Взаимопонимание с Англией было важно для существования трона короля Луи-Филиппа и династии. Поэтому он благосклонно принимал Дизраэли («Галломания» была предана забвению) и подолгу с ним беседовал. В ходе этих бесед Дизраэли вручил в конце 1842 г. Луи-Филиппу подробную записку о том, как при содействии его, Дизраэли, могут быть радикально улучшены англо-французские отношения. При этом собственная роль Дизраэли и возможности «Молодой Англии» очень преувеличивались.

В документе Дизраэли писал, что он внимательно изучил во Франции все, что относится к делам с Англией. Затем скромно заметил, что «многие годы размышлений, действий и близких взаимоотношений с лидерами английских партий позволяют ему знать действующих лиц политического мира Англии и мотивы, которыми они руководствуются». Он пришел к убеждению, что существующая система отношений между двумя странами должна неизбежно привести к провалу. Затем в изящных выражениях, но явно подхалимски он порассуждал о «гении великого принца», т. е. Луи-Филиппа. Он, Дизраэли, полагает, что во Франции «просвещенные слои в общем настроены благожелательно к Англии, но большая часть народа — враждебно. В Англии же, наоборот, огромное большинство народа дружественно относится к Франции, тогда как высшие слои смотрят на Францию без какой-либо сердечности». Автор документа по тактическим соображениям явно смягчает ситуацию. В Англии из-за многолетнего соперничества и вражды Франция почти всеми считалась «традиционным врагом». Не будем, однако, излишне строги к автору. Он, как это особенно в моде сейчас, делал упор на том, что «сближает», а не на том, что «разъединяет».

Дизраэли утверждал, что если осуществить три мероприятия, то они в комплексе со здравомыслящей политикой Франции приведут к восстановлению «истинного и сердечного союза между двумя странами». Во-первых, в английском парламенте, который привык заниматься внутриполитическими проблемами, должен выступить «влиятельный депутат, к которому прислушивается палата общин» и привлечь внимание к англо-французским отношениям. Ясное и убедительное заявление заставит людей задуматься, и в результате создастся возможность, при которой «большая часть оппозиции отвергнет недавнюю политику лорда Пальмерстона». Во-вторых, до обсуждения этого вопроса в парламенте должна быть организована новая влиятельная оппозиционная партия, которая «могла бы осуществлять непреодолимый контроль над поведением премьер-министра». Далее показывается, что такая партия уже в действительности существует — это «Молодая Англия» во главе с Дизраэли. Затем содержится туманное, хотя и многозначительное замечание: «Было бы правильно утверждать, что руководство парламентской партией в Англии повлечет за собой дополнительные расходы в очень больших размерах». Что это было — намек? Если да, то результат его неясен. В-третьих, рекомендовалось тщательно организовать выступления прессы в Англии «в поддержку союза между Англией и Францией».

Пресса обладает огромной властью, и если ее умело направлять, то она может оказать важное влияние на решение вопросов огромного значения. Дизраэли предлагал составить план манипулирования английской прессой в нужном направлении и готов был взять на себя реализацию такого плана. Во всяком случае он мог бы осуществлять «общее наблюдение, такое, как сейчас проводит лорд Пальмерстон за антифранцузской прессой».

Излагаемый Дизраэли план был грандиозным, и его автор допускал, что король может счесть его химерой. Поэтому в заключение в меморандуме говорилось: «Планы эти, возможно, могут показаться слишком огромными, но это не фантазия. Наоборот, эти планы в своем существе реалистичны». Король Франции отнесся к замыслам Дизраэли благожелательно. Хотя он не мог не понимать, что ни правительство, ни даже отдельный английский министр не давали Дизраэли никаких полномочий или советов на этот счет. Это была сугубо личная инициатива, и вряд ли она могла понравиться правительству. «А между тем, — замечает Ричард Фарбер, — „великий человек“, который действительно водил дружбу с Луи-Филиппом, безмерно наслаждался бурным чувством обладания международной властью, не связанной ни с какой ответственностью». Он помышлял о создании большой партии, которая будет диктовать Пилю его внешнюю политику, полезную для англо-французских отношений.

