— Ну что за жалкий результат этого голосования! Будь я на вашем месте, сир, я бы не взял то, на что они расщедрились. Я бы лучше занял денег у своих друзей под пять процентов годовых.

Наследник тут же ответил:

— Прекрасно, дайте мне в долг нужную сумму.

Герцог разговор не продолжал. Визит принца Уэльского в Индию прошел в общем удачно.

Но вскоре внимание парламента и общественности вновь было привлечено к этой стране в связи с предложением изменить королевский титул и именовать Викторию не только королевой Англии, но и императрицей Индии. В обществе эта идея активно обсуждалась еще в период после восстания сипаев в Индии. Новый титул рассматривался как один из элементов утверждения английского господства над Индией. Принятие нового титула Викторией было рассчитано на то, чтобы теснее привязать к ее трону индийскую знать.

Лорд Солсбери писал Дизраэли, что новый титул королевы может быть с удовлетворением встречен индийскими князьями, «составляющими единственный класс, который, по нашим расчетам, мы можем использовать в своих интересах». Далее министр по делам Индии рассуждал: «Массы в этом отношении бесполезны; просвещенный класс, которому мы неблагоразумно и преждевременно помогли сформироваться, по своему существу является фрондером. Сомнительно, насколько сильна аристократия, но ее добрая воля и сотрудничество, если мы сумеем их заполучить, во всех случаях дадут нам возможность скрыть от глаз нашего собственного народа и, возможно, от взоров растущей образованной части народов Индии тот неприкрытый факт, что в Индии мы в действительности опираемся лишь на силу меча».

Дизраэли преподносит Виктории корону Индии

Был и второй, не столько практический, сколько психологический мотив. Россия в это время активно продвигалась в Среднюю Азию. У тех, кто располагал властью в Англии, это вызывало большие опасения. Разговоры о русской угрозе Индии активизировались, ведь расстояние между границами России и Индии сокращалось. К тому же у Англии были свои планы относительно Средней Азии. Во главе России стоял император. Английская гордость требовала, чтобы Виктория тоже имела императорский титул.

Когда королева заговорила об этом с премьер-министром, ее слова упали на благодатную почву. Предшественники Дизраэли не проявили в свое время рвения на этот счет, а он загорелся желанием преподнести Виктории корону Индии. Это перекликалось с его идеей создания столицы гигантской Британской империи в Дели.

Дизраэли далеко не был уверен в том, что палата общин без осложнений примет закон об императорском титуле. Один из бывших министров правительства Гладстона публично заявлял, что Виктория давно мечтала стать императрицей Индии и вела переговоры об этом с двумя прежними премьер-министрами, однако те не одобрили ее идею. Теперь во главе правительства оказался более податливый человек, и он пытается потрафить желаниям королевы. Несмотря на опровержение таких утверждений, политические противники Дизраэли не преминули воспользоваться случаем для нападок на него. Часть прессы также заняла недоброжелательную позицию.

Поэтому предложение об изменении королевского титула Дизраэли внес в палату в общих, осторожных выражениях. Он как бы между прочим заметил, что некоторые лица предлагают ввести новые титулы: «Я слышал даже, что упоминался титул „императрица Индии“». Сделав паузу, Дизраэли сказал, что у него «нет оснований полагать, что этот титул должен иметь какое-то предпочтение перед другими». Он проверял реакцию палаты общин. Если бы она была отрицательной, премьер-министр мог продолжить свою речь, перейдя к другим вопросам, и, таким образом, не поставил бы ни себя, ни Викторию в неловкое положение. Вопреки опасениям все прошло спокойно. И все же не без серьезной подспудной борьбы Дизраэли удалось провести новый закон через парламент. Тем большей была благодарность Виктории своему премьер-министру. Это событие сблизило их еще больше.

1 января 1877 г. в Дели вице-король Индии лорд Литтон перед блестящим собранием владетельных индийских князей провозгласил королеву Викторию «Кайсар и Хинд» — королевой Индии. А индийские принцы салютовали ей как шахиншаху падишахов, т. е. монарху монархов.

