«Всё это было, — но было как будто во сне…» Всё это было, — но было как будто во сне: Были и нежные ласки, и тайные встречи… Личико девушки кротко склонялось ко мне, Тонкие, бледные ручки ложились на плечи… В сумерках вечера глухо рыдала рояль, Лампа светила на книгу родного поэта… Как хороша была даже печаль, Как тогда верилось в ясную даль, В близость блаженства, в победу желанного света!.. О, мне не больно, что жизнь мне солгала: она Всем, кто ее обещаньям поверил, солгала! Пусть она будет, как прежде, темна и душна, — Лишь бы вдали не угаснул маяк идеала. Если он светит, — что значит холодная мгла, Буйные волны и ветер? Пловец утомленный, Светом его озаренный, Малодушно не бросит весла!.. Но мне мучительно больно, мне стыдно до жгучей тоски, Что мое сердце мне лгало… Прости мне, моя дорогая, Лживые слезы, на мрамор могильной доски Тяжко упавшие, память твою оскорбляя. Нету любви, если годы похитить могли Чистый твой образ из сердца! Без вечности чувства — Смысла в нем нет!.. Если ж нету любви, — нет искусства, Правды, добра, красоты, — нет души у земли!.. 16 октября 1882 «Сбылося всё, о чем за школьными стенами…» Сбылося всё, о чем за школьными стенами Мечтал я юношей, в грядущее смотря. Уютно в комнате… в углу, пред образами, Лампада теплится, о детстве говоря; В вечерних сумерках ко мне слетает Источник творчества — заветная печаль, За тонкою стеной, как человек, рыдает Певучая рояль. Порой вокруг меня беспечно светят глазки И раздается смех собравшихся детей, И я, послушно им рассказывая сказки, Сам с ними уношусь за тридевять морей; Порою, дверь мою беззвучно отворяя, Войдет хозяйский кот, старинный друг семьи, И ляжет на диван, и щурит, засыпая, Зрачки горящие свои… Покой и тишина… Минуты вдохновенья С собою жгучих слез, как прежде, не несут, И битвы жизненной тревоги и волненья Не смеют донестись в спокойный мой приют. Гроза умчалась вдаль, минувшее забыто, И голос внутренний мне говорит порой: Да уж не сон ли всё, что было пережито И передумано тобой? 1882 «Милый друг, я знаю, я глубоко знаю…» Милый друг, я знаю, я глубоко знаю, Что бессилен стих мой, бледный и больной; От его бессилья часто я страдаю, Часто тайно плачу в тишине ночной… Нет на свете мук сильнее муки слова: Тщетно с уст порой безумный рвется крик, Тщетно душу сжечь любовь порой готова: Холоден и жалок нищий наш язык!.. Радуга цветов, разлитая в природе, Звуки стройной песни, стихшей на струнах, Боль за идеал и слезы о свободе, — Как их передать в обыденных словах? Как безбрежный мир, раскинутый пред нами, И душевный мир, исполненный тревог, Жизненно набросить робкими штрихами И вместить в размеры тесных этих строк?.. Но молчать, когда вокруг звучат рыданья И когда так жадно рвешься их унять, — Под грозой борьбы и пред лицом страданья… Брат, я не хочу, я не могу молчать! Пусть я, как боец, цепей не разбиваю, Как пророк — во мглу не проливаю свет: Я ушел в толпу и вместе с ней страдаю, И даю что в силах — отклик и привет!.. 1882 «Чуть останусь один — и во мне подымает…» Чуть останусь один — и во мне подымает Жизнь со смертью мучительный спор, И, как пытка, усталую душу терзает Их старинный, немолчный раздор; И не знает душа, чьим призывам отдаться. Как честнее задачу решить: То болезненно-страшно ей с жизнью расстаться. То страшней еще кажется жить!.. Жизнь твердит мне: «Стыдись, малодушный! Ты молод, Ты душой не беднее других, — Встреть же грудью и злобу, и бедность, и голод, Если любишь ты братьев своих!.. Или слезы за них — были слезы актера? Или страстные речи твои Согревало не чувство, а пафос фразера, Не любовь, но миражи любви?..» Но едва только жизнь побеждать начинает, Как, в ответ ей, сильней и сильней Смерть угрюмую песню свою запевает, И невольно внимаю я ей: «Нет, ты честно трудился, ты честно и смело, С сердцем, полным горячей любви, Вышел в путь, чтоб бороться за общее дело, — Но разбиты усилья твои! Тщетны были к любви и святыне призывы: Ты слепым и глухим говорил, — И устал ты… и криком постыдной наживы Рынок жизни твой голос покрыл… О, бросайся ж в объятья мои поскорее: Лишь они примиренье дают, — И пускай, в себялюбьи своем, фарисеи Малодушным тебя назовут!..» 1882 «Я вчера еще рад был отречься от счастья…» Я вчера еще рад был отречься от счастья… Я презреньем клеймил этих сытых людей, Променявших туманы и холод ненастья На отраду и ласку весенних лучей… Я твердил, что, покуда на свете есть слезы И покуда царит непроглядная мгла, Бесконечно постыдны заботы и грезы О тепле и довольстве родного угла… А сегодня — сегодня весна золотая, Вся в цветах, и в мое заглянула окно, И забилось усталое сердце, страдая, Что так бедно за этим окном и темно. Милый взгляд, мимолетного полный участья, Грусть в прекрасных чертах молодого лица — И безумно, мучительно хочется счастья, Женской ласки, и слез, и любви без конца! 1882 |
