Что-то случилось. Что-то из ряда вон выходящее, иначе не стали бы так голосить, поберегли бы покой больных, отдыхающих после утреннего обхода! И Воробьёва-то, как назло, не оказалось на месте с утра пораньше! С этими мыслями Александра быстро поднялась по лестнице наверх, посмотреть, что происходит, и предложить свою помощь, если понадобится.

Она ещё не успела открыть дверь, а до неё уже донёсся взволнованный голос всё той же тёти Клавы:

– Да не голосите вы так, ваша милость, вы мне всех больных переполошите! Успокойтесь, Христом Богом молю!

– Мама!!! – невзирая на увещевания пожилой медсестры, надрывно кричала девушка – совсем молодая, ровесница Саши, а то и моложе. – Мама, мамочка-а-а!

– Что у вас здесь происходит?! – спросила Александра, выйдя в коридор. Она, не в пример остальным, сохраняла ледяное спокойствие, и фраза её прозвучала очень по-взрослому. К ней тотчас же обернулись все – и Нифонтов, ещё не успевший уйти, отчего-то бледный как полотно, и перепуганная тётя Клава, и та самая девушка, заплаканная и перепачканная в крови. А также невысокий мужчина в бежевой тройке, тоже порядком окровавленной. На руках он держал женщину, пребывавшую в бессознательности. Одного взгляда хватило, чтобы сообразить – это её кровь была на них, и на пиджаке мужчины, и на атласном бело-голубом платье девушки.

Что-то оборвалось у Сашеньки внутри, когда она вдруг поняла, что это уже случалось в её жизни однажды.

Только женщина тогда была другая: роскошная брюнетка с белой, почти прозрачной кожей, такая красивая, преисполненная стати и достоинства, княгиня Юлия Волконская. Нынешняя же была, наоборот, блондинкой, немного полноватой, но всё же не до такой степени, чтобы это казалось некрасивым.

А Савелий Нифонтов, для полноты картины, сказал:

– Это же княгиня Любовь Демидовна Караваева! Господь всемогущий, что же с ней приключилось?

О да, подумала Александра.

Всё это когда-то уже было.

И травмы, надо же! – совершенно идентичные. Сломаны рёбра, вот только сломаны уж очень нехорошо. Подойдя поближе, Александра вскинула брови и тоже побледнела, как и бедняга Нифонтов, и тётя Клава.

– Попала под пролётку… лошади понесли… извозчик… прямо на неё… – принялся объяснять мужчина, судя по всему, сам князь.

– Ма-а-а-амааа! – протяжно завыла девушка, княжна Караваева собственной персоной. Упав на колени, она закрыла лицо руками и зарыдала.

И было от чего! Зрелище не из приятных. И дело не в том, что на княгине не оставалось живого места, и заливающая её платье алая кровь, пульсирующая мягкими толчками – это всё полбеды. Хуже всего то, что она вдруг начала задыхаться.

– На пол её, быстро! – скомандовала Александра, да так твёрдо, что князь неминуемо послушался. И прежде чем сообразил, что делает, он уже опустил свою бедную супругу прямо на больничный пол.

– Её бы в палату, – начала было тётя Клава, но Саша не дала ей договорить.

– Не самое лучшее время для споров, а до ближайшей свободной палаты вы её попросту не донесёте, не успеете!

Услышав эти предсказания, молодая княжна перестала рыдать и замерла с широко раскрытыми глазами. Нифонтов молодец, опомнился, сел подле неё и протянул платок, после чего приобнял за плечи и попытался успокоить.

– Дайте мне ручку, – потребовала Александра у тёти Клавы. Она следила за картотекой с делами пациентов, а ещё часто выписывала рецепты, поэтому ручка у неё всегда была с собой, болталась на шее, на цепочке, чтобы не потерять.

– Сашенька, давай лучше позовём доктора! – растерянно произнесла тётя Клава, не слишком понимая, что Александра собралась записывать в такой ответственный момент, когда сама княгиня Караваева умирала на её руках.

– Так вы не доктор? – князь, кажется, только теперь понял очевидное. – В таком случае уберите руки от моей жены! Позовите доктора, кто-нибудь! У вас же больница, в конце концов, неужели нет ни одного доктора?!

