Борьба за власть между крайне агрессивным, честолюбивым и властным министром иностранных дел Пальмерстоном и премьер-министром Расселом взорвала правительство вигов. В декабре 1851 г. во Франции Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, будучи президентом республики, совершил государственный переворот и стал диктатором, в следующем году он был провозглашен императором. Хотя это был явно «Наполеон маленький» и ни в какое сравнение с дядей не шел, в Лондоне очень всполошились: память возвращала к опаснейшим войнам с Наполеоном I. Пальмерстон, привыкший почти все решать сам и, вероятно, понимавший разницу между двумя Наполеонами, выступил с официальным одобрением происшедшего в Париже государственного переворота. И премьер-министр, и королева, с которыми Пальмерстон не счел нужным посоветоваться, были в бешенстве от самодеятельности министра иностранных дел. И Пальмерстон был уволен в отставку. Он поклялся отомстить.

20 февраля 1852 г. месть состоялась. Пальмерстон вместе с консерваторами выступил против одного из законопроектов Рассела, палата общин проголосовала против правительства, и теперь Расселу пришлось уйти в отставку. Дизраэли выступил в поддержку Пальмерстона. Ходили слухи, что и во время дела о признании совершенного Наполеоном переворота у Дизраэли были скрытые от посторонних глаз контакты с Пальмерстоном.

По традиции теперь правительство должны были формировать те, кто свергнул кабинет Рассела, т. е. тори. Лидер партии автоматически должен был стать премьером. Дерби принял предложение королевы сформировать кабинет. Началась сложная закулисная возня, связанная с Дизраэли и Пальмерстоном. Измена Пальмерстона правительству своей партии вигов, делавшая возможным приход к власти тори, «по справедливости» должна была быть вознаграждена. Начались поиски для него подходящего портфеля в кабинете Дерби. Английская традиция очень гибка. Политическая измена своей партии, ренегатство не вызывают сильных отрицательных эмоций, поэтому поведение Пальмерстона не могло служить препятствием для того, чтобы он теперь стал министром-консерватором, тем более что в свое время он был членом парламента от партии тори, затем перебежал к вигам, где и сделал большую карьеру.

Теперь и Дерби, и Дизраэли готовы были взять Пальмерстона в свое правительство. Они предложили ему пост лидера палаты общин, затем министра финансов. Дизраэли упускал долгожданные возможности, уступая вторую после Дерби роль Пальмерстону. И все это, чтобы заполучить его в ряды консерваторов. Тактика выглядела весьма благородной; вряд ли она была искренней, но в принципе это был верный ход. Дерби писал Дизраэли, что никогда не забудет «этот благородный акт самопожертвования». Дизраэли повезло: Пальмерстона предложенные варианты не устроили, и Дерби назначил Дизраэли министром финансов и лидером палаты общин.

Это всегда был очень важный министерский пост в английском правительстве, но Дизраэли — а он впервые в жизни стал членом кабинета — полного удовлетворения не испытывал. Во-первых, ему очень хотелось стать министром иностранных дел. Он все больше и больше интересовался внешней политикой и культивировал связи с некоторыми европейскими странами, принимал самое активное участие в прениях по вопросам внешней политики в палате общин и гордился своим знанием европейской дипломатии. Но случилось так, что желанный пост получила бледная личность — граф Мелмсбери. Во-вторых, Дизраэли ничего не смыслил в финансовых вопросах, даже в своих личных финансовых делах разбирался из рук вон плохо. Когда Дерби предложил ему министерство финансов, Дизраэли заметил: «Это именно та область, в которой у меня нет никаких знаний». Дерби ответил, что не он первый, что до него в таком же положении был Джордж Каннинг и что сотрудники министерства снабдят его всеми необходимыми цифрами. В результате Дизраэли получил пост, которого, как он выразился, «он не желал».

Кабинет консерваторов в 1852 г. был сформирован из средних деятелей, ничем существенным до этого не зарекомендовавших себя. Дерби и Дизраэли являлись на этом фоне исключением. Правительство вошло в историю под названием «Кто это? Кто это?» Кличка пошла от герцога Веллингтона. Будучи уже очень старым и глухим, он новых министров не знал. Когда в палате лордов называли их имена, Веллингтон наклонялся к Дерби и, как все глухие люди, громко спрашивал: «Кто это?» Дерби, преодолевая естественную неловкость, объяснял престарелому герцогу, о ком идет речь.

