Комната продолжала кружиться. Джоселин схватилась за горло, стараясь сдержать тошноту.
— Почему вы решили, что она глухая? — услышала Джоселин чей-то чужой голос.
— Мне очень жаль, миссис Пек, но новости, подобные этой, ошеломляют родителей, и им трудно поверить, что с их ребенком случилось такое несчастье, — доктор Веллер посмотрел на бледное лицо Джоселин. — Ваша дочь родилась очень красивой и, несомненно, умной. При должном уходе, любви и терпении из нее вырастет прекрасная, умная женщина.
— Она не глухая, — продолжал утверждать голос.
— Я очень сочувствую вам, — раздался голос доктора Веллера.
— Послушай, Джосс, тебе лучше прилечь, — сказали голосом Гоноры.
— Она не… — Джоселин потеряла сознание.
Доктор Веллер провел консилиум, на котором присутствовали отоларинголог из детской клинической больницы и другие светила. Все они подтвердили поставленный диагноз.
Когда сестры возвращались из клиники, было уже темно. Джоселин выкупала дочку и уложила ее спать. Гонора заказала ужин.
Когда они сели за стол, Гонора предложила сестре наметить планы на будущее. Оттолкнув тарелку, Джоселин закричала:
— Меня уже тошнит от этих врачей! Они ничего не понимают в медицине. Моя дочь не глухая!
— Но ты не должна оставаться в Лалархейне, — перебила ее Гонора.
— Что это за медицина, если один остолоп ставит диагноз, а другие безоговорочно его подтверждают!
— Тебе надо позвонить Малькольму. Ты еще ни разу не звонила ему.
— Что я ему скажу? Что врачи Нью-Йорка не умеют поставить правильный диагноз?
— Мы были у лучших специалистов, — возразила Гонора. Руки ее дрожали, но она старалась сохранять спокойствие.
— Этот толстый дурак не может быть лучшим.
— Лиззи надо учиться читать по губам, а ты обязана помогать ей в этом. Мы должны благодарить Бога, что у нее хорошая реакция и…
— Хорошая реакция, но она глухая, — прервала ее Джоселин.
— Надо отозвать Малькольма из Лалархейна.
— Почему?
— Джосс, ты не должна закрывать глаза на правду.
— С каких это пор ты стала экспертом по воспитанию детей? Лично я прочитала множество книг по уходу за детьми, да к тому же я мать, а не ты. Я знаю, что все дети развиваются по-разному.
— Джосс, почему ты так со мной разговариваешь?
— А как я должна с тобой разговаривать, если ты утверждаешь, что Лиззи глухая?
— Тебе уже не десять лет, Джосс. Если вокруг тебя будет отрицательная аура, то от этого прежде всего пострадает Лиззи.
— Я не верю этим экспертам с их барабанным боем и прочими шумами. Просто Лиззи еще слишком мала и, возможно, немного отстает в развитии, но всему свое время. Она еще будет слышать.
— Никогда. — Гонора заплакала, обойдя стол, подошла к сестре и обняла ее. — Джосс, тебе придется смириться с глухотой Лиззи, иначе ты никогда не сможешь помочь ей.
Вырвавшись из объятий Гоноры, Джоселин вскочила из-за стола и, отбросив в сторону стул, закричала:
— Лиззи не глухая! Лиззи не глухая! — Горькие слезы текли по ее щекам.
Когда Джоселин прилетела в аэропорт Даралам, она увидела встречающих ее Франси Дачемп и Мари Куртис. Они помогли ей с багажом, усадили в машину и только тогда спросили о здоровье Лиззи.
— С ней все в порядке, просто она немного отстает в развитии. Боюсь, что мы с Малькольмом ее сглазили.
Приехав домой, Джоселин сразу же позвонила мужу.
— Как Лиззи? — спросил он. У Джоселин перехватило дыхание. Она молчала.
— Джосс, где ты?
— Я здесь. Что-то случилось на линии. С Лиззи все в порядке. Боюсь, что мы ее перехвалили. У нее немного отстает слуховое восприятие.
— И все? С возрастом это пройдет?
— Да, — ответила Джоселин.
— Слава Богу, а то я боялся звонить вам. Крепко тебя целую и передай моему сердечку, что папа очень любит ее и очень по ней соскучился.
В четверг вечером Джоселин, свежая после ванны и нарядная, встречала мужа. Он заключил ее в объятия и нежно поцеловал, как в первые дни их любви.
