«Если любить — бесконечно томиться…» Если любить — бесконечно томиться Жаждой лобзаний и знойных ночей, — Я не любил — я молился пред ней Так горячо, как возможно молиться. Слово привета на чистых устах, Не оскверненных ни злобой, ни ложью, — Всё, что, к ее преклоненный подножью, Робко желал я в заветных мечтах… Может быть, тень я любил: надо мной, Может быть, снова б судьба насмеялась И оскверненное сердце бы сжалось Новым страданьем и новой тоской. Но я устал… Мне наскучило жить Пошлою жизнью; меня увлекала Гордая мысль к красоте идеала, Чтоб, полюбив, без конца бы любить… 1882 «Одни не поймут, не услышат другие…» Одни не поймут, не услышат другие, И песня бесплодно замрет, — Она не разбудит порывы святые, Не двинет отвалено вперед. Что теплая песня для мертвого мира? Бездушная звонкость речей, Потеха в разгаре позорного пира, Бряцанье забытых цепей! А песне так отдано много!.. В мгновенья, Когда создавалась она, В мятежной душе разгорались мученья, Душа была стонов полна. Грозою по ней вдохновение мчалось, В раздумье пылало чело, И то, что толпы лишь слегка прикасалось, Певца до страдания жгло! О сердце певца, в наши тяжкие годы Ты светоч в пустыне глухой; Напрасно во имя любви и свободы Ты борешься с черною мглой; В безлюдье не нужны тепло и сиянье, — Кого озарить и согреть? О, если бы было возможно молчанье, О, если бы власть не гореть! 1882 «Что дам я им, что в силах я им дать…» Что дам я им, что в силах я им дать? Мысль?.. О, я мысль мою глубоко презираю: Не ей в тяжелой мгле дорогу указать, Не ей надеждою блеснуть родному краю. Что значит мысль моя пред этим властным злом, Пред стоном нищеты, пред голосом мученья. Она изнемогла под тягостным крестом, Она истерзана от скорби и сомненья. 1882 ИЗ ДНЕВНИКА Сегодня всю ночь голубые зарницы Мерцали над жаркою грудью земли; И мчались разорванных туч вереницы, И мчались, и тяжко сходились вдали… Душна была ночь, — так душна, — что порою Во мгле становилось дышать тяжело; И сердце стучало, и знойной волною Кипевшая кровь ударяла в чело. От сонных черемух, осыпанных цветом И сыпавших цветом, как белым дождем, С невнятною лаской, с весенним приветом Струился томительный запах кругом. И словно какая-то тайна свершалась В торжественном мраке глубоких аллей, И сладкими вздохами грудь волновалась, И страсть, трепеща, разгоралася в ней… Всю ночь пробродил я, всю ночь до рассвета, Обвеянный чарами неги и грез; И страстно я жаждал родного привета, И женских объятий, и радостных слез… Как волны, давно позабытые звуки Нахлынули в душу, пылая огнем, И бились в ней, полные трепетной муки, И отклика ждали в затишье ночном… А демон мой, демон тоски и сомненья, Не спал… Он шептал мне: «Ты помнишь о том, Как гордо давал ты обет отреченья От радостей жизни — для битвы со злом? Куда ж они скрылись, прекрасные грезы? Стыдись, эти жгучие слезы твои — Трусливой измены позорные слезы, В них — дума о счастье, в них — жажда любви!..» 1882 «Ровные, плавные строки…»
Ровные, плавные строки, Словно узор, ласкающий глаз!.. О мои песни, как вы стали далеки На страницах печатной книги от сердца, создавшего вас! Вы ли это, безумные, жгучие звуки? Вас ли, бледный от страстного чувства, в бессонную ночь Призывал я, ломая бессильные руки И мечтая хоть вами измученным братьям помочь? Но едва вы в слова выливались, могучая сила Отлетала от вас… вы бледнели, как звезды с зарею… Никого ваша жгучая правда собой не смутила, Никого вы к святыне любви не склонили собою. Язвы прикрылись цветами, Мелодией скрыт диссонанс бесконечных мучений… Вы, родясь, умирали и, в сердце пылая слезами, Над толпой пронеслись только тенью тревог и сомнений!.. 1882 «В открытое окно широкими снопами…» В открытое окно широкими снопами Струится лунный свет с лазурной вышины, И бьет в глаза мои холодными лучами, И гонит от меня встревоженные сны. А за окном, внизу, вся в блеске, вся сияя, Столица шумная и дышит и кипит, И смутный гул над ней от края и до края, Как моря смутный гул, недвижимо стоит! К чему таиться мне? В лучах и в мраке ночи Один я, и ничьи в безмолвии ночном Чужие, дерзкие, докучливые очи Не осмеют меня с нахальным торжеством. Ни друг, ни злобный враг бессмысленным укором Не заклеймят мою незримую печаль, И я могу один и несмущенным взором Окинуть прошлое и заглядеться в даль. Больное прошлое! За школьными стенами, За мертвой книгою, без ласки, без семьи, Как нищий, я молил с недетскими слезами Тепла и радости, участья и любви. Дни одиночества среди толпы веселой, Дни отвержения от игр их и затей, И первой мысли труд, бесплодный и тяжелый, В немой бессоннице мучительных ночей. 1882 |
