— Говорите, я слушаю.

— Я уже сказал. Пока то, что мы имеем, — лучшее. Поэтому, положа руку на сердце, скажите, и закончим на этом, вы все еще упорствуете в своем решении?

— Да.

— И вы говорите так, зная, что через неделю-две у вас не будет денег на чашку кофе?

— О! О чем речь? Я найду себе работу. Мне не так уж и важно, где и чем заниматься.

— Черт возьми, что мне за дело до ваших двух вариантов! Дайте ответ, и закончим. Я спрашиваю, вы уверены, что через месяц вам не будет жаль потерянных тысяч? Вы понимаете, что вам предстоит подписать официальный документ, обязательный к исполнению?

— Давайте, и я подпишу его прямо сейчас.

Он задумался. Затем…

— Теперь у меня не осталось сомнений. Вы — псих!

— Вы неправы. Я и раньше понимал, каковы будут последствия, и оскорблять меня, называя психом, вы не имеете права. И черт вас побери, вам это известно.

— Покорно прошу извинить за грубость!

— Наденьте мантию, тогда и посмотрим.

— И все равно — псих! Поскольку я здесь не для того, чтобы выносить вам меру наказания, а для защиты ваших прав! Я не думаю, что ваше состояние позволяет вам определяться по отношению к вашему будущему. Мне кажется, что пройдет время, и об этих потерянных тысячах вы будете судить по-другому! И я собираюсь отсрочить окончательный вердикт. Дам вам время на размышление.

— Итак, таково ваше решение?

— А я не пойму, к чему спешка? Придет время, и я объявлю вам свое решение! Передо мной прошла череда вас, невротиков, и вы все спешите, потому что в глубине души не уверены. А-а? Что, язык прикусили?

— А что тут можно ответить?

— Вы собираетесь расстаться с огромной суммой денег, с завидным положением, обеспеченностью, порвать с прошлым, которому отдали много сил. Не спорю, может, в конце концов вы останетесь при нынешнем своем мнении, но в данную минуту окончательное решение откладывается. Или отсрочивается. Я переношу его на потом.

— О’кей.

— Вижу, вам стало поспокойнее.

Я действительно успокоился, чуть-чуть. И это смутило меня.

Судья поднялся.

— Вы направляетесь на принудительное лечение. Ваши обязательства, данные кому бы то ни было во время пребывания в больнице, утрачивают силу. Жене я сообщу, что вы отказались от ее опекунства и что я считаю вас недееспособным сейчас принимать какие-либо решения. Таков мой вердикт. Прощайте.

Он пожал мне руку и ушел.

В парке больные стояли под деревьями и смотрели на собирающиеся тучи. Я присоединился к ним как равный. После раскатов грома хлынул дождь и согнал нас в корпуса.

Внутри было тихо. Даже когда потух свет. Электростанция вышла из строя. Но обстановка в больнице ни в коей мере не изменилась.

Я вспомнил, как однажды в Нью-Йорке сгорела электростанция на 58-й улице, питавшая деловой центр, и как сердце метрополиса остановилось. Какая была паника — описать трудно! Здесь же — тишина. Я и Тейтельбаум лежали в кроватях, связанные узами наших неприятностей. В полной темноте я поведал ему о слушании и о своих действиях.

— Ты болен, вне сомнений! — заявил он. — Учись на чужих ошибках, на моих, в частности. Только когда я отказался от всего, я понял, что я по сути — зеленщик и больше ничего. Может, бизнес мой и был солиден, но все равно — Арнольд Тейтельбаум — зеленщик! Магазины были моим призванием. Я ушел на пенсию, в никуда. Заметь, как много людей умирает в отпусках или после ухода на пенсию! Миллионы! Учись на моих ошибках! Иначе через пару месяцев ты не будешь знать, кто ты есть на самом деле!

— Я уже не знаю!

— Человек называется человеком по делу, которое он делает, и делает неплохо! Я понял это по своей жизни.

— А почему я должен что-то делать?

— Потому что в ином случае ты — никто!

— Не совсем так. Я стану человеком, который ничего не делает.

— Все испробовано… гольф, путешествия, послеобеденный бридж, и вот результат — я душевнобольной… И ты пройдешь через это! Жаль тебя. Но ты мне нравишься. Знаешь что? — Его фраза прозвучала так торжественно, будто он собирался оказать мне великую честь. — Я дам почитать тебе мое ДЕЛО!

— Спасибо. — ответил я. — Почту за честь.

Тут зажегся свет.

— Начнешь прямо сейчас?

— А почему бы и нет? Делать-то все равно нечего.

