– Она что же, хорошенькой была?

  – Да кто ж ее знает, и ведь сзади не видно, но с тех пор и обзаводились русские Мараты каждый своей еврейской попкой. Такая была русская пролетарская мода. Только Отец Народов не обзавелся – так ведь он и не русский. А от брачного союза русских Маратов и еврейских попок пошло новое племя. И они уж везде свои – то Россию за попку ущипнут, то в евреев понарошку прицелятся. А Фанни промахнулась, и не погиб ильич геройской смертью, “свинцом сраженный”, а умер от сифилиса, как последний пидор.

  – Значит, опять получается, что не евреи во всем виноваты, которым ничего чужого не жалко, даже не совсем чужого ильича не жалко с его крещеным дедушкой, а виноват русский мужик с его соблазном лапать чужое и щипать еврейскую попку.

  – Получается, Веничка, воистину получается, – ответит Я. смиренно, очень смиренно, голосом Ангела страждущего ответит.

  – А ведь по вашим законам внук еврея имеет право на возвращение на родину предков. Вот мы вам ильича прямо из мавзолея и погрузим на самолет компании “Эль-Аль”...

  – Не выйдет, – ответит Ангел, и в голосе его мелькнет адвокатская нотка. – Внук еврея имеет, а внук крещеного еврея – нет. Ильича в аэропорту имени Бен-Гуриона обыщут на предмет наркотиков. Пачку газеты “Искра” – попросту в мусор, а Ильича (в аэропорту им. Бен-Гуриона – к именитым гостям – с уважением) – назад, в Мавзолей, на Красную Площадь.

  – Есть коктейли, и есть коктейли, как сказал бы недостреленный ильич, – продолжает Я. свое мнимое объяснение с Веничкой. – Я по утрам рекомендую изящный, с искрами большого таланта коктейль “Русская Тройка”. Вот его ингредиенты:

      1.”Перекати-поле” А.П. Чехова. Это

        безобидно почти, это скорее вкус

        подготавливает.

      2.”Жид” И.С.Тургенева. Тут, знаете

        ли, есть это особенное, тургеневское.

        Немец-генерал еврея-шпиона, сутенера

        собственной дочери, вешает, а

        русский офицер от этого зрелища бежит –

        жалеет.

      3.”Тарас Бульба” Н.В.Гоголя. Это шибает

        по-настоящему, чтоб до самого обеда

        хватило.

  – Но если кто до обеда дотерпеть не может, рекомендую, – говорит Я., – что-то вроде слабого аперитива, с которым в детстве выбегал я на улицы к соседским мальчишкам поиграть в футбол.

      “Жид, жид, по веревочке бежит...” –

       пели веселые мальчишки.

       “Жид пархатый, говном напхатый,

       Колом подбитый, чтоб не был

       сердитый”, – подпевал им и я.

       В этих строках что-то от южной

       прелести украинских ночей,

       правда?

  – Ну, это никакой не аперитив, это скорее бутерброд с курочкой, – скажет Веничка. – Но что же ты чувствовал, как отозвался в тебе этот бутерброд, когда ты вступил в мятежную пору отрочества?

  – Смятением отозвался, Веничка, колом в жопе я его почувствовал, – ответит Я.

  – Ну а в футбол-то хоть ты поиграл, от футбола получил удовольствие? – спросит Веничка.

  – Нет, не взяли мальчишки. Но не потому, что паршивый жиденок, ты не думай, просто в футбол я играл до того хуево, что дальше некуда.

  Загрустил Веничка, посочувствовал, но встрепенулся, вспомнил и спросил:

  – А что же к обеду? Ты скажи, мне ведь интересно, мне не терпится, – торопит Веничка.

  – К обеду – “Залп Многотрубной Авроры”.

      1.”Дневник писателя” Ф.М.Достоевского.

         Там все начинается.

      2. Письмо А.И.Куприна о евреях.

         http://www.keliya.ru/Statji/Kuprin.htm

         Там все объясняется.

      3. Переписка Астафьева с Эйдельманом.

         http://lib.ru/PROZA/ASTAFIEW/p_letters.txt

         Этим все заканчивается.

  – Астафьев погорячился, – говорит Веничка.

  – Эйдельман тоже, – соглашается Я.

  – А что же к ужину? – спрашивает Веничка.

  – А к ужину, – с чего и начали, A.П.Чехов. “Скрипка Ротшильда”.

  – А-а-а, вот видишь, значит, было и понимание? Была любовь? А разве ты не любил?

  – Ну положим, ну была любовь, ну любил и я. Что из этого?

   С чемоданами и баулами они приезжают на воспетый Великой Поэмой Курский вокзал. Чемоданы и баулы выдают их намерения. За ними пришла организованная их родственниками машина, но подошедший худощавый москвич объясняет ее водителю, что на проколотых шинах он далеко не уедет. Я. показалось, что спина стоящего неподалеку милиционера прислушивается к их беседе и изображает такую особенную улыбку, которую только и может изобразить спина милиционера. Путь в Еврейское Государство пролегает через спецрейс Курский вокзал – аэропорт Шереметьево по цене двухмесячной зарплаты, знакомит москвич ошеломленных провинциалов с принципами новой столичной экономики.

  Их знакомый вернулся из командировки на Украину. Там все продают только по местным паспортам. Все, что он сумел привезти в подарок внуку – это кокарда железнодорожника. Как вы можете уезжать из такой смешной страны? – спрашивает он.

  Поезд Москва – Варшава отходит от перрона. Игралось ли “Прощание славянки”, – Я. не помнит. Дальнейшая история Российской Империи пишется без ссылок на них.

  Аэропорт Еврейского Государства выглядит так, как и должна выглядеть новая жизнь, – начищенно, празднично, блестяще. Я. приоткрывает окно в такси и, собравшись с духом, решается впервые в жизни применить на местности вновь выученный им язык.

  – Ветер не мешает? – спрашивает он у водителя такси, обливаясь потом не столько от жары, сколько от волнения.

  – Мешает, – отвечает водитель, и Я. послушно закрывает окно. Бог с ним, с окном, – восторженный взгляд жены с лихвой заменяет ему любые неудобства.

  “Хорошее начало, ситуация под контролем”, – радуются они.

  Насколько ситуация не под контролем, они начинают постигать шаг за шагом. Домик, в котором они поселяются, имеет два преимущества: первое – он стоит на земле, и они не заперты в четырех стенах, второе – чем ниже ты опускаешься в своем положении – тем почетнее будет подъем. Всю первую неделю жена, просыпаясь, обводит глазами окружающее убожество и снова погружается в сон. Не настолько приятны деньги, насколько отвратительна нищета. Как связаны нищета и унижение, они постигают, когда несут в свое гнездышко подаренную им потемневшую от времени деревянную кровать. В первом ульпане по изучению иврита их приветливо встречают товарищи по приключению.

  – Красные дипломы или синие? – выясняют они вместе с учительницей.

  – Синий, – признается жена и опускает глаза. Ульпан весело смеется. Красные и синие дипломы уже устроены – они подрабатывают мытьем полов в супермаркете, работой на мусорных машинах.

  Нет, они к этому пока не готовы. Они богаты, в Польшу им удалось переправить 2300$. Их передали им на вокзале в Варшаве. За эту сумму они ликвидировали свою предыдущую жизнь. На базарчике в Варшаве они продали портативный телевизор и две бутылки водки – еще 45$. Эти деньги позволят им продержаться несколько лишних месяцев в поисках работы, думают они.

  Вскоре веселый ульпан закрывают за недостатком учеников. В наследство от него они получают дружбу с Б. Новый ульпан смотрит на жизнь намного мрачнее. Гневные трибуны в перерывах между занятиями клеймят преступное Еврейское Государство, заманившее их в эту западню для какой-то неясной им цели, по-видимому, в качестве пушечного мяса. Обращает на себя внимание мрачный москвич, одинокий, явно на грани депрессии. Он молчалив, слушает других, но глаза его неспокойны. Он математик, выясняют они, иврит осваивает с трудом – ему мешает внутреннее беспокойство, чувство неопределенности и геометрический склад ума. Почувствовав в них твердую сцепку и устойчивость, он инстинктивно тянется к ним. Это – А. Разносятся слухи о первых самоубийствах. Появляются молодые ростки неприятия Востока. Непричесанная пальма в сознании новых граждан обретает статус символа всего восточного.