«Пока свежо и гибко тело…» Пока свежо и гибко тело И, как гранит, тверда рука, Не страшно никакое дело Для силача и смельчака. — Невзгод и бурь он не боится, Смеясь идет на смертный бой, И не нужда к нему стучится, А радость, счастье и покой! В здоровом теле — дух здоровый, Здоровый духом — не падет В борьбе с невзгодою суровой Под игом горя и забот; И, разогнав трудом ненастье, Развеяв с бою мрак ночной, Он ускользающее счастье Возьмет добычей боевой!.. 1881 «С каждым шагом вокруг всё черней и черней…» С каждым шагом вокруг всё черней и черней Рать суровых врагов надвигается, С каждым шагом всё меньше надежд и друзей, Всё мучительней сердце сжимается… Я еще не сдаюсь: стоны братьев звучат Мне призывом в разгаре сражения, Но… иссечен мой щит, мои ноги скользят, И близка уж минута падения! Злую шутку сыграла ты, жизнь, надо мной, — Ты, не дав мне ни злобы карающей, Ни меча, — безоружного кинула в бой С светлым гимном любви всепрощающей. Не умев ненавидеть, я думал любить, Думал скрежет вражды и проклятия Примиряющей песнью моей заглушить И протягивал… камням объятия!.. 1881 В ТОЛПЕ Памяти Ф. М. Достоевского Не презирай толпы: пускай она порою Пуста и низменна, бездушна и слепа, Но есть мгновения, когда перед тобою Не жалкая раба с продажною душою, — А божество-толпа, титан-толпа!.. Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий Не шел ты к ней страдать… Певец ее и сын, Ты убегал ее проклятий и рыданий, Ты издали любил, ты чувствовал один!.. Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья, Когда болезненно-отзывчива она, Когда от пошлых дел и пошлого забвенья Утратой тягостной она пробуждена. Не презирай толпы: пускай она бывает Пошла и низменна, бездушна и слепа, Но изучи ее, когда она страдает, И ты поймешь, гордец, как велика толпа. 1881 DORNRÖSCHEN[22] В детстве слышал я старую сказку о том, Как когда-то, давно, за лазурью морей, За глухими лесами и диким хребтом, Было целое царство оковано сном С молодой королевой своей. Белый замок ее, утонувший в садах, Точно вымер — ни звука нигде; Всё недвижно стояло в горячих лучах Золотистого дня, как в немых зеркалах, Отражаясь в озерной воде… А когда-то нередко ночною порой Там пестрели наряды гостей, И с крыльца под стемневшие своды аллей, Извиваясь, сбегали одна за другой Разноцветные цепи огней. Или утром душистым, под темный каштан, Молода и светла, как весна, Королева без свиты сходила одна Помечтать и послушать, как плачет фонтан И как дышит тревожно волна… И мгновенно всё стихло: объятые сном, Онемели и терем и сад, Смолкнул говор людской, и не слышно кругом Ни рогов егерей в полумраке лесном, Ни обычных ночных серенад… Злые чары свершились — высокой стеной Вкруг поднялся терновник густой, И не смели туда от далекой земли, Мимо рифов и мелей, доплыть корабли И раздаться там голос живой… 1881 «Я не зову тебя, сестра моей души…»
Я не зову тебя, сестра моей души, Источник светлых чувств и чистых наслаждений, Подруга верная в мучительной тиши Ночной бессонницы и тягостных сомнений… Я не зову тебя, поэзия… Не мне Твой светлый жертвенник порочными руками Венчать, как в старину, душистыми цветами И светлый гимн слагать в душевной глубине. Пал жрец твой… Стал рабом когда-то гордый царь… Цветы увянули… осиротел алтарь… 1881 В АЛЬБОМ Мы — как два поезда (хотя с локомотивом Я не без робости решаюсь вас равнять) На станции Любань лишь случаем счастливым Сошлись, чтоб разойтись опять. Наш стрелочник, судьба, безжалостной рукою На двух различных нас поставила путях, И скоро я умчусь с бессильною тоскою, Умчусь на всех моих парах. Но, убегая вдаль и полный горьким ядом Сознания, что вновь я в жизни сиротлив, Не позабуду я о станции, где рядом Сочувственно пыхтел второй локомотив. Мой одинокий путь грозит суровой мглою, Ночь черной тучею раскинулась кругом, — Скажите ж мне, собрат, какою мне судьбою И в память вкрасться к вам, как вкрался я в альбом? 1881 |
