Друг. «Книга Левитская» [222] вся согласна с нашим пением. А если она не по господу, правде и царствию его, тогда уже давно нет ее в числе духовных книг. «Дух есть бог», «господь дух есть». Воспойте господу! Но смотрите, чтоб была песнь новая. Принесите господу, но чтоб все то было чистое. Все то старое, что тленное, все то нечистое, что проходящее. Новому новое дай, чистому — чистое, невидимому — тайное. Представьте себе прекраснейший, благоуханный нагорный сад, непрестаюшей утехи исполненный. Сколь желательно гостям войти в него. Но продраться нельзя. Непроходимые чащи, непролазный терновник, струповатые места окружают рай сей. О дражайший рай! Сладчайшая истина господня! Когда продеремся к тебе? Не допускает нас терновник церемониальный. В нем‑то мы увязли.
А ты по ту сторону сей жестокой стены чуть–чуть блистаешь, радость наша. Но кто сквозь сию пустыню проведет нас? Блажен, кто узнал себя! Сей один имеет пастыря и вождя своего. С сим вождем Давид пролазит стену, не боится посреди самой тени смертной. Слово его был жезл внутренний Давиду. С сим жезлом он взошел на самую гору царствия божия и правды его. Страх божий вводит во внутреннюю Библии завесу, а Библия, тебя ж самого, взяв за руку, вводит в свой же внутренний чертог, которого ты отроду не видывал, к тому другу, о котором Соломоп: «Великая вещь — человек и дорогая — муж, творящий милость. Мужа же верного великое дело обрести». И тогда‑то бывает то прнточниково ж: «Брат, от брата помогаемый, как город крепкий». Библия есть брат‑то наш. Он родился для сохранения нас, братьев своих. К целой Библии, не к одному Иеремии, говорит господь: «Сын человеческий! Стражем дал тебя дому Из- раилевому». Разве не слышите, что невеста поет: «Положил меня стражем в виноградах». Бродишь неведомо где, ио пустым околичностям, а она тебя старается ввести в спальню матери своей. Да и о Христе недурно написано: «Она же, возомнившая, что садовник есть». Конечно, схож на садовника. Все богословные пророки, будто хранители сада.
Мы ж уже слышали Псаию, что виноград господа Саваофа есть то дом Пзраилев. Мы тут же. Да мы ж то сами дом есть божий. Они‑то берегут: дабы мы не сошли из дома господнего и от него самого с блудным сыном в страну далеко или в Иерихон с падшим в разбойники. Все сии стражи в одном человеке, я один во всех дух. Вот один! II первый сторож «возвратится в дом твой». Вот другой, Исайя: «Идите, люди мои, войдите в храмину вашу». Се‑то те херувимы с пламенным оружием, хранящие внутри себя путь дерева жизненного, их же стрелы острые; вид их — как свечи огненные, лицо — как опале- ние горшка, род, спасаемый от господа, серафимы, носящие уголь божией премудрости. А как сами они колесницею и престолом живущего внутри их господа суть, так и нас, заблуждающих на концы земли, возвращают во внутренность нашу, к главе нашей, к тому дереву жизненному, будто к безопасному ковчегу, о котором приточ- ннк: «Дерево жизни есть всем держащимся ее и поклоняющимся ей, как сила господа». Мы ж, повинуясь им, вот что слышим: «Вы, друзья мои, и творите то, что я заповедаю вам». Отселе ничего не слушаю, если оно не ведет меня во внутреннейшую во мне скинию откровения. Там‑то для меня рай сладости, а в нем плод дерева живого и воды такой же. Полно! Не говори больше мне никто ничего…
II а м в а. Принесите господу, сыну божиему. Сын божий Израиль приносит живому богу своему жертвы и дары. На что? «Да не пропадет душа их». Рассуди сие, «чтоб не пропала душа их…» Дай нам, господи, хоть немножко откушать, что оно значит? «Да заколют тельца перед господом», — — говорится там… Не коли! Слышь, не коли! Знай себя! Слушай Исайю: «Что мне множество жертв ваших? — говорит господь. — Тука агнцев и крови юнцов и козлов не хочу. Кто взыскивает сего из рук ваших?..» Разве ты позабыл, что бог наш есть огонь? Какая ж глупость нести мясо перед очи, перед пламеннодыша- щие очи того, пред которым всякая плоть, как солома, горит и исчезает? «Принесите господу, — слушай Давида, — славу и честь». Если можешь вкус чувствовать в том, чего ты никогда не жевал, то можешь и любить то, чего не разумеешь. Знай же себя! Тут‑то он.