– Зовите доктора сколько угодно, только дайте сначала ручку! – не стала спорить Александра, но так как тётя Клава не поспешила её просьбу исполнять, пришлось проявить инициативу.

Наверное, это было верхом невоспитанности, вот так взять и одним резким движением сорвать цепочку с шеи пожилой и уважаемой женщины, но Саше было не до церемоний в тот момент. Несчастная княгиня начала бледнеть, глаза её округлились и полезли из орбит от недостатка кислорода. Ещё немного, и будет поздно. Так что, извините, тётя Клава, это не со зла, подумала Александра, вынимая стержень.

А раз уж зашёл разговор о невоспитанности, то изо всех сил бить в грудь бедной княгине пустым футляром от ручки было и того хуже. Молодая княжна, при виде этих ужасов, закатила глаза и потеряла сознание, повалившись прямо в руки к Нифонтову – благо, тот удержал её, и не дал удариться головой. А князь замер без движения, во все глаза наблюдая за тем, как по трубке из груди его благоверной сначала вытекает кровь, а затем…

…а затем она с хрипом сделала первый вдох, потом второй, потом третий. И начала худо-бедно, но дышать.

– Так-то лучше, – сказала Александра и пояснила, чтобы её не вышвырнули на улицу за жестокое обращение с дворянским сословием: – Ребро сломалось, пробило лёгкое. Она задыхалась, ей нужен был кислород, иначе она бы умерла.

И настолько спокойной и уверенной в себе она казалась, что её состояние каким-то волшебным образом передалось князю – тот стал постепенно приходить в себя и успокаиваться. И даже кивнул в ответ на Сашины объяснения, принимая их к сведению и как будто одобряя.

– Тётя Клава, попросите освободить ближайшую к нам палату. Там, кажется, женщина с пищевым отравлением… не слишком тяжёлый случай. Пускай переезжает в бывшую палату Владимирцева, она на этом же этаже. Помогите ей, если потребуется. А в её палату отнесём нашу Любовь Демидовну. Савелий Савелич, поможете?

– Конечно, помогу. Только вот… барышню-то надо куда-то деть, – он указал на бессознательное тело молодой блондинки на его коленях. Александра прикусила губу.

– Да. Некстати. Вера! – обрадовано воскликнула она, заметив свою дорогую подругу на лестнице. – Верочка, как ты вовремя! Иди скорее сюда, приведи в чувство девочку, дай ей нашатырь! И уведите, ради Бога, её отсюда, не ровен час опять сознание потеряет.

– Господи, что тут у вас?! – ахнула Вера, да так и замерла на ступенях. Князь с надеждой смотрел на неё, посчитав, видимо, что это она – тот самый доктор, который сейчас решит все их проблемы. Молодая, конечно, но, по крайней мере, постарше этой рыженькой, а значит, и опытнее наверняка.

Но, увы, в столь нестандартной ситуации и самый опытный врач мог растеряться. Тем более, Вера прекрасно знала, кто перед ней, и от осознания того, что княгиня Караваева может умереть по их вине, ноги её вовсе сделались ватными.

– Вера, умоляю тебя, не мешкай! – Саша склонилась над бедной княгиней, проверила пульс на её шее и поняла, что действовать нужно незамедлительно. Для начала не помешало бы остановить кровь.

То, что несчастная Любовь Демидовна не задохнулась, вовсе не означало, что она не умрёт через секунду от кровопотери или болевого шока. Промедление было совершенно ни к чему, и тем более все эти глупые возгласы: «Ба, сама Караваева, надо же!», и растерянное: «О-о, а куда же нам девать её дочку, не оставлять же здесь, в коридоре на полу?»

Драгоценное время утекало, просачиваясь сквозь пальцы, вместе с жизнью бедной женщины. Но потом оно понемногу сдвинулось – и вот уже тётя Клава, вновь сделавшись решительной, освободила ближайшую палату, помогая женщине, занимавшей её, перейти в бывшие покои Владимирцева, что располагались в другом конце коридора.

Вера приняла у Нифонтова едва живую княжну, а сам Нифонтов стал помогать князю уложить Любовь Демидовну на носилки. Караваев вызвался отнести её на руках, но Александра категорически запретила, на ходу объясняя, что княгине непременно нужна ровная поверхность, у неё и так раздроблена вся грудная клетка, ни к чему сейчас усугублять.