И она заплакала — горько и по-настоящему. Глядя на нее, я впервые понял, что это возвышенное создание, которое кажется таким сильным, одновременно является самой несчастной женщиной и так же борется с одиночеством, испытывает страсть и страх, как любой смертный. Если, как она сказала, она нашла секрет жизни, во что я, конечно, не верил, для меня было очевидно, что она потеряла счастье.

Она тихо плакала, и в это время ее красота, которая покинула ее на некоторое время, снова вернулась, как луч в сером и мрачном небе. О, какой неотразимой она казалась, когда сошел лоск с ее залитого слезами лица! Мое сердце таяло, когда я любовался ею, я не мог думать ни о чем, кроме ее удивительного очарования и величия.

— Молю тебя, не плачь, — сказал я, — это ранит меня, и прощу прощения, если я сказал нечто такое, что могло причинить тебе боль.

Но она лишь качнула головой так, что волосы упали ей на лицо, и снова заплакала.

— Знаешь, Айша, — продолжал я, — ты сказала мне много неприятных вещей, сделав мишенью твоей горечи, поэтому что странного в том, что я в конце концов ответил тебе?

— А разве ты не заслужил их, Аллан? — прошептала она тихо из-под вуали.

— За что? — спросил я.

— Потому что с самого начала ты бросал мне вызов, показывая мне всякий раз, что считаешь меня лгуньей, не реагируя на те добрые взгляды и слова, которые я обычно раздавала мужчинам. Это сильно ранило меня, и я отплатила тебе тем оружием, которым владеет бедная женщина, хотя ты и нравился мне.

И она снова зарыдала, погружаясь в свою печаль глубже и глубже.

Это было уже слишком. Не зная, чем еще успокоить ее, я взял ее за руку и, поскольку это не произвело эффекта, поцеловал ее. Она не обиделась. Однако внезапно я все вспомнил и отпустил ее руку.

Она убрала волосы с лица и посмотрела на меня. Потом, глядя на свою руку, произнесла мягко:

— Что случилось, Аллан?

— О, ничего, — ответил я, — я просто вспомнил историю, которую ты рассказала мне о мужчине по имени Калликрат.

Она нахмурилась.

— И что такого, Аллан? Разве недостаточно того, что за свои грехи я должна расплачиваться слезами, пустой постелью и раскаянием? Я должна ждать его много столетий. Могу ли я надеть его цепи, того, кому я столько должна, когда он далеко? Скажи, не видел ли ты его на небесах, Аллан?

Я покачал головой и подумал, что все это время ее лучистые глаза, казалось, вытягивали из меня душу. Мне показалось, что она склонилась к моему лицу. Я потерял здравый смысл и тоже наклонился к ней. Она сводила меня с ума, из-за нее я забыл обо всем на свете.

Она нежно положила мне руку на сердце, сказав:

— Останься! Что мешает тебе? Разве ты не любишь меня, Аллан?

— Я думаю, да, — ответил я.

Она откинулась на своем троне и тихо засмеялась.

— Что за слова, — сказала она, — они слетают с губ так легко и ничего не значат, может быть, это от долгой жизни? Аллан, я потрясена. Это тот самый мужчина, который несколько дней назад говорил мне, что соблазнить меня — все равно что соблазнить Луну? И это ты, который минуту назад говорил, что твое сердце глухо, а губы холодны и безучастны? А теперь?

Я покраснел и встал, пробормотав:

— Позволь мне уйти!

— Нет, Аллан, отчего же? Я не вижу в этом ничего плохого. — И она подняла руку, тихо взмахнув ею. — Ты не такой, каким был раньше, хотя, может быть, в моей душе ты был таким, — добавила она с долей досады. — Нет, я не злюсь на тебя в самом деле за то, что ты не поддался моим чарам, ты просто несчастный человек. Давай оставим все, как есть, и забудем об этом. А что касается моего ответа на твои слова о Калликрате, как ты думаешь, почему тебя не нашли те, кто когда-то обожал? Потому что они не верили. Ты тоже хочешь быть неверующим? Стыдись, Аллан, своего непостоянства!

Она ждала, что я что-нибудь скажу в ответ.

Конечно, я промолчал. Что я мог сказать той, которая лишила меня милости и была обижена?

— Ты думаешь, Аллан, — продолжала она, — что я свила вокруг тебя свою паутину, и это правда. Подумай об этом и никогда не перечь женщине, потому что она сильней тебя, ведь именно природа сделала ее такой. Слезы — это мое древнее оружие, которое защищает и приносит мне пользу.

