Летом 1873 г. Дизраэли тесно сблизился с двумя дамами из лондонского высшего света. Это были родные сестры — леди Честерфилд и леди Бредфорд. Дизраэли встречался с ними в свете давно, еще когда они были молоды и слыли красавицами. Сестры происходили из аристократической семьи, обе вышли замуж за графов. Теперь, когда Дизраэли исполнилось 68 лет, леди Честерфилд была уже вдовой, бабушкой, и ей исполнилось 70. Сестра, леди Бредфорд, была моложе ее на 17 лет, муж был жив, но и она уже имела внуков.

Весной — летом 1873 г. Дизраэли влюбился в младшую сестру и проникся глубокой симпатией к старшей. Началась бурная переписка с обеими, причем со стороны Дизраэли неизмеримо более активная. Бывали дни, когда, сидя в палате общин или исполняя служебные обязанности, премьер-министр писал по три подробнейших письма. В письмах обстоятельно, живо, с конкретными характеристиками действующих лиц рассказывалось о государственных делах, о международных отношениях, о том, что происходит внутри правительства. Герцог Ричмонд в этой связи говорил одному из министров, что «леди Бредфорд, кажется, знает все, до мельчайшей детали, что происходит». Дизраэли в целом написал леди Бредфорд более тысячи писем, а леди Честерфилд — 500. Это неоценимый источник не только и не столько для жизнеописания Дизраэли, его чувств к двум сестрам, сколько для изучения истории Англии, Европы и ряда других стран в 70-е годы XIX в. К счастью для историка, они сохранились и были изданы в 1929 г. в двух томах. Что касается писем обеих сестер к Дизраэли, то, согласно их воле, письма были уничтожены после кончины Дизраэли его душеприказчиками.

Переписка безошибочно свидетельствует, что Дизраэли любил леди Бредфорд. Ему хотелось ежедневно общаться с нею, но частые встречи в ее семейном доме были неудобны и нарушали правила этикета. Леди Бредфорд льстили внимание и чувство такого человека, как премьер-министр Великобритании, но голову она не теряла и пыталась ограничить рамками приличия визиты своего поклонника.

И у Дизраэли появляется поразительная идея, исполнение которой позволило бы бывать в ее доме без каких-либо ограничений. Леди Честерфилд была свободна, и Дизраэли делает ей предложение. Женитьба на старшей сестре позволила бы ему видеться с ее сестрой на правах родственника. Леди Честерфилд не только учла свой возраст, но и прекрасно поняла истинный замысел Дизраэли и отказала ему. Это был мудрый шаг, в противном случае ситуация стала бы еще более запутанной.

Было бы несправедливо обвинять Дизраэли в том, что, делая такое предложение леди Честерфилд, он изменял памяти покойной жены. В этом отношении все нормы этики были соблюдены: еще задолго до своей кончины Мэри Энн написала мужу прощальное письмо, в котором говорилось: «Мой дорогой муж! На случай, если я уйду из этого мира раньше тебя, оставляю распоряжение, чтобы мы были похоронены в одной могиле… Наказываю тебе, не живи один, мой дорогой. Я твердо надеюсь, что ты сможешь кого-то найти, кто будет так же предан тебе, как твоя верная Мэри Энн».

Дизраэли и позже писал нежные письма леди Бредфорд, объяснялся ей в любви и в ответ получал энергичный призыв к сдержанности и благоразумию. Дизраэли пытался убедить предмет своей страсти: «Я никогда не просил Вас о чем-либо ином, кроме как о возможности бывать в Вашем обществе». И он не кривил душой — никакие отношения, кроме платонических, его не интересовали. «Мои чувства заставляют меня писать Вам, — читаем в письме от 17 марта 1874 г. — Ваш взгляд на нашу переписку, очевидно, сводится к тому, что она должна ограничиться исключительно изложением фактов и не допускать разговоров о чувствах. Мое мнение прямо противоположное…» Эта любовь заставила Дизраэли испытать горечь неразделенного чувства с грустью, знакомой, вероятно, многим. Ею проникнуты слова: «Я пришел к убеждению, что нет большего несчастья, чем иметь сердце, которое не стареет». Их Дизраэли написал леди Бредфорд 13 марта 1874 г.

Пребывание у власти правительства Дизраэли четко распадается на два периода: 1875–1876 гг. были посвящены в основном социальным реформам, остальное время в центре внимания премьер-министра находились проблемы внешней политики и колониальной империи.

