Дизраэли, увлекшись, преувеличивал возможности «Молодой Англии». О том, как ему представлялось положение, говорит письмо, которое зимой 1842 г. он адресовал королю Франции и лично вручил адресату в Париже. Дизраэли писал, что в английском парламенте будет организована новая партия. Это говорилось в таком тоне, что у короля должно было возникнуть впечатление, что партия или уже создана, или находится в процессе организации. Правительство Роберта Пиля опирается в данный момент на поддержку большинства в палате общин, насчитывающего 90 депутатов. Среди них есть от 40 до 50 недовольных, представляющих аграрные интересы. Они еще не готовы начать активные оппозиционные действия, но часто будут отсутствовать при решении вопросов, хотя и не жизненно важных, но имеющих большое значение для премьер-министра. «Поэтому представляется очевидным, что другая группа консервативных членов палаты общин, переполненная молодостью и энергией и уверенная в прочности своих депутатских мандатов, должна будет осуществлять непреодолимый контроль над направлением поведения премьер-министра».

Далее Дизраэли утверждает, что, «говоря о том, что такая партия может быть создана, он делает это, располагая абсолютно достоверными данными по этому вопросу». Тут же указывается, почему он обладает этими данными. «К одному лицу уже обратились с настоятельной просьбой возглавить эту парламентскую партию… партию молодости Англии, воодушевляемой благороднейшими убеждениями». И если это лицо не сразу приняло сделанное ему предложение, то лишь потому, что это «величайшая честь, когда-либо ему оказанная», и потому, что «руководство партией по ответственности и значению должно рассматриваться сразу же вслед за формированием правительства». Здесь явно речь идет о самом Дизраэли. Жизнь, однако, не оправдала его слишком оптимистических планов. Неприятности «Молодая Англия» причинила правительству существенные, но своей цели не достигла; влиятельной, определяющей политику правительства оппозицией в парламенте она не стала.

Английская историография до сих пор уделяет «Молодой Англии» значительное внимание. В 1978 г. Ричард Фабер издал обширную работу, посвященную этой теме. Автор утверждает, что «Молодая Англия» — это английский вариант движения в Европе, развертывавшегося в начале XIX в., целью которого было укрепить позиции религиозной и социальной иерархии перед лицом развивавшихся революционных процессов. «„Молодая Англия“ была реакцией против… равенства и демократии, она выступала за взаимозависимое феодальное общество, управляемое традиционным путем. Действуя таким образом, ее члены не просто выступали против революции, они одновременно выступали и против рациональных, просвещенных доктрин, таких писателей, как Вольтер, создавших духовный климат, в котором революция стала возможной… Они, конечно, выступали также против отрицательных сторон индустриализма и нищеты, порождаемых неограниченным капитализмом». Революция 1789 года и перспектива будущих революций давали идеям «Молодой Англии» эмоциональный стимул. Таким образом, младоанглийцы звали не вперед, к либеральному, гуманно построенному обществу, а назад, пусть к патриархальному, но феодализму.

С деньгами у Мэри Энн было довольно свободно, и зиму с 1842 на 1843 г. семья провела в Париже. Жили опять в понравившемся отеле «Европа» на улице Риволи. Дизраэли не отдыхал и не сидел сложа руки. Он внедрялся во французский высший свет, был хорошо принят и завязал полезные связи, включая короля Луи-Филиппа. Одновременно он обдумывал возможности создания новой партии под своим руководством, обсуждал эту проблему с членами «Молодой Англии», навещавшими его в Париже. Здесь же у него сформировался большой интерес к внешней политике, и он, будучи человеком, у которого за мыслью немедленно следовало дело, окунулся во внешнеполитическую сферу.

