Поэтому в то лето он вернулся в Бриджпорт, домой, и плюнул на бассейн.

В договоре о продаже дела существовал пунктик, по которому племянники в течение десяти лет должны были платить Арнольду зарплату. Ничего другого, кроме увертки от налогов, способа избежать лишней траты денег, этот пункт из себя не представлял. Официальным оправданием зарплаты служили слова о том, что «в течение этого периода бывший собственник магазинов, опираясь на богатый опыт и глубокое знание торговли, будет помогать новым собственникам советом и поддержкой».

Тейтельбаум воспринял это буквально. Он стал наведываться в свои бывшие магазины в качестве непрошеного советника. Дела, разумеется, шли абсолютно не так, как должны были идти, по его разумению. Товар был плохо помыт, не так уложен и соответствующим образом не освежался. Он быстро сообразил, что племянники работают на скорую прибыль, урезая на качестве. Потом он вывел на чистую воду нескольких вороватых продавцов и поведал о них племянникам. Но они закрывали глаза на маленькое воровство, позволяя некоторым облеченным властью служащим совершать «самую малость». В случае недоразумений с профсоюзами — это была дубинка против вожаков. Тейтельбаум питал отвращение к пакетам с рекламой какой-либо компании, вручаемой с товаром покупателям, и в свое время отказался делать это. Но нашлась одна, предложившая племянникам круглую сумму, разумеется, негласно, и после этого ожидать от родственников, что они за здорово живешь откажутся от шестизначной цифры, было бы наивно. Арнольд потребовал убрать рекламу и понизить цены для покупателей, чтобы возместить их расходы. Его предложение даже не было рассмотрено. Имя фирмы «Магазины Татл», которое раньше означало лучшее из лучших, постепенно изменило свое значение и начало приводить в смятение основателя: оно стало отдавать ловкачеством.

Из всего изложенного вытекало, что Ирвинг и Стюарт начали нервничать из-за посещений магазинов бывшим владельцем. Он неожиданно заявлялся в разные магазины и доводил управляющих до бешенства. Затем он появлялся в главном офисе и требовал встречи с племянниками. Те вскоре начали «отсутствовать». Тогда он стал сопровождать Стюарта на его игры в гольф, а Ирвинга — на его лодочную станцию. Поймав того или другого, Арнольд поносил их при всем честном народе.

Терпение братьев лопнуло в один прекрасный день, когда они попросили его покинуть магазин, в котором тот затевал скандал. Отказавшись либо уйти, либо заткнуться, он вынудил ребят вызвать полицию, а та силой выдворила его на улицу. Городок моментально обошло известие, унизительное для Арнольда в такой степени, что больше попыток зайти в магазин он не возобновлял. Он заперся в своем кабинете — ни с кем не разговаривая, никуда не выходя, почти не прикасаясь к пище, — и целыми днями просиживал в кожаном кресле, изводя себя мрачными мыслями.

Спустя какое-то время он отправился к своему старому юристу и попросил отыскать в сделке о продаже сети магазинов «Татл» какую-нибудь неувязку. Но юрист сам в свое время составил документ, и ответ его был соответствующим. Ко всему прочему, он произвел нужное впечатление на братьев и стал уже их юристом. И их счет играл зелеными бликами, тогда как счет Арнольда был мертв. Пришлось Арнольду нанять молодого адвоката, еще не оперившегося, всучить ему задаток и начать с самого начала.

Теперь, по крайней мере, появилось то, ради чего стоило жить. Он изнурял себя работой, проверяя и перепроверяя деловые бумаги, встречался с адвокатом, диктуя ему на магнитофон свои соображения по вечерам, а новой секретарше — днем. Он страстно желал расторгнуть сделку.

В это самое время окружающие, включая его самого, стали замечать, что у него с головой не все ладно. К примеру, он стал слышать какие-то звуки, а по ночам видеть кошмары. Жена, в его подозрениях, стала говорить о чем-то за его спиной с проклятыми племянниками и вскоре приняла их сторону. Если она уходила из дома, за ней следил его закадычный дружок по карточной игре такого же, как и он, возраста. Если жена говорила по телефону, он стал поднимать трубку параллельного, якобы по рассеянности, и слушал, о чем шла речь и с кем. Подозрения оказались напрасными, хотя изредка жена беседовала и с племянниками. И, надо сказать, отзывались они о нем очень нелестно.