Последствия «внешней политики на высшем уровне», которой Дизраэли занимался в Париже, сказались на его поведении в палате общин, когда он возвратился в Лондон. Он настаивал в своих выступлениях, чтобы правительство заключило с Францией торговый договор, с особым усердием атаковал действия Пальмерстона в сфере внешней политики и убеждал Пиля и Абердина проводить в отношении Франции более благожелательную политику.

1 марта 1843 г. Дизраэли выступил с речью в переполненной палате общин. Это выступление особенно интересно сопоставить с действиями Дизраэли четверть века спустя. Речь шла о катастрофе, постигшей Англию в первой англо-афганской войне. «До того как начались несчастья, — говорил Дизраэли, — мы имели очень хорошую границу. Но, предполагая, как нам казалось, движение со стороны России, мы произвели вторжение в Афганистан и тем навлекли на себя несчастье». Россия, он допускал, «угрожала, но только своим географическим положением. Ее политика не была агрессивной. Истинным агрессором был наш недавний министр иностранных дел. Это он посылал секретных агентов к берегам Черного моря, чтобы плести интриги против России, которая, естественно, реагировала посылкой таких же агентов в Центральную Азию».

Друзьям Дизраэли в Париже речь понравилась: они терпеть не могли Пальмерстона. Политика, как и люди, крайне изменчива. Пройдет три десятилетия, Дизраэли развяжет вторую англо-афганскую войну, и оппозиция будет подробно цитировать ему его речь от 1 марта 1843 г.

«Молодая Англия» была популярна в Англии и в некоторой степени за рубежом. Это объяснялось ее большой активностью в палате общин, а также тем, что она состояла не просто из знатных людей, но из достаточно ярких литераторов и политических деятелей. Пресса, падкая на сенсацию, много писала о молодых, выделявшихся из основной массы парламентариев своими взглядами и поведением.

Однако Дизраэли и некоторые его друзья считали, что политические и социальные взгляды группы необходимо четко и компактно сформулировать и популярно изложить, с тем чтобы они стали достоянием широкой аудитории, тем более что 40-е годы в Англии были отмечены появлением нового литературного жанра — художественной литературы, преследующей пропагандистские цели. Это важный элемент истории культуры. С тех пор вот уже более полутора веков значительная часть художественной литературы, а в действительности пропагандистские издания, лучше или хуже замаскированные под художественную литературу, заполняют книжные рынки многих стран во все большем количестве. В Англии этот жанр был порожден объективными условиями: вызывающим тревогу «положением Англии», возникшими глубокими сомнениями по социальным, религиозным, политическим проблемам, всеобщим разочарованием в деятельности обеих главных политических партий — вигов и тори.

Интересно, что в английских литературных кругах уже тогда наблюдалось явление, характерное и для наших дней. Его суть в том, что писатели и историки, как правило, не читают или читают явно недостаточно современную им литературу — продукт труда их коллег, если только у них нет особых соображений для такого чтения. Ведущей фигурой в 40-х годах в Англии в области художественно-публицистической литературы был Томас Карлейль. И у Роберта Блэйка мы читаем: «Неясно, читал ли Дизраэли когда-либо Карлейля». Он мало читал современников, хорошо знал Байрона и Скотта, но все, что было после них, его внимание не привлекало.

В 1848 г. один из сторонников «Молодой Англии» — Генри Хоуп — убеждал Дизраэли изложить в литературном произведении те политические идеи, которые дискутировались в группе «Молодая Англия». Дизраэли после долгих размышлений решил написать художественное произведение, так как такая форма, «как показывает опыт, предоставляет наилучшую возможность для воздействия на общественное мнение». Решение было принято в 1843 г., и осенью Дизраэли начал писать роман «Конингсби».