— Втемяшили себе в голову… — начал я.

Подошли Майкл, мистер Финнеган и тот, третий, респектабельный.

— Эдди, позволь представить тебе моего личного врача, доктора Клиффорда Тэйлора, — сказал мистер Финнеган. — А это — старший сын нашего пациента, мистер Эдвард Андерсон.

Доктор Тэйлор протянул мне руку.

— Я попросил доктора, — сказал мистер Финнеган, — не будет ли он так любезен потерять немного своего сна и немедленно приехать сюда взглянуть на твоего отца.

Доктор Тэйлор сказал: «Я предлагаю, сэр, всем сесть!» — и поглядел в направлении комнаты для посетителей. Там сидело четыре человека, каждый одиноко и понуро, видимо, ожидая плохих известий. Места для нашей компании там не находилось. Вердикт доктора Тэйлора пришлось отложить.

— Подождите, я сейчас! — сказал он и ушел куда-то.

Я направился в комнату отца и, подойдя, заглянул внутрь. Он сидел в кровати. Он и вправду выглядел неважно. Увидев меня, он просиял.

В комнате находилась сестра, из несгибаемых противников свиданий больных с родственниками. Заметив меня, она пробурчала: «Не сейчас!»

— Заткнись, идиотка! — закричал отец. — Заходи, мой мальчик!

— В таком случае пеняйте на себя! — пригрозила мне сестра и вышла.

— Дрянь! — прошипел отец по-английски, затем добавил что-то избранное по-турецки.

Из-за двери донесся голос сестры: «…Пусть пеняет на себя!» — и еще что-то. Я не расслышал, потому что запер дверь ножкой стула.

— Кто этот прилизанный доктор? — спросил отец.

— Личный врач мистера Финнегана, моего босса. Финнеган тоже здесь.

— Наверно, скоро помирать, раз столько «шишек» собралось.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Мне надо выбраться отсюда, Эвангеле. Осталось мало времени.

Неожиданно я почувствовал, что отца и впрямь надо бы вызволить из больничных стен, хотя с точки зрения медицины это был абсурд. Просто чтобы его душа успокоилась. Только для этого.

— Почему сестра такая злая?

— Я кое-чего натворил.

Кто-то снаружи мягко постучался. Я понял, что это Флоренс, еще перед тем как услышал: «Эванс!»

— И что же ты натворил?

— Нагадил в койку.

— Дорогой! — пропела из-за двери Флоренс.

— Это Флоренс, — сказал отец, вспомнив для разнообразия ее имя. — Думал, она в Калифорнии.

— Была. Мистер Финнеган, мой босс, прислал ее сюда.

— Хе-хе, они думают, я помираю?

— Эв! — опять голос Флоренс. — Давай же, выходи! Это становится просто неприличным.

В ее голосе начало проскальзывать раздражение.

— Эвангеле! — прошептал отец.

— Да, пап!

— Помоги мне выбраться отсюда. У меня есть деньги на такси. Вот, погляди! — Он сунул руку под матрас и стал шарить там.

— Я знаю, пап.

— Подгони такси. Подожди, пока они уйдут, и вытащи меня.

— Эванс, Боже мой! — крикнула Флоренс из-за двери. — Нас ждет доктор Тэйлор. Можешь ты быть просто вежливым?

— Надо соблюсти приличия, — сказал я старику.

Он взглянул на меня с упреком.

— Эвангеле, не бросай отца!

— Я вернусь, па, обещаю! Послушаю доктора и сразу назад.

— Я специально это сделал. Спроси доктора Левина.

— Что специально?

— Нагадил в койку!

— А зачем?

— Чтобы они выгнали меня из больницы. Вчера я слышал, как они таскают мертвецов. Думают, я не знаю, что тут происходит. А этот «шишка» вовсе не доктор, а из похоронного бюро. Спроси доктора Левина!

— Я вернусь, па! — сказал я, направляясь к двери и думая, кто такой Левин.

Флоренс уже истощила весь запас терпения, но улыбнулась она ангельски и дружески:

— Доктор Тэйлор организовал нам комнату для личных консультаций.

В комнате для личных консультаций были уже все, включая четырех братьев, которые выделялись на респектабельном фоне не в лучшую сторону и потому тихо сидели в углу и улыбались. Глория о чем-то горячо говорила.

— Я хочу, чтобы вы все задумались о ней! — сказала она со страстностью правоты в словах, показывая на мать. — Сейчас надо побеспокоиться о ней. Я права, Флоренс?