Через 38 лет в романе «Эндимион» Дизраэли изложил свой психологический поворот к проблемам внешней политики устами одного из героев: «Это парламент политической экономии; обе стороны в равной степени заняты размышлениями о ценах на зерно и тому подобными вещами. Финансы и торговля — вот предмет интереса всех. По этим сюжетам людям легче всего произносить речи — тем людям, которые не говорят на французском языке и кто не получил образования. Настоящая политика — это обладание властью и ее применение. Я хотел бы, чтобы вы обратили свой ум в направлении внешней политики… Но постигнуть внешнюю политику просто чтением нельзя. Книжные черви не становятся министрами иностранных дел. Вы должны узнать великих актеров, действующих на великой сцене. Ничто не может заменить личного знакомства с деятелями, контролирующими внешнюю политику… Я думаю, что вам следует воспользоваться этим перерывом в заседаниях парламента и отправиться в Париж. Ныне Париж — столица дипломатии».

Рассуждения о том, что английский парламент занимается почти исключительно экономическими проблемами, вызваны тем, что экономика в жизни страны играет огромную роль. Отсюда и внимание к ней парламента. Любителям чистой политики действительно скучно слушать все время о промышленности, торговле, ценах. В 30-х годах XX в. рассматривалось даже предложение образовать в Англии два парламента — экономический и политический. Но из этого ничего не получилось: отделить политику от экономики невозможно.

Сохранились многочисленные подробные письма Дизраэли из Парижа к сестре Саре. Они свидетельствуют, с каким наслаждением он купался в лучах высшего парижского света — письма заполнены длинными перечнями знатных фамилий, с носителями которых Дизраэли довелось встречаться на вечерних приемах. В Париже светская жизнь бурлит вечером. Его охотно принимают в больших домах, и он неизменно подчеркивает, что должное внимание при этом оказывается Мэри Энн. Легкость, с какой Дизраэли вошел во французские аристократические круги, свидетельствует о том, что его политическая репутация была уже значительной — английская печать донесла информацию о нем как о политике и литераторе до Парижа.

Революция сильно потрепала французскую знать. Дизраэли отмечал, что по финансовой мощи она не может равняться с английской. Восторгаясь одним из приемов, на котором он присутствовал, Дизраэли писал: «Какие имена! Но где у них земли? Во Франции насчитывается всего 100 человек, имеющих годовой доход в 100 тыс. Генри Хоуп и Ротшильд могут купить их всех». Генри Хоуп — один из примыкающих к «Молодой Англии», очень богатый человек, находившийся в те зимние месяцы во французской столице. Что касается Ротшильда, то эта фамилия не нуждается в представлении. Были Ротшильды французские и английские. 2 декабря Бенджамин пишет сестре Саре, что на обеде у министра иностранных дел Гизо он сидел между генералом Себастиани и Ротшильдом. Банкир без церемоний обратился к Дизраэли: «Я полагаю, вы знакомы с моим племянником?» Дизраэли, конечно, хорошо знал лондонского Ротшильда.

Дизраэли всегда стремился играть главную роль в любом деле. Так и в данном случае: решив заняться улучшением англо-французских отношений, он не ограничился контактами с влиятельными политическими деятелями, ему оказалось мало даже встреч с министром иностранных дел Гизо. Предприимчивость Дизраэли была такова, что ему удалось выйти на самого короля Луи-Филиппа.

Отношения между двумя странами были сложными. В 1830 г., когда во Франции устанавливалась новая монархия, английский министр иностранных дел занял в отношении нового монарха Франции дружескую позицию. Это в Англии многим не понравилось. Дизраэли опубликовал брошюру под названием «Галломания», в которой осуждал позицию Пальмерстона. С тех пор прошло 10 лет. Пальмерстон в 1841 г. был вынужден покинуть Форин оффис, причем произошло это в момент, когда его же усилиями отношения с Францией оказались основательно испорченными из-за противоречий в Леванте. Позиция Дизраэли за 10 лет изменилась на 180 градусов, и сейчас он хотел работать над сближением двух стран. Этим в данный момент как раз и занимались министры иностранных дел Англии — Абердин — и Франции — Гизо.