– Многокультурность – болезнь общества, – заявляет Б., доктор по национальным заболеваниям, – и когда она уже является свершившимся фактом, то лечить ее, конечно, нужно терпимостью, обеспечивая максимальное качество жизни, которого можно добиться при хронической болезни. Но что верно для  любой болезни, верно и для этой: лучшее средство от нее – профилактика. Львами, змейками и другими народами лучше любоваться и любить их с безопасного расстояния. А под руководством опытного инструктора льва можно погладить, а змейке подарить кузнечика.

  Отдав ребенка родителям, Баронесса и Котеночек вскоре вернулись домой. И там застали мужчин в состоянии, отличном от того, в котором они оставили их, уходя. Те то ли праздновали победу, то ли стирали из памяти шероховатости операции, но они были уже изрядно навеселе. В. приволок из багажника своего автомобиля четыре комплекта армейских штанов, которые вместе с остальным барахлом бросили ему его друзья – резервисты, отправившиеся налегке провести денек на Красном море. Нацепив штаны, защитный цвет которых ассоциируется у всякого с военной доблестью, и белые домашние футболки, символ принципиального миролюбия военных людей, друзья восседали на Зеленом Диване. Обнявшись и раскачиваясь, они держали в руках кружки с пивом и распевали немецкие народные песни.

  – Хороши голубчики, – отметила Баронесса.

фальшивил совсем окосевший А.

  – Во! – удивляется Я. – Я такого продолжения никогда не слышал.

  – Говорил же тебе, – Б., полковник в отставке, увещевает  смущенного В., – не подливай ему в пиво “Русский стандарт”. В крайнем случае – “Кеглевича”.

  Баронесса, прихватив с собой Котеночка, отправилась на кухню, чтобы приняться за приготовление закуски. Этот поход на Восток пора было плавно превращать в организованное отступление по всем правилам немецкого военного искусства.

  Пока они возились на кухне, а Я. с Б. выясняли на примере России и Германии, что в большей степени способствует укреплению радикальных идей в обществе, пиво или водка, В. нашел-таки в дальнем углу морозилки забытого там много лет назад “Кеглевича”. Чтобы загладить промах он подлил его А.-иньке в пиво. Спор был в разгаре, Я. горячо доказывал, что пиво опаснее водки, когда А. снова привлек всеобщее внимание.

  – Я все готов простить нашим вождям, – говорил он, – распри и коррупцию, демагогию и бардак, одного я им не прощу никогда – ослабления оборонной мощи нашей страны.

  По щекам А. текли крупные слезы. Спор теперь переключился на закуску. Жирная пища нейтрализует действие алкоголя, с этим были согласны все. Спорили о том, что скормить А. раньше – жаркое с фаршированной куриной шейкой или студень, покрытый тонкой пленкой жира, как весенние улицы Российской Империи бывают покрыты потемневшим городским снегом. Баронесса и Котеночек так заботливо обхаживали А., что и Б., и В., и Я. стали бузить и грозить, что они готовы подмешать себе в пиво даже субботнего вина, чтобы заслужить внимание женщин (уж это будет всем отравам отрава, утверждали они, хуже этого только средство от тараканов К300).

  По мнению женщин, ситуация начала выходить из-под контроля. Они объявили “мертвый час”, разведя мужчин по спальням и садовым лежакам, загрузили всю посуду, в которой можно смешивать пиво с другими напитками, в посудомоечную машину. И даже пытались напевать им на иврите колыбельные песни из тех, что поют ребенку после обрезания, когда будущий воин Еврейского Государства получает свое первое ранение на седьмой день жизни, а затем, плачущий, усыпляется приложенной к его рту ваткой, смоченной субботним вином.

  – Это было еще в годы моего студенчества, – начал рассказывать Я. – На курсе то ли философии, то ли научного коммунизма, представленная к обсуждению тема была – взаимовлияние культур. Вдохновленный принципами пролетарского интернационализма, оспаривать которые в те времена никто вслух не решился бы, я решил, что ничего скользкого в этой теме нет. Я заявил, что считаю очень удачным примером взаимопроникновения русской и узбекской культур вышедший недавно в Ташкенте фильм о любви и о нежности. Никакого подвоха в этом моем заявлении не было, – решительно заявил Я., хотя никто таких подозрений и не высказывал, а Б. даже подтвердил, что он что-то такое помнит и ему тогда этот фильм тоже понравился. Баронесса фильм не помнила, и Я. пошутил, что она, похоже, и правда моложе его, и паспорт, предъявленный ею в загсе (Запись Актов Гражданского Состояния) для получения свидетельства о браке, не был фальшивым.

  – А тогда в воздухе повисла пауза, – продолжал Я., – ребята все были хорошие, – не без ностальгии заметил он, – но мне показалось, что какая-то капля все же покатилась у них по спине за воротом. Кто-то решил, что капля теплая, кому-то она показалась прохладной. Преподавательница наша тему свернула, не глядя в мою сторону, и была права – этим заезжим еврейчикам вечно не хватает такта, высокие принципы потому и высокие, что сияют в высоте, а не капают тебе за шиворот. Во всяком случае, я сегодняшний решительно и принципиально осуждаю Я. тогдашнего за эту еврейскую попытку навязывания русской культуре чего бы то ни было. Не имеет значения – хорошего или плохого.

  Я., вспомнив студенческие годы, замолк. Тогда его внутренний мир был более цельным, отмечает он, – как легко смотреть людям в глаза, когда ты на стороне всеобщей любви и терпения. Зато сейчас он понимает и чувствует, отчего кто-нибудь при этом мрачнеет и уходит в себя. А что изменилось? Он всего-то ныне вместо братства любящих людей – за братство любящих народов. И из-за этой малости он теперь иногда мрачнеет и уходит в себя.

  – Да, непростая тема, – сказал Б. и напомнил о том, как подорвался на национальной мине местный политик. Он и сидел-то за рулем машины, в которой, кроме него, как он думал, никого не было. Переключая еврейские радиостанции, угощавшие его восточной музыкой, он буркнул: “Кто кого оккупирует – мы Газу или Газа нас?” Неделю детонировало минное поле политкорректности. Если бы не ремни безопасности, ни за что не выбраться бы ему из своего автомобиля с одним только фингалом под глазом. А недавно одна русская девочка по телевизору тоже сказала что-то неаккуратное по поручению своей партии. Я уж думал, что после этого от нее даже ямочек на щеках не останется. Но она – молодец. Вернулась в телевизор и открыла такой шквальный огонь любви ко всему восточному, что когда перестала жать на курки и гашетки, из окопов противника так никто и не встал, осталось только подогнать бульдозеры и эти окопы засыпать.

  – Я все-таки продолжаю считать, что взаимовлияние культур вещь плодотворная, – сказал Я.

  К этому он добавил воспоминания уж совсем из своего детства о том, как удобряли поля содержимым коровников и конюшен.

  – А это к чему? – спросил Б.

  – А вот чему, – ответил Я., – на каких органических удобрениях вырос великий роман госпожи Е.?

  – На собачьем дерьме, – ответила Баронесса, не способная ошибаться.

  – В разбросанном по улицам собачьем дерьме в Еврейском Государстве нет недостатка, – сказал Я., – но вот культура международного уровня в нем хоть и всходит, но по мне – не так скоро, как хотелось бы.

  Догадлива Баронесса! Она уже поднимает телефонную трубку. В туристическом агентстве заказываются шесть билетов в Вену. Мест в гостинице она не бронирует.