«Это не песни — это намеки…» Это не песни — это намеки: Песни невмочь мне сложить; Некогда мне эти беглые строки В радугу красок рядить; Мать умирает, — дитя позабыто, В рваных лохмотьях оно… Лишь бы хоть как-нибудь было излито, Чем многозвучное сердце полно!.. 1885 «„За что?“ — с безмолвною тоскою…» «За что?» — с безмолвною тоскою Меня спросил твой кроткий взор, Когда внезапно над тобою Постыдной грянул клеветою Врагов суровый приговор. За то, что жизни их оковы С себя ты сбросила, кляня; За то, за что не любят совы Сиянья радостного дня; За то, что ты с душою чистой Живешь меж мертвых и слепцов; За то, что ты цветок душистый В венке искусственных цветов!.. 1885 «Художники ее любили воплощать…» Художники ее любили воплощать В могучем образе славянки светлоокой, Склоненною на меч, привыкший побеждать, И с думой на челе, спокойной и высокой. Осенена крестом, лежащим на груди, С орлом у сильных ног и радостно сияя, Она глядит вперед, как будто впереди Обетованный рай сквозь сумрак прозревая. Мне грезится она иной: томясь в цепях, Порабощенная, несчастная Россия, — Она не на груди несет, а на плечах Свой крест, свой тяжкий крест, как нес его Мессия. В лохмотьях нищеты, истерзана кнутом, Покрыта язвами, окружена штыками, В тоске, она на грудь поникнула челом, А из груди, дымясь, [струится кровь ручьями…] О лесть холопская! ты миру солгала! 1885 «Не хочу я, мой друг, чтоб судьба нам с тобой…» Не хочу я, мой друг, чтоб судьба нам с тобой Всё дарила улыбки да розы, Чтобы нас обходили всегда стороной Роковые житейские грозы; Чтоб ни разу не сжалась тревогою грудь И за мир бы не стало обидно… Чем такую бесцветную жизнь помянуть?.. Да и жизнью назвать ее стыдно!.. Нашим счастьем пусть будет — несчастье вдвоем… 1885 «Да, только здесь, среди столичного смятенья…» Да, только здесь, среди столичного смятенья, Где что ни миг, то боль, где что ни шаг, то зло, — Звучат в моей груди призывы вдохновенья И творческий восторг сжигает мне чело; В глуши, перед лицом сияющей природы, Мой бог безмолвствовал… Дубравы тихий шум, И птиц веселый хор, и плещущие воды Не пробуждали грудь, не волновали ум. Я только нежился беспечно, безотчетно, Пил аромат цветов, бродил среди полей Да в зной мечтал в лесу, где тихо и дремотно Журчал в тени кустов серебряный ручей… 1885 «Если ночь проведу я без сна за трудом…» Если ночь проведу я без сна за трудом, Ты встречаешь меня с неприветным лицом, Без обычной, застенчивой ласки, И блестят твои глазки недобрым огнем — Эти кроткие, нежные глазки. Ты боишься, чтоб бедный твой друг Не растратил последних слабеющих сил И чтоб раньше бы часом его не убил Пересиленный волей недуг. Милый, добрый мой друг, не печалься о мне: Чем томиться на медленном, тяжком огне, Лучше сразу блеснуть и сгореть… 1885 «Прощай, туманная столица…» Прощай, туманная столица! Надолго, может быть, прощай! На юг, где синий Днепр струится, Где весь в цветах душистый май! Как часто уносила дума Из бедной комнатки моей Под звуки уличного шума Меня в безбрежие степей! Как часто от небес свинцовых И душных каменных домов Я рвался в тень садов вишневых И в тишь далеких хуторов. И вот сбылись мои желанья: Пусть истомил меня недуг, Пусть полумертв я от страданья, Зато я твой, румяный юг! Я бросил всё без сожаленья: И труд, и книги, и друзей, И мчусь с надеждой исцеленья В тепло и свет твоих лучей! 1885 «Да, молодость прошла!.. Прошла не потому…» Да, молодость прошла!.. Прошла не потому, Что время ей пройти, что время есть всему; Увянула не так, как роза увядает; Угаснула не так, как гаснет звездный луч, Когда торжественен, прекрасен и могуч Встает румяный день и тени разгоняет! Нет, молодость прошла до срока, замерла, Как прерванный напев!.. Она не умерла — Она задушена, поругана, убита! В могилу темную, под камень гробовой, — Жестоких палачей бездушною толпой Она еще живой и сильною зарыта! Не время унесло с собой ее расцвет, Жизнь унесла его, развеял опыт жадный, Яд затаенных слез, боль незаживших ран, Подслушанная ложь, подмеченный обман, — Весь мрак последних дней, глухой и безотрадный! 1885 |