Антон. Не разумели сего глупые жрецы. Думали, что дело в том состоит, чтоб заколоть тельца и сделать пир хорошенький. Описывает пх дурость Ис–апя: «Те сотворили радость и веселье, закалывая тельцов и жрущие овец, как есть мясо и ппть вино, говоря: — Едпм и пьем, ибо утром умрем…» Сих утученных скотов называет Амос телицами васанских пажитей: «Жрецы, послушайте! Слышите слово сие, юницы васанптидскпе…» Послушай, какого тельца палпт и сокрушает за любовь к господу тот же Мойсей во «Второзаконии»: «И грех ваш, его же вы сотворили, т. е. тельца, взял его и сжег его на огне, пзбил его и стер его очень, чтобы был дробен и был как прах…» Заколи грех в тебе, о человек! Убей в себе упрямость твою и гордость, досаждающую голосу закона вышнего. Сотри и сожги ее жаром любви твоей к богу. Послушай Мойсея и искорени зло из себя самого. Вот жертва! Вот запах благоуханный господу! Вот приношение спасительное душе твоей! Разумейте сие вы, забывающие бога. Слушайте, что говорит: «Жертва хвалы прославит меня, и там путь, им же явлю ему спасение мое».
Квадрат. О сих упрямых богу тельцах можно сказать со Сираховым сыном: «Не возноси себя советом души твоей, да не расхищена будет, как юнец, душа твоя…» Нельзя упрямого юнца посвятить богу.
Памва. Иеремия точно тельцами и волами пх называет: «Веселитесь и велеречивайте, расхищая наследие мое. Прыгайте, как тельцы на траве, и бодайте, как волы». Конечно, сим‑то тельцам бог в «Книге Левитской» с угрозою говорит: «Если не послушаете меня и не сотворите повелений моих сих, не покоритесь им и о судьбах моих вознегодует душа ваша, изжену‑де вас из наследия». А наследие божпе — вот оно: «Наследовал откровения твои вовек».
Друг. Стефан в «Деяниях» на сих же упрямых волов кричит: «Жестоковыйные и не обрезанные сердцем…» Но вот же смиренный и обрезанный телец! «Сердце сокрушенное и смиренное бог не…» Когда такое кто сердце сыщет, вот тогда‑то, боже, возложит на алтарь твой тельцов.
Антон. Ах! Изрядные юнцы! К сим‑то тельцам говорится: «Возьмите иго мое на себя». О сладчайшее пго!» «Благо есть мужу, — плачет Иеремия, — когда возьмет ярмо в юности своей». «Благо мне, ибо ты смирил меня…» «В чем исправит юнейший (человек) путь свой?» Вот в чем: «Когда сохранит слова твои».
Брось, друг, тельцов да козлов. Примись за себя. Убей для бога в себе самом воловую упрямость. Останется в тебе другой бык. А вот он: «Иосифу Мойсей говорит: от благословения господнего земля его, от красот небесных и росы, как первородного юнца, красота его, рога единорога — рога его, ими языки избодает, вместе даже до края земли. Вот мужеский пол непорочен!»
Квадрат. Библия есть человек, и ты человек. Она есть телец, и ты тоже. Если узнаешь ее, один человек и один телец будешь с нею. Узнай же прежде себя. Она с дураком дурна, а с преподобным преподобна. Бездель- никово падение, а доброму восстание. Узнай же себя. Раздели меж добром и злом, меж драгоценным и добрым, подлым и злым, узнаешь ее в ней, а без сего наешься яда. Без сомнения, се тот телец, что Авраам представляет все- вожделеннейшему своему триликому гостю. К сему тельцу и премудрость: заколов свои жертвенные, зовет тебя. Сего представляет и отец блудному сыну, однако ж в то время, как он уже вернулся домой.
Сего‑то тельца принеси богу. Сим одним умилостивишь его и очистишься от всех заблуждений твоих, а не тем, что в мясных рядах продается. Ему посвятишь, да и сам будешь есть с ним и для него, потому что и телец прекрасный сей его ж есть. Узнай же прежде себя. Не броди по планетам и по звездам. Воротись домой. Тут отец твой, и тельца того, он тебе сам представит его: бог — бога, правда — правду, истина — истину. Истина от земляной плоти тельцовой воссияет, а правда с небес отца твоего приникнет. Вот в то‑то уже время правда и мир Ьстретятся й поприветствуют друг друга. Тогда скажешь! «Мир с богом имеем».