Дизраэли, хотя и получил пост, не соответствующий его желаниям, все же испытывал радость в связи с тем, что наконец стал министром. Внешне он держался индифферентно, но в личной беседе с коллегой признавался, что чувствует себя как молодая девушка, идущая на свой первый бал. В соответствии с порядком Дизраэли должен был пройти переизбрание в депутаты палаты общин. Он спокойно прошел через внеочередную избирательную кампанию в своем прежнем округе. Это заняло две недели, которые он использовал для ознакомления с делами порученного ему министерства.

Кабинет Дерби не располагал большинством в парламенте, поэтому ожидать от него каких-либо радикальных мер не приходилось. Перед правительством, как и перед всеми партиями, стояли две крупные проблемы: вопрос о протекционизме и вопрос об изменении неустойчивого баланса сил в парламенте, блокирующего эффективную законодательную деятельность. Правительство Дерби не считало себя в состоянии осуществить что-либо радикальное в этих областях. Джон Рассел, человек крайне властолюбивый, жаждал возвращения к власти и выжидал лишь удобный момент, чтобы свергнуть правительство Дерби — Дизраэли.

Недолгое, меньше года, пребывание Дизраэли на посту министра финансов и лидера палаты общин сделало его популярной, широко известной фигурой в масштабе всей страны. Авторитетный журнал «Эдинбург ревью» в 1853 г. поместил о нем огромный, в 40 страниц, очерк. Журнал отражал взгляды партии вигов и в силу этого должен был бы занимать враждебную Дизраэли позицию. Тем более знаменательно, что журнал высоко оценивал Дизраэли. «Какая личность с февраля 1852 до января 1853 г. больше всего занимала пишущую публику, о ком очень много говорили англичане?» — вопрошал журнал. И отвечал: «Это достопочтенный Бенджамин Дизраэли, недавний министр финансов». И действительно, его популярность бурно возрастала. Это — одна из психологических загадок, ибо за это время он ничего выдающегося не совершил. «Эдинбург ревью» писал, что назначение Дизраэли на этот пост было самым поразительным событием в жизни страны, которое произошло в наше время. Люди неустанно обсуждали и строили догадки, как это произошло и каковы будут последствия. «Он сразу же стал предметом оживленного обсуждения в обществе. Его портрет рисовал модный художник. Скульптор ваял его бюст из мрамора. Его изображения дюжинами появлялись в иллюстрированных журналах. И сверх всего, он был помещен в Музее восковых фигур мадам Тюссо — в этой английской Валгалле, где обычный человек может рассчитывать получить место только после того, как его повесят. Он сиял на политическом горизонте как звезда первой величины».

В течение трех лет появились первые биографии Дизраэли. Написанная Дж. М. Френсисом «Критическая биография» в действительности не критиковала, а восхваляла Дизраэли. Книга некоего Т. Макнайта была крайне враждебной Дизраэли. Обычно первые биографии выдающихся деятелей — и данный случай не исключение — бывают легковесны и историографической ценности не представляют. От них лишь та польза, что они показывают, какие резко противоположные мнения существовали о Дизраэли.

Проблема протекционизма во время недолгого действия кабинета Дерби пребывала в прежнем состоянии. Правительство было бессильно предпринять что-либо радикальное, и не только из-за соотношения сил в палате общин. Дерби и Дизраэли по-прежнему подходили к этому вопросу по-разному. В первом выступлении в качестве премьер-министра в палате лордов Дерби говорил о целесообразности введения пошлины на зерно. Дизраэли думал иначе. Следует иметь в виду, что для него на протяжении всей его политической карьеры вопрос протекционизма и свободы торговли никогда не был вопросом принципиальным; он подходил к нему прагматически, так, как ему казалось целесообразным, исходя из конкретных обстоятельств момента. Расхождения с Дерби в подходе к этому вопросу причиняли Дизраэли больше забот и хлопот, чем все нападки оппозиции на правительство.