Афанасий. Так разве же у бога только 7 очей?

Яков. Врешь! Не 7, но одна вечность. 7 дней заключили в себе всю тварь. А сверх всей седьмицы блистает слава вечного — как одно лицо в семи зеркалах, и одно солнце в семи днях, и один огонь в семи свечах, и одно зерно в семи добрых полосах, и одна печать в семи сургу- чах. «Призирающие на всю землю», то есть открывающиеся сверх всей тленп… «И свет во тьме светится…»

Если ты уже приметил, что ветви светильника и добрые колосы происходят от одного стебля, чего в простых колосах никогда не бывает, не забудь же, что и блеск светлой седьмицы молниевидно исходит от одной пустой плоти. «Всяка плоть — трава…» — вот тебе стеблие.

Сие означает Захарпя тепью двух маслии, правой и левой, приосеняющих свечник. «Не в силе вещей, ие в крепости, но в духе моем говорит господь–вседержитель» (гл. 4).

«Съест от левых людей и не насытится» (Исайя).

«Пошлю голод па землю» — то же, что «взалчут на вечер…»

«Повторился же сон фараону дважды, как истина будет: слово, которое от бога» (Бытие, гл. 41).

Разжуй: от бога, а ирочее сон, тень. Если ж тебе все сие нелепостью кажется, так послушай самого Иосифа: «Семь Колосов добрых семь лет есть».

Афанасий. Так на что же лгать? 7 лет, а не 7 дней.

Яков. A! AI Тут‑то твой видно закоулок? Не скроешься! У бога день как 1000 лет.

Итак, мне кажется: «Говорите «колос» — значит раскусите слово божие да не умрете». «Я есть хлеб животный…» «Жестоко есть слово сие…» «Имеющий уши слышать…» «Если же не послушаете, втайне восплачется душа ваша».

Разве думаешь не одно то: неведение, ночь, сон, голод, меч, мучение, смерть, ад?.. «Кто нас разлучит от любви божией».

Тут‑то заключается бедность, тление, расточение, утеснение… Пожалуйста, взгляни на начало (гл. 15 Иеремии).

«Ты оставил меня, — говорит господь, — и прострю руку мою на тебя, и убью тебя…» «И взял их и заколол…» (Судей, гл. 12). «Се сей лежит на падение…»

Теперь, обратив речи к намеренной точке, сказываю вам, что не только землю с ее плодами и рождениями, но все небесные и земные фигуры, домашние древним, на- ппаче в Египте любомудрцам, отняв от означения таинств их, перенес Израиль в посвящение господу, и ты ли похитить поучаешься опять?

«И снял фараон перстень с руки своей, возложил его на руку Иосифову, и облек его в рпзу червленну, п возложил гривну золотую на шею его, и посадил его на колесницу свою вторую».

«Взошел ты на высоту… принял ты даяния… II отворив сокровища свои, принесли ему дары: золото, и ливан, и смирну». «Цари аравстии и Сава[381] дары приведут».

Афанасий. Не похищаю, а спрашиваю, можно ль, например, арифметику, геометрию или…

Яков. Потеряли цену свою пророкп языческие тогда, когда прореченное о всеобщем, о безвременном, о безместном, обратив к частному, местному п временному, перенесли оное на князей, на сынов человеческих. Сей есть всеобщий источник идолослуженпя. Тлен повсюду влез на колесницу божию. Сами свой прах вознесли на высоту господню. «Сии на колесницах и спи на конях…»

Посади, если хочешь, служанку стихии, твою астрономию. Вознеси на колесницу вечного. «Колесница божия тьмой тьмы…»

Афанасий. Что есть вечность?

Яков. То, что истина.

Афанаспй. Что есть истина?

Яков. То, что пречистое, нетленное п единое.

Афанасий. Не можно ль несколько рассказать яснее?

Яков. То, что везде, всегда, все во всем есть.

Афанасий. Отрежь как можно проще.

Яков. То, что везде и нигде.

Афанасий. Фу! Ты сам толком пуще мне очп помрачил.

Яков. Иначе от тебя не отделаться.

А ф а н а с и й. Ну, для чего бог изображается образами?

Яков. А ты для чего твои мысли изображаешь фигурами букв или ударением воздуха?

А ф а н а с и й. Для того, что мысли мои не видны.