Дизраэли — египетский сфинкс (карикатура на получение им титула графа Биконсфилда)

В тот же день вечером Дизраэли обедал с Викторией в Виндзорском замке. Обычно в таких случаях королева появлялась подчеркнуто просто одетой. На этот раз она вышла увешанная массой восточных драгоценностей. Дизраэли вопреки этикету осмелился провозгласить тост — в напыщенных выражениях он предложил выпить за здоровье королевы. Придворные замерли от такой вольности, но, к их великому удивлению, как только он сел, Виктория встала и, приветливо улыбаясь, поблагодарила своего премьер-министра полупоклоном, полуреверансом.

В августе 1876 г. Дизраэли произнес свою последнюю речь в палате общин. Прощался он с ней молча, но со слезами на глазах. Почти 40 лет Дизраэли был членом нижней палаты, стал ее признанным лидером, здесь он вел тяжкую борьбу за власть и выиграл ее. Дизраэли тоже был дарован титул — графа Биконсфилда. На этот раз он принял титул. Дело было не только в том, чтобы юридически занять почетное место в рядах английской аристократии, в среду которой он фактически уже давно внедрился, достигнув своей заветной мечты. Сказывались годы и непрочное здоровье, а деятельность в палате общин требовала большого напряжения сил. В палате лордов, куда он переходил теперь, став пэром, было намного легче.

Управление государством — дело далеко не простое. Это очень трудная работа, требующая предельного напряжения всех физических и интеллектуальных сил. А Дизраэли возглавлял правительство, управлявшее обширной империей. Даже в Хьюэндине его рабочий день начинался очень рано и заканчивался поздно. Он вставал в 7 часов утра и принимался за чтение газет и доставленных к этому времени правительственных бумаг. В 9 часов приступал к работе за письменным столом и занимался ею на протяжении всего дня с небольшими перерывами. В 11 часов поступала вторая почта, и премьер-министр сразу же знакомился со вновь прибывшими газетами и документами. В час дня прибывал ежедневный правительственный курьер со своими секретными сумками. Дизраэли должен был не только вникнуть в их содержимое, но и подготовить ответы по ряду неотложных вопросов — они отсылались в Лондон с очередным курьером в конце дня. Шифрованные телеграммы Дизраэли предпочитал расшифровывать сам. Нужно было принимать решения по телеграммам и формулировать ответы и указания. Занимался этими делами Дизраэли с наслаждением, днем лишь полчаса выкраивал на ленч. Вечер посвящал светским встречам, которые были обязательны для политического деятеля.

Подавляющее большинство высоких государственных деятелей с пониманием и ответственностью занимаются проблемами внешней политики. Вероятно, и в данном случае сказывается человеческая натура. Внешнеполитическая деятельность льстит их самолюбию и удовлетворяет тщеславие. Руководители государства, общаясь со своими визави в других странах, как бы приподнимают свою персону над рамками своей страны, выходят на мировую арену, становятся личностями международного масштаба.

Дизраэли были присущи эти слабости. Несколько позднее, подводя итоги своей государственной деятельности, он устами одного из героев своего последнего романа утверждал: «Вот это настоящий человек. Он ни в малейшей степени не интересуется, увеличиваются или сокращаются государственные доходы. Его мысли заняты настоящей политикой: внешнеполитическими проблемами, поддержанием нашего влияния в Европе». В соответствии с этим соображением Дизраэли действовал, будучи премьер-министром: он держал под жестким контролем всю деятельность правительства. Но экономическими и социальными проблемами занимался лишь в общем, стратегическом плане, перепоручая министрам, возглавлявшим соответствующие департаменты, разработку и осуществление конкретных мероприятий. А чтобы эта конкретика точно соответствовала замыслам Дизраэли, за ней пристально наблюдал личный секретарь премьера Монти Кори. Один из министров сетовал как-то: