Литмир - Электронная Библиотека
ЛитМир: бестселлеры месяца
Содержание  
A
A

  Там, на далеком горизонте, где, кажется, кончается лук в море, мы различаем шхуну. Она плывет. Ее паруса наполнены ветром человеческих исканий. Эта шхуна настоящая, а вы как думали?

N++; О БОЛЬШОЙ БОМБЕ

   В отличие от миллионов и миллионов людей на Земле, знающих о Большой Бомбе Еврейского Государства только из газет и телепередач, все члены Кнессета Осведомленного Созыва неоднократно ездили на автобусе к Красному морю в Эйлат и по дороге видели серебристый купол Храма Загадки Еврейской Большой Бомбы. Ее (бомбы и загадки о ней) испытания регулярно производятся на полигоне Соседского воображения. Раз в год ставит вопрос о Бомбе в Организации Объединенных Наций лично Большой Фараон. Нации выражают обеспокоенность. Если бы не Старшая Сестра с ее успокаивающими сеансами мирового психоанализа, быть бы Большому Скандалу. Молчит по этому поводу Император Острова Пингвинов, потому что это его предшественники делали вид, будто передают Еврейскому Государству выкройку жандармской фуражки, а не секреты Большой Бомбы. Он не любит об этом вспоминать, чтобы не навлекать на себя гнев Соседей, а мы, утверждает Кнессет Зеленого Дивана, любим, – и по прямо противоположной причине.

  – На Храмовой горе есть очень похожий купол. Только золоченый. Там не прячут Большие Бомбы с золочеными головками? – шутит Баронесса.

  – Да ладно! Мало нам Безумного Аримана, – порицает Кнессет Баронессову шутку и, переводя разговор на персов, отвлекается на убийство Грибоедова. В этой теме Кнессет Зеленого Дивана находит утешение, утверждая, что вот ведь не во всех неурядицах в мире виноваты евреи, кое в чем виноваты армяне. Ведь именно защищая армянина, погиб русский поэт Грибоедов, труп которого еще три дня волочили по улицам возбужденные персы. А отсюда плавно скользят мысли Кнессета к внешней политике Российской Империи.

  – Увы, – сетуют члены Кнессета, – жителям Еврейского Государства, не связанным происхождением с Российской Империей, она по международному шаблону, с удовольствием поддерживаемому самими русскими, представляется непредсказуемым бурым медведем, который чем дольше не покидает берлогу, тем лучше для всех. Ведь никогда не знаешь, что сулит тебе встреча с ним. Хоть он и зашиб мощной лапой нацистского монстра, и он же, свернув лапу в кукиш, показал его Старшей Сестре, помогая образованию Еврейского Государства. (Ради этого самого кукиша, конечно.) Увы, затем годами он делал ставку на Соседей, рычал, не отпуская будущих жителей Еврейского Государства в Америку. Теперь вот завел хитроумные шашни с потомками царя Кира, двухсотлетняя власть которого (его и его потомков) над Землей Обетованной в давние времена, между прочим, не оставила ни одной еврейской жалобы в протоколах полицейского участка истории.

  – Что ж, выпьем за царя Кира, однажды вернувшего нам Иудею, – налил Б. бокал Баронессы. – И за Петра Великого, который рубил окно в Европу, где хорошо и прохладно. А не прорубался в жаркий Ближний Восток, на котором только тускнеет и портится медвежья шкура.

N++; ШПИНАТ, КОЛБАСА, ХОЛОКОСТ

  – Я утверждаю, что антисемитизма, как такового, вообще не существует в природе, – неожиданно заявил Я., состроив хитрую физиономию.

  Это заявление было встречено как ничего не значащее вступление к чему-то другому, с подвохом. Или как подвох к чему-то оригинальному, появление чего перед слушателями непременно должно начаться со скандала, подобного удару ноги, выбивающему входную дверь. И только Б. мысленно сравнил это вступление с веселеньким четверостишием, которое американский автор непременно поместит в качестве эпиграфа к популярному учебнику компьютерного языка Си для чайников.

  – А что есть?– вежливо поинтересовался А.

  – Что есть? – переспросил Я. – Есть, например, охотничий инстинкт. У евреев есть удивительная склонность вечно ставить себя в положение дичи. Мир – не филиал Гринписа. Нужно быть готовым оскалить пасть с настоящими клыками...

  – И выпустить когти, – добавил Б., взглянув на Баронессу.

  – ... а не только проповедовать охотникам питание салатом из шпината, рыгнув со страху паштетом из гусиной печенки, – закончил Я. прерванную приятелем фразу. – Тот факт, что евреям порой удается занять удобное место за чужим столом, – продолжал он, – не делает этот стол их собственностью. Но немедленное их желание состоит в том, чтобы естественностью своего поведения и непринужденностью своего участия в застольных беседах создать у владельцев стола ощущение, что новизна положения заключается не в нарушении привычного ритуала, а в придании ему восхитительной новизны. В хозяевах стола это будит порой охранный инстинкт собственника, особенно у хозяев, страдающих косноязычием.

  – Пройденный этап – мы ведь здесь, – сказал А. не без гордости и даже не без еще более нехарактерного для него оттенка самодовольства.

  Б. улыбнулся. Соус его улыбки включал близкие по вкусу слабые ингредиенты скепсиса и насмешки, но ощущался и более острый привкус хищного самоедства.

  – Я много раз слышал историю о том, как на всякий случай была занята очередь за документами на отъезд, на отправку багажа, – сказал он. – Очередь подходила, нужно было решаться. Очередь в USA выглядела соблазнительнее, но двигалась медленнее. Ну и решались. А здесь нас ждало определение: “колбасная волна”. Колбасной выглядела она и по форме. Она продвигалась палочка за палочкой, колбаска за колбаской. Я тоже был частью этой исторической связки, – закончил Б., немного понизив голос.

  – Старик-Премьер буркнул тогда: “Ну и пусть колбасная. Бойцов мы из них сделаем здесь”, – напомнил Я. – И выставил на дороге в USA заградительный блок-пост.

  – Прав был Старик, – согласился Кнессет, вспомнив Старика, о выделении средств на содержание которого в доме для престарелых бурно спорила в это время Денежная Комиссия Большого Кнессета.

  – Как прав оказался во времена Большой Иллюзии, тоже буркнув с экрана телевизора: “Море – то же море, Соседи – те же Соседи”. Мы его тогда не любили за эти слова, – добавил Я.

  – Очень не любили, – подтвердила Баронесса.

  Кнессет Зеленого Дивана без всякой просьбы со стороны выделил некоторую сумму для Старика. По предложению Баронессы.

  – Мы отвлеклись, – говорит А., – а как же Германия, как же Холокост?

  – Германия – одно из самых неподходящих мест для евреев, – говорит Я.

  – Высадите евреев на Луне, и Луна станет для них неподходящим местом, – Б. произносит эту фразу без энтузиазма, чувствуя, что время ее прошло.

  Широкому кругу читателей, например, из Российской Империи, никогда не бывавших на Святой Земле и не встречавших там в изобилии своих бывших соотечественников, следует пояснить, что вновь прибывшие жители Еврейского Государства, особенно вскоре по приезде, бывают склонны бравировать антисемитизмом и умением пить водку (или виски, но об этом потом). Например, с большим удовольствием они употребляют слово “жид”. Это – часть бравады евреев новой формации на первом этапе их формирования. Потом это резкое слово понемногу исчезает из их лексикона, пополняющегося множеством приятных местных словечек, как-то: “балаган”, “бардак”, “халтура” и “кибенимат”, которые в иврите не имеют падежей и потому выглядят вполне натурализованными.

  А пока мы рассуждали на отвлеченные темы и знакомили нееврейского читателя с особенностями процесса, именуемого в Еврейском Государстве химическим термином “абсорбция”, означающим прикрепление и подмешивание с целью дальнейшего в нем растворения высыпанных в Государство новых ингредиентов, Я. стал серьезен.  

  – Никогда не забуду свой первый день памяти Холокоста здесь, – сказал он, – когда остановился вдруг поток машин на автостраде, люди вышли из них и стояли молча, а из сотен автомобильных приемников выли сирены. Я замер и осознал тогда, что только здесь это не еще одна прививка терпимости. И где еще позволят себе каприз не играть Вагнера потому, что его играли в концлагерях?

17
{"b":"250943","o":1}
ЛитМир: бестселлеры месяца