"Она нарочно это сделала", – подумал он, улыбнувшись.

Однако никаких признаков своей догадливости Александра не демонстрировала. Не было ни колких фраз по поводу того, что в их непроходимой глуши он рисковал запачкать свои дорогие ботинки, ни вполне справедливых упрёков в том, что он почему-то медлит теперь, когда до правды рукой подать… Это всё было правдой, но Саша всё равно промолчала. Единственное, что она сказала, это:

– Замок заклинило.

И больше ничего.

Это краше всяких слов говорило о том, что она почувствовала, как ему нелегко сейчас. Странно – она нашла его слабое место, но вовсе не поспешила на этой слабости сыграть. Экое благородство!

Наверное, напрасно он так. Сам понимал, что напрасно, но поделать со своей натурой ничего не мог – так и тянуло на иронию, пусть в мыслях, но всё равно тянуло.

– Готово! – доложила Александра, справившись наконец-то с замком. И широко открыла калитку, после чего изобразила гостеприимный жест. – Милости прошу, ваше величество!

Отчего-то именно сейчас Мишеля вывело из себя подобное обращение.

– Вообще-то у меня есть имя, – недовольно произнёс он, проходя в распахнутую калитку.

"Вот это да!" – только и успела изумиться Александра, а затем откуда-то нашлись силы, чтобы достойно ответить ему, скрывая истинное волнение:

– О, я в курсе! – она ещё смогла и улыбнуться как ни в чём не бывало. И обнявшись с деревянной калиткой, задумчиво посмотрела на Волконского. – Вопрос в том, будем мы говорить его Рихтеру, или нет?

Обманывать милейшего старичка Максима Стефановича было, конечно, нехорошо. Но, с другой стороны, правда поставит под угрозу всю их поездку – с представителем ненавистной фамилии Рихтер запросто может отказаться откровенничать! И будет тысячу раз прав.

Но уже в следующую секунду стало ясно – раз они не договорились заранее, то придётся импровизировать. Максим Стефанович собственной персоной вышел на небольшое резное крылечко, чтобы лично поприветствовать незваную, но такую желанную гостью! Его немолодое лицо, заросшее седой бородой и изрезанное глубокими морщинами, выражало безграничное счастье – глаза так и светились из-под толстых стёкол очков, точно внутри у него зажглось маленькое солнце.

И всё это из-за одной-единственной девушки, подумал Мишель и обернулся на неё.

– Макси-им Стефанович! – воскликнула Александра обрадованно и, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета и хорошего тона, оторвалась от калитки и беззастенчиво бросилась на шею к этому старичку.

У Мишеля, однако, эта картина вызвала улыбку, а вовсе не изумление. Это тоже было как-то… естественно, правильно. С другой стороны, чего уж тут правильного, когда девица нежного возраста вот так запросто обнимается прямо на улице, с человеком, намного старше, к тому же не являющимся её родственником!

И тем не менее это было правильно по-своему.

Максим Стефанович крепко обнял свою гостью, при этом выражение лица имея такое, словно она была его самой любимой внучкой, последней отрадой в скучной старческой жизни. Мишель заметил, что при ходьбе Рихтер опирался на трость с лакированным набалдашником – он прихрамывал, как и говорила Александра, наверняка это были последствия того страшного перелома. И наблюдая за их горячим, но безмолвным приветствием, Мишель вдруг подумал, что она была абсолютно права – Рихтер поможет. По нему уже сейчас было видно, что он сделает абсолютно всё, что она скажет, и за счастье сочтёт исполнить любое её желание! А то и заговорит, если она попросит.

Но Александра просить ни о чём пока не спешила.

– Видите, решили заехать в гости, – принялась объяснять она, переводя дух от чересчур крепких объятий Максима Стефановича. – Обстоятельства сложились так, что… – когда Рихтер посмотрел, наконец, на её спутника, Саша на несколько секунд замолчала и прикусила губу. – Ах да, познакомьтесь, это…

Не было нужды.

Рихтер узнал его.