Он подошел к своему бюро и вытащил из него три толстых коричневых конверта. Он дал их мне и сказал:

— Вот моя жизнь, как говорят на телевидении. Вот мой опыт. Прочитай, зазубри мой урок и не делай моей ошибки. Не делай!

«Дело Арнольда Тейтельбаума» являло собой блистательный документ. Нет, язык был обыкновенным, канцелярским, и только уровень человеческой боли, запечатленный в документе, и это ужасное чувство — «слишком поздно» — убивали наповал! Я не спал всю ночь, поглощенный чтением.

«Дело» начиналось с описания того, как Арнольд-зеленщик открыл свою первую лавку — лавку «альма-матер». За первой последовали другие, уже магазины, а затем выросла целая сеть с фирменным знаком «Татл». Страницы дышали гордостью Тейтельбаума за свое детище — за свои торговые предприятия. Он умел вести дела, был изворотлив, храбр и особенно умел соблазнять покупателя.

Сеть подобных магазинов в глазах их обладателя являлась механизмом массового соблазнения женщин. Если бы покупатели, приходя в магазин, приобретали только намеченные дома товары, то Арнольд прогорел бы еще на заре своего начинания. Его работа заключалась в соблазнении женщин к покупке тех товаров, которые они не планировали и даже не хотели брать, тех дорогих вещей, продажа которых позволяла иметь хороший доход. Тейтельбаум добился успеха в этом, потому что начинал бизнес с азов торговли, со своей лавки, где сталкивался с покупателями лицом к лицу. Он знал, как и что преподнести, что лучше спрятать с глаз долой, а что выгодно оттенить. Он знал запросы женщин и проблемы внутрисемейных отношений. Он был и тем, и другим — и мужчиной, и женщиной!

С каждым годом число магазинов «Татл» приумножалось и наконец стало таким большим, дело шло так успешно, что, можно сказать, Арнольд Тейтельбаум достиг пика успеха. Пик в нашем обществе и в наше время означает предложение купить дело целиком. Ему предложили невероятную сумму за всю сеть. Предложили племянники его жены, Стюарт и Ирвинг Голдманы. Переговоры прошли внутрисемейно, но оформлены были надлежащим образом. Сделку триумфально осветила местная газета, и Тейтельбаум на несколько дней оказался в зените славы.

Неожиданно он стал миллионером, не имея никакого приложения сил под рукой. Вот это — ничегонеделание — было описано в петиции на пересмотр сделки. Чем он только не пробовал заняться: гольф, специальная униформа, клубы, сопливые мальчишки на побегушках, устройство плавательных бассейнов и ремонт систем водяной циркуляции, разведение цветов и болезни роз, телевизор в каждой комнате, чтобы смотреть футбол из любой, куда бы ни зашел…

Он всегда мечтал о море. В первый раз в жизни они с женой провели зиму на курорте во Флориде, где пятиразовое питание и солнце навело румянец на щеки и окрасило кожу шоколадом. Они попробовали Калифорнию, Нассау, Акапулько. В последнем Арнольд нанял яхту для большой рыбной ловли, которая закончилась ежедневными картами с женой в каюте, пока ребята из команды удили рыбу. Яхта была невелика, и он страдал морской болезнью. Потом такие яхты больше не брали, круизы к Северной Африке, греческим островам и Южной Америке происходили на больших яхтах, но морская болезнь преследовала его и на них. Пришлось смириться с неоспоримым фактом — море он ненавидит. В Рио случайно познакомился с отставным зеленщиком и провел с ним целую неделю в беседах — отвел душу в разговорах об искусстве продавать. Именно там он понял колоссальность своей ошибки.

Он начал задавать себе вопросы: «Какой петух клюнул меня в задницу, и я решил продать дело? Неужели ради того, чтобы остаток жизни смотреть, как другие люди купаются в твоем бассейне? Как щенки из клуба смеются над твоими ударами, думая, что я этого не замечаю? Ради того, чтобы изрыгать блевотину, держась за рейки грязных средиземноморских яхт, или лопать мясо, которое греки обильно поливают оливковым маслом, черт побери? Чтобы каждый стюард глядел на меня, как на автомат по выдаче чаевых? Я не люблю рыбачить, я не люблю лодки, я не люблю цветы! Я не люблю копаться в саду, розы не растут для меня! Я не люблю в полдень садиться играть в карты! Я не люблю гольф и спортивную одежду! Я люблю деловой костюм и люблю быть торговцем! Я наслаждаюсь, когда нахожу новый товар, придумываю, как выгодно продать его, чтобы покупатели плакали от восторга, приобретая его в огромных количествах! Даже касаясь чисто человеческих отношений, я люблю видеть в людях покупателей, и я люблю других торговцев — они из моего круга!»