— Какого дьявола ты не написала мне?!

— Я и рассказываю почему! В общем, поехала в центр снова. Со мной был Анди. Мне повезло — нашлась хорошая работа! Опять на дому, с достойными людьми. Я чувствовала себя… Ну, взгляни на Анди!

Я взглянул.

— Понял? Хуже некуда. Потому что там мы были ничто. Мне нужен был отец для него. Поэтому я села и обдумала, как мне жить дальше. У меня появился шанс начать все сначала. Я должна была спокойно все взвесить и, не дергаясь, решить. Мне действительно повстречался человек, который мне нравился. И не как раньше, шалтай-болтай! Я даже думала, а выдержу ли я вообще воздержание и все такое прочее. Так или иначе, мне никогда не везло в постели. Я долго и упорно думала, кто я? Что мне еще от людей надо? Я пыталась найти для себя единственно правильное! Ты понимаешь?

— Я понимаю.

— А потом все получилось как-то естественно. Я не спала со всеми подряд, а только если думала, что будет толк. Но ты ведь знаешь, как я не люблю оставаться по ночам одна. Как-то вечером я позвала Чарльза к себе, просто чтобы скоротать время. Закончилось тем, что он стал заходить. Оставался ночевать, но ко мне не приближался. Это удивляло меня, потому что я видела, что нравлюсь ему… Но он ни разу не позволил себе… Если бы и попытался, мне пришлось бы сказать ему, что как партнер он мне не нравится.

— А он знает об этом?

— Да, я уверена, потому что вскоре стал оставаться регулярно. Три или четыре раза в неделю. Спал на раскладушке, вон там…

— И что, ни разу?..

— Ни разу. Я сказала себе, что половину семьи имею, хотя бы одну половину, куда уж там!..

— Он знал, что ты иногда бываешь с другими мужчинами?

— Разумеется. Я всегда говорила ему, с кем… когда…

— В красках?

— Все-все. Будто он — не он, а моя подружка!

— С ним что-то не в порядке?

— С ним все о’кей!

— А что он делает, когда ты уходишь к другому?

— Остается сидеть с Анди. Анди его с ума сводит!

— А когда тебя нет всю ночь?

— Он знает, что делать. Кормит, спать укладывает.

— Ну, а если тебе хочется пригласить кавалера сюда?

— Я говорю Чарльзу — не приходи. Ты слышал, как я сказала ему вчера? Вот так же.

— И что он?

— Он считает, что его упорство будет вознаграждено. А я могу сказать свое мнение. Мне нужен кто-нибудь типа Чарльза. Время от времени мне нужно кое-что еще, а это — две разные вещи. То, что я внушаю Чарльзу, а именно — веру в него до конца жизни, — переделывает и его. Скажи, ведь, по правде говоря, в сексе есть что-то, что заставляет человека превращаться в негодяя, если ты дашь ему понять, что он тебе небезразличен? Или в новизне. Понимаю, женщине не пристало так рассуждать, но я говорю себе: кто я есть? Итак, я поняла, что мне нужны два человека, и я начала искать второго. Ты знаешь, что самая трудная задача отыскать в этом городе парня, который просто тебя любил бы по-дружески. Повторяю — любил и уважал. Поясню. Вот ты приходишь на свидание, все пристойно, начинается нормально, на первый раз даже постель в порядке, а затем начинаются фокусы. Забудь про коньяк! Вечером все и так пьяны! Для начала от марихуаны, потом от «колес» всех цветов и размеров, от конфет с хитрой начинкой и так далее, еще хуже. После накачки наступает время секса, если у кого еще остается желание. Но от просто постели уже сводит скулы, поэтому от пар переходят к «два и один», «два и две», затем — общая свалка, повальная похоть, и ты в цирке, на арене!

Она глубоко вздохнула.

— Был, помнится, у меня один парень. Нравился мне. Писал для одного журнала, полиглот, везде был, все знает, понимаешь, да? Интересно было говорить с ним, ни за что не угадаешь, что он предпримет или скажет, а такие мне нравятся. Скакал по всему шарику. В общем, такая у него была работа. И мне тоже это не мешало, я имею в виду Чарльза. Я виделась с ним несколько раз и начала подумывать, что он тот, кто мне нужен. Затем он появился здесь, да не один, а с негритянкой — хотел развлечься втроем. Но для затравки хотел бы посмотреть на нас с негритянкой. Я ничего не имею против негритянок, но женщины для меня — только женщины, а не партнеры в постели. Я в этом плане старомодна. Выяснилось, что для нее это тоже сюрприз! Поэтому, когда этот извращенец вышел из ванной в халате Чарльза, я взбесилась, прыгнула на него, негритянка за мной, и мы отделали его так, что ему пришлось улететь на две недели в Нассау, подлечиться на солнышке. Синяков и царапин мы наставили ему достаточно. Сидел там, пока все не прошло!

В общем, бомбу взорвало, и меня опять смыло на дно. Мотало, мотало, и если бы не Анди… Однажды ночью я была способна только на две вещи — или перерезать себе вены, или позвать Чарльза.

Он пришел сразу. Не знаю, заметил ли он, что я — на краю. Он сел и начал что-то болтать, как обычно. Твое молчание приводило меня в ужас, а Чарльз всегда что-то говорит, слушать его не обязательно, потому что знаешь, на уме у него ничего дурного. А все, что он думает, он тут же говорит.

Затем я поняла, что терять его никак нельзя. Я пошла на большой риск и сказала ему всю правду. Я сказала ему, кто я, кто он для меня, что я люблю его, искренне люблю, но вот отношения мужа и жены между нами вряд ли когда будут возможны. Я рассказала ему все про себя, все, чем я занималась, и все, что видела в своей жизни, — полную коробочку! Такой рассказ что-нибудь да значит, ведь никаких тайн не остается! Он сидел на стуле и рисовал в блокнотике. Я сказала ему, что не хочу быть такой, какая я есть, что как-то у меня получалось быть другой, но не знаю, получится ли еще. Но я не знаю, сказала я, не уверена, к примеру, что если увижу тебя, то все останется как прежде. И ты уйдешь. И все-таки ты сам вчера видел, он — сама обходительность, вежливость, даже обожание тебя. Ему и подружиться с тобой хотелось. А ты со своей гадкой ухмылкой!

А той ночью, когда я все сказала, он показал мне, что писал в блокноте: «От Чарльза — Гвен! О’кей на любых условиях!» Или вроде того! Он был на флоте, воевал, сидя в радиорубке, и, наверно, там научился жить в постоянной опасности, а домой отписывать бодрые письма.

— Минуту, — сказал я. — Ты собираешься поделиться с ним впечатлениями от этой ночи?

— Я сама натворила — мне и отчитываться. Но он может обидеться на тебя. И что в этом хорошего?

— Гвен, хочешь, я предреку твою судьбу? В один прекрасный день он зарубит тебя топором.

— Может быть.

— Ты думаешь, у него достанет сил терпеть тебя такую?

— Он хочет жениться на мне. Это — его идефикс.

— На тебе такой?

— Он говорит, что я изменюсь. И я тоже не хочу оставаться такой. Я не хочу чувствовать себя в полной зависимости от пушки меж твоих ног. Для меня секс не так уж много значит — с тобой, с кем другим…

— Я не верю тебе, — сказал я.

Тут из коридора донесся звук открываемой двери. Кто-то открыл дверь снаружи и мягко, но внушительно зашел. Затем раздался вдох промедления и Чарльз тихо произнес:

— Гвен?

— Да, Чарльз, — ответила она. — Но… — И Чарльз, начавший тихо открывать дверь в комнату, остановился. — Я не одна, приди попозже.

Возникла пауза.

Гвен спросила:

— Чарльз?

— Хорошо, — ответил он. — Я ухожу.

— Спасибо, Чарльз.

— Зайду потом, — сказал он.

— Пожалуйста, — сказала она.

Дверь квартиры плотно закрыли. Потом щелкнул запираемый звонок.

Через минуту, когда я подошел, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула меня.

— Я хочу спать, — сказала она.

Я ушел в другую комнату и оделся.

Обратно в отель я не пошел. Со станции позвонил Эллен и дал ей адрес доктора, который Гвен написала мне перед уходом. Я сел на поезд в Стамфорд за двадцать минут до отправления, закрылся, как мог, отворотом плаща и заснул.

Кондуктор, разбудив меня, грубовато потребовал билет. Человек — это не нарушение общественного порядка только потому, что ему претит хамство! Некоторые пассажиры странно посмотрели на меня. Из-за их взглядов я так и не мог потом заснуть. Вспоминая сейчас то время, я понимаю, что именно в этом поезде меня охватило чувство, владевшее мной всю последующую неделю, — чувство, что окружавшие меня люди угрожают мне.