Яков. А бог во сто тысяч раз сокровеннее твоих мыслей, нежели твоя воздушная мысль в наружном твоем болване.

Афанасий. Хорошо. Скажи же мне, кто спи божественные узы сплетает?

Яков. Те, что разрешают.

Афанасий. А разрешает кто?

Яков. Те, что связуют.

Афанаспй. А я нп сих, ни тех не знаю.

Яков. Разве ты никогда не слыхал о Веселеиле[382]и его товарищах, украсивших разными художествами храм господен? Пробега «Исход», гл. 31 или 37. Сей первый художник скинии посребрпл и позолотил столпы: вылил золотые кольца, золотые петли, золотые крючки, пуговицы, колокольчики на священнпчьей одежде, серебряные куполки скпнпп, медные у дверей головки, и проч. п проч.

Афанаспй. Видно, что Веселепл был крючкотворец.

Яков. А Гедеоном составленную ризу уже ты позабыл? Она, конечно, то же, что Веселеплов логнон, то есть слово божие. Вспомни, какое число всех приношений господу от сынов Израилевых, и воскликни с Варухом: «О Израиль, сколь велик дом божий и пространно место селения его: велико и не имеет конца, высоко и безмерно» (гл. 3).

Все спи прпносы суть узлы, славу божию внутри утаивающие: «Да возьмешь от начатка плодов земли твоей, которую господь бог дает тебе в жребий, и вложишь в кошницу и пойдешь на место, которое изберет господь бог твой, призывать имя его там. II ныне се принес начатки от плодов земли, которую дал мне ты» (Второзаконие, гл. 26).

«Взяла мать его ковчежец ситовый, и помазала и клеем, и смолою, и вложила отрока в него, и положила его в лучпце при реке» (Исход).

Но Исаак связанный, Иоспф в узах, Мойсей в коробочке, Самсон в веревках, Даниил во рву, Иеремия в колоде, Петр в темнице, Павел в кошнице [383] — верю, что они не для всех кажутся узлами. «Развяжите его, оставьте идти» (Евангелпе от Иоанна, гл. 11). «Изведи из темницы душу мою». «От бездн земли возвел меня ты».

О всех сих несмышленых детях еврейских, держащих в руках своих ветви того финика: «Как финпк, возвысился на берегах». Да тут же п о самом себе Павел: «Мы буйные Христа радп…» Спи узлы, будто змии, вьются и переплетаются между собою, нечаянно там являя голову, где был недавно хвост, и напротив. И как две природы: главная и низшая, вечная и тленная — все составляют, так п два образа, составляющие символ, по всему священному полю являются, часто переменяя место своей тьмы на землю вселяющегося света, и напротив, например: «Золото оной земли доброе…» Золото обозначает вечную, земля — тленную природу.

Вспомним третий день бытейный и увидим, что сей хвост недавно был головою. Там море есть место тлени, а суша — земля, плодоприносящая божие обетование. «На месте злачном, там вселил меня…» «Погрязли, как олово, в воде обильной» (Исход).

Кит в сравнении моря фигура есть божией премудрости, плавающей сверх стихийной гнили. «И дух божий носился сверх воды». «И всплыло железо» (4–ая Царств., гл. 6, ст. 6).

«Господь бог твой ведет тебя в землю благую… В землю пшеницы… в землю, в ней же камни, железо, и от гор се ископаешь медь» (Второзаконие, гл. 8).

Но вода, Мойсеем изведенная от камня и Самсоном из челюсти ослиной[384], знаменует вечность. Камень же и челюсть есть прах гнили. Взгляни же на нерукосечный Даниилов камень [385] с горою и увидишь, что камень есть чертог света слова божия, а гора — плоти и крови ложе. Но сей змий вдруг завернул голову к хвосту, если поднять очи к рождающемуся и к вертепному камню, к воскресшему и ко гробу. Иногда голова его и хвост в одном месте, будто хвост в устах держа, делается кольцом. Взгляни на второй бытейный день. «Посреди воды и воды… вода и вода…»

Сей воды и Давид жаждет, пренебрег одну. «Кто напоит меня водою из рва, который в Вифлееме» (2–ая Царств, гл. 23).

Иногда змия сего свитки очень между собою схожи, например: Мойсей влагает в воду дерево, Елисей — соль, корабельщики — Иону, предтеча — Христа.