В годы чартизма Дизраэли раз и навсегда усвоил, что такого взлета рабочего движения допускать ни в коем случае нельзя: дело может кончиться революцией, которая сметет существующий в Англии социальный строй. Если здесь требовались дополнительные аргументы, то их в избытке поставляла Европа, сотрясаемая революционными конвульсиями. Дизраэли считал, что консервативная партия имеет главную и единственную цель — «консервировать» существующую в стране социальную систему, в которой власть принадлежит землевладельцам и буржуазии, а рабочий класс является производительным и спокойным элементом в этой системе. Его покорность и согласие надлежит обеспечивать не подавлением силой его выступлений, а социальными и политическими уступками, вырабатываемыми в результате компромисса, который достигается путем переговоров.

Начиная с 1832 г. на протяжении нескольких десятилетий был принят ряд законодательных актов, предоставивших избирательные права буржуазии, а затем и рабочему классу. Это были принципиальные политические уступки состоятельных кругов трудящимся. Они в сочетании с социальными компромиссами и обеспечили многолетнюю устойчивость английского государственного корабля.

Многие в Англии опасались, что, получив избирательные права, рабочий класс, составляющий большинство избирателей в стране, использует их в революционных целях, для коренных изменений существующих порядков. Дизраэли был более прозорлив — он полагал, что если консерваторы будут выступать как «национальная партия», то такой опасности можно будет избежать. Дизраэли заявлял, что английский рабочий класс консервативен «в полном смысле этого слова». Этот «консерватизм» (который в действительности был далеко не безоговорочным) объяснялся известными материальными выгодами, которые приходились на долю рабочего класса в связи с тем, что Англия обладала промышленной, финансовой и колониальной монополией. Дизраэли излагал эту мысль в следующих выражениях: «Английский рабочий класс горд тем, что он принадлежит к великой стране, и намерен поддерживать и сохранять это величие. Он горд тем, что принадлежит к стране, обладающей империей, и полон решимости сохранить, если это будет возможно, эту империю». Было бы неверно полагать, что такое состояние умов было свойственно только аристократии и буржуазии и что эта патриотическая и зачастую шовинистическая «гордость» была чужда английскому рабочему классу.

Основные политические реформы в духе «прогрессивного консерватизма» были проведены до 1874 г. Теперь, после прихода к власти Дизраэли, началась полоса социальных реформ. Были приняты законы, расширявшие права профсоюзов, предусматривавшие разрушение городских трущоб, где ютился трудовой люд, улучшалось санитарное состояние городов, строились дома для квалифицированных рабочих, гарантировались сбережения трудящихся, расширялись права рабочих в их отношениях с предпринимателями, сокращался рабочий день на предприятиях, предусматривалось улучшение условий труда торговых моряков и т. п. Все это были шаги в прогрессивном направлении. Их морально-психологическое и экономическое воздействие на английских рабочих было весьма существенным.

В палате общин впервые появились два рабочих представителя — Томас Барт и Александр Макдональд. В 1879 г. Макдональд заявил, что консервативное правительство за пять лет сделало для рабочего класса больше, чем либералы за полстолетия. Это были меры, закладывавшие основу развития классового сотрудничества в Англии на многие десятилетия вперед.

Следует иметь в виду, что все эти уступки были сделаны правящими кругами рабочему классу Англии отнюдь не из филантропических побуждений. Они были вырваны трудящимися под давлением все возраставшей их мощи. В 1988 г. английский историк Е. Дж. Хобсбаум опубликовал исследование «Эпоха капитала: 1848–1875». В нем утверждается, что даже те, кто возражал против государственного вмешательства в свободные отношения на рынке труда во второй половине XIX в. пришли к убеждению: «Рабочие организации и их деятельность должны получить признание, если их хотят приручить». Далее автор замечает, что «даже самые большие политики-демагоги, и прежде всего Наполеон III и Бенджамин Дизраэли, были глубоко убеждены в потенциальных возможностях, которыми обладает рабочий класс, участвуя в выборах в парламент». Англия в этом отношении занимала особое место. Рабочий класс, составляя здесь большинство населения, был настолько мощным, что смог заставить создать в конечном итоге законченную юридическую систему, законодательным путем признающую его права. Эта система была «настолько благоприятна для тред-юнионов, что с тех пор периодически предпринимались попытки свести на нет свободы, которые эта система обеспечивала профсоюзам». Каковы же, по мнению Хобсбаума, были цели проводимых Дизраэли реформ? «Цель этих реформ была ясна: предотвратить превращение рабочего класса в независимую политическую и тем более революционную силу».