Я снова вскочил, выкрикивая английские слова, которых, надеюсь, Айша не понимала, и она снова предложила мне сесть, продолжая:

— Не оставляй меня сейчас, даже если свет освещает мужчину, который приходит и уходит, как вечерний ветер, и делает тебя дорогим для меня человеком, все равно остается дело, которое мы должны совершить вместе. Хотя, думая только обо мне, ты забыл о Зикали, старом мудреце в далеких землях, который послал тебя в Кор и ко мне, как он напомнил мне час назад.

Это странное заявление отвлекло меня от моих личных беспокойных мыслей и заставило решительно посмотреть на нее.

— Ты снова не веришь мне, — сказала она, слегка топнув ногой. — Сделай это еще раз, Аллан, и я клянусь, что ты падешь передо мной ниц и будешь целовать мои ноги и шептать всякие глупости, которые мужчина шепчет женщине, так что потом ты не сможешь без стыда вспомнить этот день.

— О нет, — перебил я торопливо, — уверяю, что ты ошибаешься, я верю каждому твоему слову, которое ты сказала или скажешь, я говорю правду.

— Ты лжешь. Это еще одна ложь из множества других? Продолжай.

— Что продолжать? — эхом отозвался я. — А что касается послания Зикали... — Тут я замолчал. — Мой разум напомнил мне, что знахарь хотел что-то узнать о каком-то великом предприятии, будет ли оно удачным, но его детали он сообщит только тебе. Повтори мне все.

Так, втайне довольный, что удалось уйти от более опасных тем, вкратце рассказал ей все, что знал об истории старого колдуна и его вражде с королевским домом зулусов. Она слушала, внимая каждому слову, затем сказала:

— Итак, Зикали хочет знать, победит ли он или окажется побежденным, именно поэтому он отправил тебя в это путешествие. Но я не могу сказать это, потому что не имею ничего общего с предприятием, которое кажется для него таким важным. Но поскольку я обязана ему за то, что он прислал сюда черного человека с топором, чтобы победить моих врагов, и тебя, чтобы осветить ненадолго мое одиночество, я постараюсь. Поставь эту чашу передо мной, Аллан. — Она указала на мраморную треногу, на которой стоял сосуд, наполовину наполненный водой. — И подойди, сядь рядом со мной и посмотри в него. Потом скажи, что ты видишь.

Я последовал ее указаниям и склонил голову над водой, пристально глядя туда в положении человека, которому будут мыть голову.

— Это довольно глупо, — сказал я униженно. Я потерял присутствие духа. — Что я должен увидеть? Я ничего не вижу.

— Посмотри снова, — сказала она, и вода затуманилась. Затем возникла картинка. Я видел внутренний двор кафрского дворца, слабо освещенный единственной свечой, которая находилась в горлышке бутылки. Слева от двери стоял остов кровати, на нем лежал связанный умирающий мужчина, в котором, к моему ужасу, я узнал Кетчвайо, короля зулусов. У кровати стоял другой человек — и тут я постарел на несколько лет, — он, склонившись над кроватью, что-то шептал на ухо умирающему. В гротескной фигуре я узнал Зикали, Открывателя Дорог, чьи светящиеся злые глаза были направлены на испуганное и измученное лицо короля. Все, что случилось потом, я описал в книге «Все кончено».

Я описал Айше все то, что видел, и пока я это делал, картинка в сосуде исчезла, ничего не осталось, лишь чистая вода в мраморной чаше. Эта история, казалось, не заинтересовала ее, она отклонилась и зевнула.

— Это хорошее видение, Аллан, — сказала она равнодушно, — и очень далекое. Ты не можешь увидеть то, что происходит на солнце или других звездах, а по тем изображениям, что ты увидел в воде, можно узнать о событиях, не говоря о том, что ты угадал в моих глазах, и все это в течение одного часа. Дела дикарей не касаются меня, и я ничего больше не знаю об этом. Хотя мне кажется, что колдун, твой друг, будет доволен тем, что ты увидел. На этой картине король, которого он ненавидит, лежит умирающий, а он сам что-то нашептывает ему на ухо, и ты видишь его конец. Что еще ему нужно? Скажи ему это, когда вы встретитесь, а еще скажи, чтобы в будущем он меня больше не беспокоил, потому что я не люблю просыпаться и слушать его невнятную болтовню и фантазии дикарей. В самом деле, он хочет слишком много. И довольно о нем и его темных делах. Ты хотел получить желаемое, и вы все его получили.