

Джоселин слышала, как Малькольм вывел машину из гаража и уехал на работу. Убирая со стола, она продолжала разговаривать с Лиззи, по нескольку раз называя одни и те же предметы. Девочка помогла ей вымыть ложки, ножи и вилки, а затем ушла играть к себе в комнату. Джоселин принялась убирать и пылесосить комнаты. Стоя на коленях, она чистила пол в ванной, выложенный розовым мрамором — гордостью Малькольма. Каждый раз, когда к ним приходили гости, он принимался рассказывать, с каким трудом нашел его в Италии и как потом долго подбирал к нему все остальное оборудование ванной. Он заплатил огромные деньги за стоящую на туалетном столике розовую вазу венецианского стекла, и только потому, что она гармонировала с розовым мрамором.

В половине девятого Джоселин посадила девочку в машину, закрепила ее ремнями безопасности и повезла в клинику Джона Трейси, расположенную на Вест-Адамс-бульвар.

Машина Джоселин медленно продвигалась вперед — был час пик. Она чувствовала, как из глубин ее души поднимается раздражение против мужа. Малькольм вложил в их дом все заработанные в Лалархейне деньги. Джоселин предполагала купить дом в районе Ненкон-парк, расположенном где-то посередине между комплексом компании «Айвари» и клиникой Джона Трейси. Это был спокойный район, в котором жили состоятельные люди. Но Малькольм из снобистских побуждений настаивал исключительно на Беверли-Хиллс, фешенебельном, но изолированном от всего и всех районе.

64
{"b":"266923","o":1}