В ГОРАХ К тебе, Кавказ, к твоим сединам, К твоим суровым крутизнам, К твоим ущельям и долинам, К твоим потокам и рекам, из края льдов — на юг желанный, В тепло и свет — из мглы сырой Я, как к земле обетованной, Спешил усталый и больной. Я слышал шум волны нагорной, Я плачу Терека внимал, Дарьял, нахмуренный и черный, Я жадным взором измерял, И сквозь глухие завыванья Грозы — волшебницы седой — Звенел мне, полный обаянья, Тамары голос молодой. Я забывался: предо мною Сливалась с истиной мечта… Давила мысль мою собою Твоя немая красота… Горели очи, кровь стучала В виски, а бурной ночи мгла И угрожала, и ласкала, И опьяняла, и звала. Как будто с тройкой вперегонку Дух гор невидимо летел И то, отстав, смеялся звонко, То песню ласковую пел… А там, где диадемой снежной Казбек задумчивый сиял, С рукой подъятой ангел нежный, Казалось, в сумраке стоял… И что же? Чудо возрожденья Свершилось с чуткою душой, И гений грез и вдохновенья Склонился тихо надо мной. Но не тоской, не злобой жгучей, Как прежде, песнь его полна, А жизнью, вольной и могучей, Как ты, Кавказ, кипит она… Ноябрь 1879 ПОХОРОНЫ Слышишь — в селе, за рекою зеркальной, Глухо разносится звон погребальный В сонном затишье полей; Грозно и мерно, удар за ударом Тонет в дали, озаренной пожаром Алых вечерних лучей… Слышишь — звучит похоронное пенье: Это апостол труда и терпенья — Честный рабочий почил… Долго он шел трудовою дорогой, Долго родимую землю с тревогой Потом и кровью поил. Жег его полдень горячим сияньем, Ветер знобил леденящим дыханьем, Туча мочила дождем… Вьюгой избенку его заметало, Градом на нивах его побивало Колос, взращенный трудом. Много он вынес могучей душою, С детства привыкшей бороться с судьбою. Пусть же, зарытый землей, Он отдохнет от забот и волненья — Этот апостол труда и терпенья Нашей отчизны родной. 1879 ЗА ЧТО?
Любили ль вы, как я? Бессонными ночами Страдали ль за нее с мучительной тоской? Молились ли о ней с безумными слезами Всей силою любви, высокой и святой? С тех пор когда она землей была зарыта, Когда вы видели ее в последний раз, С тех пор была ль для вас вся ваша жизнь разбита И свет, последний свет, угаснул ли для вас? Нет!.. Вы, как и всегда, и жили, и желали; Вы гордо шли вперед, минувшее забыв, И после, может быть, сурово осмеяли Страданий и тоски утихнувший порыв. Вы, баловни любви, слепые дети счастья, Вы не могли понять души ее святой, Вы не могли ценить ни ласки, ни участья Так, как ценил их я, усталый и больной! За что ж в печальный час разлуки и прощанья Вы, только вы одни, могли в немой тоске Приникнуть пламенем последнего лобзанья К ее безжизненной и мраморной руке? За что ж, когда ее в могилу опускали И погребальный хор ей о блаженстве пел, Вы ранний гроб ее цветами увенчали, А я лишь издали, как чуждый ей, смотрел? О, если б знали вы безумную тревогу И боль души моей, надломленной грозой, Вы расступились бы и дали мне дорогу Стать ближе всех к ее могиле дорогой! 1879 «Спи спокойно, моя дорогая…» Во блаженном успении — вечный покой… Спи спокойно, моя дорогая: Только в смерти — желанный покой, Только в смерти — ресница густая Не блеснет безнадежной слезой; Только там не коснется сомненье Милой, русой головки твоей; Только там — ни тревог, ни волненья, Ни раздумья бессонных ночей!.. Белый гроб твой закидан землею, Белый крест водружен над тобой… Освящен он сердечной мольбою, Окроплен задушевной слезой! Я давно так не плакал… Казалось, Что в груди, утомленной тоской, Всё святое опять просыпалось, Чтоб безумно рыдать над тобой!.. Вот вернется весна, и с весною Дальний гость — соловей прилетит, И в безмолвную ночь над тобою Серебристая песнь зазвенит; И зеленая липа, внимая Чудным звукам, замрет над тобой… Спи ж спокойно, моя дорогая: Только в смерти желанный покой. 1879 «Где ты? Ты слышишь ли это рыданье…» |