— Да, дорогая! — сказала Флоренс, такая же терпеливая с ней, как и со мной, такая же собранная. — Сейчас и поговорим об этом.

— Буду краток, — начал доктор Тэйлор, хотя его никто не просил быть кратким. — Ваш отец страдает от заболевания, которое присуще всем нам, обитающим на земле. Это — старость.

— Что с ним конкретно? — спросил я.

— Запущенный артериосклероз.

— Надо же! — пробормотал один из братьев.

— Может, помолчим? — бросила Глория.

Доктор Тэйлор продолжил, будто сам сделал паузу для передышки. Но я заметил, как он молниеносно бросил взгляд на часы. Все доктора умеют так смотреть на часы. Чтобы никто этого не заметил.

Но мистер Финнеган тоже оказался наблюдательным. Пришлось ему тоже призвать к порядку. Правда, очень, очень спокойно.

— По-моему, нам следует внимательно выслушать доктора Тэйлора, не перебивая его. Он оказал большую любезность, согласившись приехать сюда.

— Да, да, я смог выкроить время, — поскромничал доктор Тэйлор.

— Очень мило с вашей стороны, — сказала Флоренс.

— Я вполне осознаю тот факт, что члены семьи вынуждены вскоре будут обсудить состояние его здоровья. Но, думаю, вы простите меня, если я подробно останавливаться на этом не стану. Вполне согласен с… — он кивнул Глории, — что главный объект заботы отныне — жена больного. Эта леди здесь. То, что произошло этой ночью, вскоре повторится, и не раз. А вскоре больной уже будет не в состоянии контролировать себя и жизненные функции своего тела.

— Он нарочно это сделал! — вставил я.

Все рассмеялись.

— Нарочно! — отчаянно вскрикнул я.

Какого дьявола я начал перед ними метать бисер, не пойму!

— Ну-ну, Эванс! — улыбнулась Флоренс и как-то затушила мою неловкость.

— И все-таки нарочно! — тщетно воззвал я последний раз.

Мистер Финнеган остро взглянул на меня. Он подсчитывал, а так ли уж я нужен «нашей» компании в будущем.

Доктор Тэйлор встал. Он долго терпел. Флоренс сказала:

— Доктор, все хотят знать, что вы скажете нам. Пожалуйста!

— Никто, — ответил доктор Тэйлор, застегивая плащ, — не знает все про нарушения циркулярных функций организма. Мы знаем только, что они прогрессируют, и очень быстро. Функции отказывают одна за другой. Могу я быть откровенным?

— О, конечно! — воскликнули Флоренс и Глория одновременно. И вытянули шеи, чтобы лучше слышать.

Доктор Тэйлор улыбнулся, его маленькая пантомима — угроза ухода — привнесла порядок в собрание. Он расстегнул одну пуговицу.

— Хочу, чтобы вы все знали точно… — Он остановился. — Этот джентльмен тоже из числа родственников?

Мы обернулись. В двери стоял Джо Арнесс собственной персоной. Картина полного упадка.

Он был одет в черный потрепанный пиджак и полосатые штаны, в руках держал шляпу «дерби». Спереди его костюм был усыпан пеплом от сигарет и запятнан соусом из автомата, что на 57-й улице, где он обычно обедал, по крайней мере тогда, когда у него водились деньжата.

— Это, — сказала Глория, — старший брат больного, Джо Арнесс.

Глория терпеть его не могла!

— Добро пожаловать, сэр, — сказал доктор Тэйлор, расстегивая еще одну пуговицу. — Я уже собираюсь уходить.

Джо поклонился ему в пояс.

— Всем доброе утро! — провозгласил он. — Он умер? — И захохотал, показывая зубы — сплошную пелену желтизны.

Джо давно покончил с дантистами. Его наградой стала природная золотая улыбка.

— Я знаю, — сказал он, — что с такими гениальными врачами его здоровье вне угрозы!

И снова низко поклонился.

— Заткнись, — тихо сказала Глория. — Доктор Тэйлор, пожалуйста.

— Я собираюсь добавить лишь о событиях прошедшей ночи, — сказал доктор Тэйлор и хохотнул. — Это называется вторым детством. Старый джентльмен будет настаивать, что он прекрасно осознавал, что он делает, мол, нарочно… Сие является лишь отчаянной попыткой переименовать содеянное, хотя в некотором роде такую попытку можно охарактеризовать как весьма изящную. Они хотят уверить себя в том, что все еще могут контролировать свое тело. Друзья, нас всех ждет нечто подобное, если нам посчастливится прожить так же долго, как этот человек. Для смерти, друзья, различий не существует.