Всего лишь один взмах руки краше всяких слов сказал Александре об этом. Ну и, конечно, вмиг изменившееся выражение лица – Рихтер словно привидение увидел. В какой-то миг ей показалось, что Максим Стефанович прогонит их, указав острым концом своей трости в сторону по-прежнему распахнутой калитки, но этого не произошло. Когда он повернулся к Саше, глаза вновь загорелись прежним теплом и любовью.

Я знаю, кто это. Пройдёмте в дом. Конец трости описал дугу в воздухе и указал на дверь – но уже на другую дверь, входную. Максим Стефанович приглашал их зайти. Однако Саша по-прежнему не знала, хорошо это или плохо – ей не понравилось, как он посмотрел на Волконского.

Мишель это тоже заметил и, пропустив Александру вперёд себя, тихо сказал:

– О да, начало впечатляющее!

Она резко обернулась и наградила его весьма недовольным взглядом. Видимо, следовало напомнить ещё раз, что Рихтер – немой, но вовсе не глухой и слышит он превосходно, особенно когда говорят на пониженных тонах. И эта ирония сейчас совершенно неуместна! Он же может выгнать их в любую минуту! Неужели его величество этого не понимает? Или опять думает, что раз он князь, то никто не посмеет сказать и слова против?

В ответ на Сашин гневный взгляд Мишель сделал кое-что, что разозлило ещё больше – легонько взяв за плечи, он развернул её к двери и слегка подтолкнул следом за Рихтером, так и не дав высказаться. И ведь улыбался при этом, негодяй!

Перебарывая возмущение, Саша вспомнила о том, что она приехала сюда не ради спокойствия его величества, а ради бедной Юлии Николаевны, а потому сочла нужным промолчать. Ссориться с Мишелем в присутствии Рихтера безумно не хотелось – в конце концов, их ещё ждёт долгий обратный путь, будет время выяснить отношения.

Собравшись с мыслями, Саша призвала на помощь всю свою дипломатичность, мысленно попросила благословления у Господа, взглянув на образа в левом углу гостиной, и сказала серьёзно, когда Рихтер обернулся:

– Максим Стефанович, нам с вами нужно поговорить.

Он коротко кивнул в ответ, но слезящийся старческий взгляд то и дело возвращался к Мишелю. Было видно, что старичок вовсе не хочет лишний раз на него смотреть, но это выходило непроизвольно. Как и у Саши обычно.

Вспомнив о её словах, Рихтер спохватился.

Да-да, проходите, присаживайтесь. Тросточка вновь взлетела, описала гостеприимную дугу и указала на широкий стол в гостиной. С одной стороны был диван, с другой – кожаное кресло, туда-то и направился Максим Стефанович, предвидя долгий разговор. Это было его любимое кресло, Александра помнила ещё по той, прошлой жизни. Но замешкалась она не из-за этого – ей вдруг сделалось не по себе оттого, что придётся сидеть рядом с Волконским, рука об руку, совсем близко…

Благо, садиться он не стал. Когда Саша присела напротив Рихтера, Мишель молчаливой тенью встал у неё за спиной. От этого ей не стало легче – Саша всё равно остро ощущала его присутствие, слышала неуловимый запах его одеколона, чувствовала его молчаливое волнение… Но, по крайней мере, они не соприкасались, уже хорошо.

Молчание, кажется, затянулось на пару лишних секунд, и Сашенька, вскинув голову, посмотрела на Максима Стефановича с мольбой. Она не знала, с чего начать, и очень надеялась, что тот проявит снисходительность и не станет сердиться на неё за это промедление.

Рихтер не стал. Он вообще не мог на неё сердиться.

Ну, я вас внимательно слушаю! Трость больше не говорила за своего хозяина, он отложил её, осторожно повесив на подлокотник кресла, и сделал располагающий жест рукой. Вот так запросто, и без слов, но всё было понятно.

Говори, милая, ну что же ты? Мягкая улыбка.

– Я не знаю, как сказать, – призналась Александра и обернулась на Мишеля через плечо, как будто надеялась получить от него поддержку. Правда надеялась? От него? Собственная наивность нагнала на неё очередной приступ тоски, ровно до того момента, как Мишель неуловимо улыбнулся ей. Практически незаметно, уголками губ, но улыбнулся.