Паранойя вошла в заключительную стадию. Отныне он подозревал всех. Ему казалось, что за ним установлено наблюдение. «Некоторые», как он был уверен, хотят «заполучить» на него «кое-что». В кабинет врезали новый замок. В обход правил к нему провели один незарегистрированный телефон, и Арнольд проверял, не подслушивают ли его.

Самой худшей из его маний стала привязанность к единственному внуку, Менделю (в школе Майклу) Тейтельбауму. Он мог вскочить среди ночи и побежать к бассейну — ему снилось, что мальчик мог туда упасть. Устав от ночных бдений, Арнольд приказал сровнять бассейн с землей. Враги, так до конца и не вычисленные, окружали его и пытались убить ребенка, чтобы досадить ему.

Арнольд часто звонил под придуманным предлогом своему сыну, доктору, с единственной целью — узнать, дома ли Мендель, спит ли он. Если внук шел гулять, то он следил за ним на расстоянии, следил и за няней, которую тоже подозревал. По результатам наблюдений он составил список тех, кто так или иначе говорил с ней или пробовал говорить, вручил лист сыну и потребовал уволить няньку. Сын отказался, но Арнольд умолял нанять частного детектива, услуги которого он будет оплачивать сам. Сын, конечно, не стал этого делать.

В конце концов произошло ужасное. Отправившись на прогулку с бабушкой, Мендель, играя, отбежал от нее и попал под грузовик. Тейтельбаум, пепельно-серый от горя, настоял на тщательном расследовании. Оно не выявило козней недругов, все произошло случайно: миссис Тейтельбаум была неосторожна, а мальчик — импульсивен, Мендель был мертв, госпожа Тейтельбаум не получила ни одной царапины, а Арнольд сломался.

Больше он с женой не говорил, только ругался на нее.

Он ушел из дома и некоторое время жил в отеле «Стратфорд». Долго ему там не дали продержаться и попросили уехать: он воевал со всем персоналом. Он начал менять гостиницы. Никто не мог сказать, где он жил. Но время от времени он неожиданно появлялся, врывался в спальню жены посреди ночи и доводил ее до белого каления. Она была вынуждена поменять замки на дверях.

В один прекрасный день он втиснул жену своего сына в угол и полчаса умолял ее сказать, где настоящее место захоронения внука. Он хотел перевезти тело в другой город, где оно будет в безопасности. С женщиной случилась истерика.

Страдающий паранойей Тейтельбаум, болезнь была уже всем очевидна, стал прилагать отчаянные попытки для разбирательства своего дела. Он хотел начать бизнес с нуля, присвоив заново имя «Татл». Он хотел начать с одного магазина, потом приобрести другой, восстановить всю сеть. На этот раз не для продажи. Он отправился к банкирам, и выражение его лица после визита красноречиво говорило, что, заполучи он имя «Татл» назад, финансовая поддержка ему обеспечена. Банкиры же, в свою очередь, уверились в том, что его рассудок серьезно поврежден.

Слух о психическом расстройстве обежал все уголки города. Юный юрист, понявший, что дело становится посмешищем, внезапно исчез. Я не хочу начинать карьеру, сказал он Тейтельбауму, с печатью кретина на лбу, и посоветовал бывшему зеленщику бросить эту безнадегу. По его рассказам, вслед за этой фразой Тейтельбаум покусился на его юную жизнь. Истошный вопль юриста привлек в комнату полицию, которой заранее предложили быть начеку в прихожей. В кармане Арнольда Тейтельбаума был найден пистолет. Какой-то журналист, учуявший жареное, был тут как тут и застал фазу ареста. Тейтельбаум обвинил юриста в получении взятки от племянников, чтобы тот прекратил подготовку процесса. Взятка имела место, и скандал был освещен прессой — семья была в шоке от стыда. После этого семейный совет постановил: проблем с помещением Арнольда Тейтельбаума в психиатрическую лечебницу нет.