Некоторое время Джоселин молча наслаждалась объятиями мужа, затем сказала:
— Дорогой, все эти светила такие дураки.
Тело Малькольма напряглось, и он отпустил жену.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он.
— Просто им нельзя верить.
— Какого черта ты темнишь? Что сказал доктор Веллер?
— Пожалуйста, не кричи. Я не могу сосредоточиться, когда ты такой.
— Перестань вилять, Джосс. Тебе лучше сказать мне всю правду, предупреждаю тебя. Я не потерплю лжи, если это касается здоровья моей дочери.
— Послушай меня, Малькольм. Они не знают мою девочку так, как знаю ее я. Они затеяли какую-то дурацкую игру с электродами и устроили ей какофонию звуков. Даже я не могла различить многие из них. Она еще слишком мала, чтобы можно было сказать что-нибудь определенное. Я уверена, что она в полном порядке. Садись, я принесу тебе что-нибудь выпить.
Лицо Малькольма налилось кровью.
— Так что же, черт возьми, они сказали тебе о моей дочери? — Он нанес ей удар в плечо.
Джоселин пошатнулась. События последней недели замелькали у нее перед глазами: толстые, худые, еврейские, восточные лица; кабинеты врачей с блестящей аппаратурой, встревоженное лицо Гоноры и, самое главное, Лиззи, сосущая резиновую игрушку и не реагирующая ни на один из звуков. Джоселин почувствовала приступ бешеной злобы.
— Ты хочешь знать, что случилось? — закричала она. — Так вот тебе правда! Лиззи глухая! Наша красавица-дочь абсолютно глухая! — Сердце рвалось из груди Джоселин, когда она выкрикивала эти слова. — Она не слышит, — продолжала Джоселин уже более спокойно. — Ее смотрели многие специалисты, и все пришли к заключению, что она глухая.
Джоселин ожидала следующего удара мужа, однако Малькольм оставался неподвижным. Свесив голову на грудь, он стоял, закрыв глаза. Из-под опущенных век катились слезы. Наверное, так же он выглядел, когда был маленьким мальчиком и отец бил его.
— Дорогой, мне очень жаль. — Джоселин заплакала. — Мне трудно было сказать тебе правду, да и я сама до сих пор не могу поверить в это. О Господи, ведь она такой красивый ребенок!
— И ничего нельзя сделать? — спросил Малькольм, не открывая глаз.
— Поврежден слуховой нерв, а это не поддается лечению. Все врачи подтвердили диагноз. Лиззи навсегда останется глухой.
Малькольм тяжело вздохнул.
— Врачи говорят, что нам нужно вернуться домой. Чем быстрее мы начнем ее учить, тем лучше. И мы оба должны научиться, как помогать ей.
Малькольм кулаком вытер глаза.
— В моей семье не было глухих, — сказал он жалобно.
— В нашей тоже. Так распорядилась судьба.
Джоселин обняла мужа, и они молча стояли так, думая об одном и том же — их дочь расплачивается за грехи своих родителей.
Не успел Малькольм принять ванну, как к ним пришли соседи, чтобы поздравить Джоселин с возвращением в Лалархейн. Она укладывала дочку спать и прислушивалась к голосам, доносящимся из гостиной.
— С девочкой ничего серьезного, — говорил Малькольм, — просто у нее небольшие проблемы со слухом и врачи считают, что его можно откорректировать, поэтому Джоселин с Лиззи скоро уедут домой. Если бы было что-нибудь серьезное, я бы поехал с ними, но сейчас в этом нет необходимости, и я остаюсь, чтобы до конца довести работу на насосной станции. И, кроме того, у нас с Халидом большие планы по строительству аэропорта. Мы уже приступили к его проектированию. — Малькольм понизил голос, как он всегда делал, чтобы придать особую значимость своим словам и показать, что знает больше, чем может сказать.
Решение Малькольма было для Джоселин неожиданным. Она не рассчитывала, что уедет одна, без него. Шум работающего кондиционера заглушил дальнейшие слова мужа, но Джоселин стало ясно, что он, так же, как и она, не может поверить в несчастье, случившееся с их дочкой. «Он старается обмануть себя и других, — подумала Джоселин, — он не может смириться с глухотой Лиззи». Укрывая дочь одеялом, Джоселин улыбалась ей, но сердце у нее было не на месте.