Возникновению войны предшествовала ее идеологическая и психологическая подготовка. Это делается всегда, когда замышляются крупные военные действия. Для Англии это особенно важно, учитывая ее демократические традиции и роль общественного мнения. Поэтому несколько успокоившиеся во второй половине 40-х годов русофобы в начале 50-х усилили свою пропаганду, и к 1853 г. она по накалу страстей превзошла уровень 1839–1840 гг.
Опять в ее основе лежал «восточный вопрос» — начавшийся в 1850 г. спор между Россией и Францией из-за святых мест в Иерусалиме, находившемся тогда во владениях Турции. В британском правительстве наиболее сильной фигурой был Пальмерстон, он же был и наиболее рьяным русофобом. Антирусская пропаганда быстро смыла положительные следы визита царя в Англию, и вскоре даже королева Виктория, как свидетельствует вышедшая недавно в свет ее биография, «была одержима глубокой ненавистью к России». Русофобия была особым явлением в английской общественной жизни, но время от времени фобия возникала и в отношении других стран. У. Черчилль в 1899 г. издал книгу «Речная война», в которой шла речь о войне Англии против Судана. Он делает следующее обобщение: «Есть много людей в Англии и, вероятно, в других местах, которые, кажется, не способны предпринять военные действия для достижения определенных политических целей, покуда не убедят себя в том, что их враг является исключительно и безнадежно подлым».
Здесь Черчилль отмечает важную черту любой враждебной другим странам и народам пропаганды. Те, кто ее ведут, в конце концов сами проникаются ее аргументами и начинают верить в концепцию, поначалу предназначавшуюся только для воздействия на общественное мнение. В результате происходит отход от реальности, что делает политику, проводимую такими министрами, весьма уязвимой.
Фобия — это всегда оскорбление другого народа, и, естественно, она встречает с его стороны соответствующую реакцию. Применение в Англии термина «русофобия» вызвало появление в российской печати и общественной жизни выражения «коварный Альбион». Известный поэт В. А. Жуковский, как и многие другие в России, был озабочен таким состоянием русско-английских отношений. Он считал, и в этом не ошибался, что с английской стороны главную вину несет Пальмерстон; его Жуковский именовал «злым гением нашего времени». Важно, что Жуковский не обвинял в русофобии весь английский народ: «Не обвиняю еще в этом всемирном преступлении всей благородной нации… Но на беду нашего века и к бесчестию английского народа, рулем ее корабля управляет рука, недостойная такой чести и власти».
Русофобия обогатила английский язык новым словом. Оно вошло в употребление в середине XIX в. и прочно закрепилось с тех пор в английской лексике. Это слово — «джинго» (jingo). Новый словарь английского языка Вебстера гласит, что слова «О, джинго» — это «бессмысленное восклицание, произносимое с целью провозгласить особенно эмоционально какое-то голословное утверждение, неожиданно и сильно поразив воображение слушателей и т. п.». Возможно, в строго научном плане англоязычные лингвисты и правы, но в политическом аспекте это выражение имело и имеет до сих пор глубокий, далеко не невинный смысл. Тот же словарь поясняет, что «джинго — это человек, который похваляется своим патриотизмом и выступает за агрессивную, угрожающую, воинственную внешнюю политику, шовинист». Это выражение вызвало к жизни и понятие джингоизма, означающее особую внешнюю политику — политику разнузданных угроз в адрес определенных государств, воспроизводящую требования и эмоции тех, кто является джинго, — джингоистов. Джингоизм в английской внешней политике — это явление долговременное, и оно придавало политическую и эмоциональную окраску не только англо-русским отношениям, но и отношениям Англии с некоторыми другими странами.
Накануне и в период Крымской войны в английском парламенте в составе крупных политических группировок активно действовали группы джинго. Джингоисты имелись во всех политических партиях. Так, например, в среде радикалов большую активность развил джингоист Дж. Робак.
Американский историк Глисон предпринял попытку проанализировать, кто же больше виновен в русофобии и в негативном развитии русско-английских отношений, приведших к Крымской войне, — Россия или Англия. Его вывод определен: «Эта проблема обострилась тем фактом, что на протяжении всего периода, о котором идет речь (1815–1854), политика Великобритании в основном была более провоцирующая, чем политика России. Великобританские агенты усердствовали на Балканах, Кавказе, в Афганистане и Персии, равно как и в Константинополе, Сирии и Египте; они действовали намного более успешно, чем их русские коллеги. Расширялась не русская, а британская сфера влияния. Британские государственные деятели настаивали, что они преследуют оборонительные цели, но русские судили не по словам, которыми англичане оперировали в отношении их, а по делам англичан. Беспристрастный арбитр должен был бы, вероятно, вынести вердикт в пользу русских».
Англо-русские противоречия крайне обострились в начале 50-х годов, что и явилось одной из главных причин Крымской войны 1853–1856 гг. Несмотря на традиционные противоречия между Англией и Францией и трения в связи с тем, что в Париже вновь появился император Наполеон, на этот раз Наполеон III, английское правительство, в котором главной политической силой был Пальмерстон, сумело договориться с Францией о совместных действиях против России. Им удалось вытеснить русские товары с ближневосточных рынков и утвердить свое влияние в Турции.
Царь Николай совершил двойную ошибку. Он наивно пытался в 1844 г. договориться с Англией о разделе сфер влияния на Ближнем Востоке. Когда же стало ясно, что в Лондоне его перехитрили, он попытался силой добиться своей цели. Лондонские деятели в сотрудничестве с французским правительством прилагали усилия к тому, чтобы конфликт между Россией и Турцией не был урегулирован мирными средствами. Им нужна была война, в ходе которой Россия была бы ослаблена, у нее были бы отторгнуты Крым, Кавказ и ряд других территорий крупного стратегического значения.
Когда в 1852 г. католические и православные священнослужители перессорились друг с другом в Иерусалиме из-за того, кому должны принадлежать там святые места, Николай использовал этот предлог и потребовал от турецкого султана, чтобы все его православные подданные были поставлены под особое покровительство русского царя как его единоверцы. Подстрекаемое из Лондона и Парижа турецкое правительство заняло жесткую позицию. В мае 1853 г. Россия разорвала дипломатические отношения с Турцией. Началась цепная реакция. Турция впустила в проливы англо-французскую эскадру. В июле Россия ввела войска в Молдавию и Валахию, которые находились под номинальным суверенитетом султана. 16 октября 1853 г. Турция объявила войну России. 4 января англо-французский флот прошел в Черное море явно для борьбы против России, и 21 февраля 1854 г. Россия объявила войну Англии и Франции.
Ход войны показал, для чего Англии нужно было хозяйничать в проливах и на Черном море. Россию обложили со всех сторон. Военные действия шли в Закавказье, на Черном море, в Крыму, на Дунае, в Добрудже, на Балтийском, Белом море и даже на Дальнем Востоке, на Камчатке. Чрезвычайно упорные сражения развернулись в Крыму. В историю вошла героическая оборона Севастополя, продолжавшаяся 349 дней и ночей. В конце августа 1855 г. Севастополь пал. Оставшиеся русские корабли были затоплены русским командованием.
Поражение в Крымской войне — крупный просчет царского правительства, которое не смогло правильно оценить возможные политические и военные действия Англии и Франции и, следовательно, своевременно учесть, перед лицом каких сил оно должно было оказаться. У противников России было безусловное материальное преимущество. Промышленная революция значительно усилила их военно-морской флот, артиллерию, стрелковое вооружение. Россия же в области модернизации вооружений делала только первые шаги. Ее экономическое и внутриполитическое положение также не содействовало успеху ее военных усилий.
