«Давно в груди моей молчит негодованье…» Давно в груди моей молчит негодованье. Как в юности, не рвусь безумно я на бой. В заветный идеал поблекло упованье, И, отдаленных гроз заслышав громыханье, Я рад, когда они проходят стороной. Их много грудь о грудь я встретил, не бледнея. Я прежде не искал, — я гордо ждал побед. Но ближе мой закат — и сердце холоднее, И встречному теперь я бросить рад скорее Не дерзкий зов на бой, а ласковый привет. Я неба на земле искать устал… Сомненья Затмили тучею мечты минувших дней. Мне мира хочется, мне хочется забвенья. Мой меч иззубрился, и голос примиренья Уж говорит со мной в безмолвии ночей. Весна 1883 НАД МОГИЛОЙ И. С. ТУРГЕНЕВА Тревожные слухи давно долетали; Беда не подкралась к отчизне тайком, — Беда шла открыто, мы все ее ждали, Но всех взволновал разразившийся гром: И так уж немного вождей остается, И так уж безлюдье нас тяжко гнетет, Чье ж сердце на русскую скорбь отзовется, Чья мысль ей укажет желанный исход?.. Больной и далекий, в последние годы Немного ты дал нам, учитель и друг: Понять наши стоны и наши невзгоды Тебе помешал беспощадный недуг. Но жил ты — и верилось в русскую силу, И верилось в русской души красоту, — Сошел, побежденный страданьем, в могилу — И нет тебе смены на славном посту. Не здесь, не в мерцаньи свечей погребальных, Не в пестрой толпе, не при громе речей, Не в звуках молитв заунывно-печальных Поймем мы всю горечь утраты своей, — Поймем ее дома, поймем над строками Высоких и светлых творений твоих, Заслышав, как сердце трепещет слезами — Слезами восторга и чувств молодых!.. И долго при лампе вечерней порою, За дружным и тесным семейным столом, В студенческой келье, в саду над рекою, На школьной скамейке и всюду кругом — Знакомые будут мелькать нам страницы, Звучать отголоски знакомых речей И, словно живые, вставать вереницы Тобою воссозданных русских людей!.. Сентябрь 1883 ЦВЕТЫ Я шел к тебе… На землю упадал Осенний мрак, холодный и дождливый… Огромный город глухо рокотал, Шумя своей толпою суетливой; Загадочно чернел простор реки С безжизненно-недвижными судами, И вдоль домов ночные огоньки Бежали в мглу блестящими цепями… Я шел к тебе, измучен трудным днем, С усталостью на сердце и во взоре, Чтоб отдохнуть перед твоим огнем И позабыться в тихом разговоре; Мне грезился твой теплый уголок, Тетради нот и свечи на рояли, И ясный взгляд, и кроткий твой упрек В ответ на речь сомненья и печали, — И я спешил… А ночь была темна… Чуть фонарей струилося мерцанье… Вдруг сноп лучей, сверкнувших из окна, Прорезав мрак, привлек мое вниманье: Там, за зеркальным, блещущим стеклом, В сияньи ламп, горевших мягким светом, Обвеяны искусственным теплом, Взлелеяны оранжерейным летом, — Цвели цветы… Жемчужной белизной Сияли ландыши… алели георгины, Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой, И розы искрились, как яркие рубины… Роскошные, душистые цветы, — Они как будто радостно смеялись, А в вышине латании листы; Как веера, над ними колыхались!.. Садовник их в окне расставил напоказ. И за стеклом, глумясь над холодом и мглою, Они так нежили, так радовали глаз, Так сладко в душу веяли весною!.. Как очарованный стоял я пред окном: Мне чудилось ручья дремотное журчанье, И птиц веселый гам, и в небе голубом Занявшейся зари стыдливое мерцанье; Я ждал, что ласково повеет ветерок, Узорную листву лениво колыхая, И с белой лилии взовьется мотылек, И загудит пчела, на зелени мелькая… Но детский мой восторг сменился вдруг стыдом: Как! В эту ночь, окутанную мглою, Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем, Дышать таким бесстыдным торжеством, Сиять такою наглой красотою!.. К чему бессилен ты, осенний вихрь? К чему Не можешь ты сломить стекла своим дыханьем, Чтоб в этот пошлый рай внести и смерть и тьму И разметать его во прах с негодованьем? Ты помнишь, — я пришел к тебе больной… Ты ласк моих ждала — и не дождалась: Твоя любовь казалась мне слепой, Моя любовь — преступной мне казалась!.. 1883 «Опять вокруг меня ночная тишина…»
Опять вокруг меня ночная тишина. Опять на серебро морозного окна Бросает лунный свет отлив голубоватый, И в поздний час ночной, перед недолгим сном, Сижу я при огне, склонясь над дневником, Тревогою, стыдом и ужасом объятый. Таких, как этот день, минувший без следа, Растратил много я в последние года, — Но их в мою тетрадь я заносить боялся: Больную мысль страшил растущий их итог… Так медлит счет свести неопытный игрок, С отчаяньем в груди сознав, что проигрался… Сегодня совесть мне отсрочки не дает… За что, что сделал я?.. За что меня гнетет Мое минувшее, как память преступленья? Я жил, как все живут, — как все, я убивал Бесцельно день за днем и рабски отгонял Укоры разума, и думы, и сомненья! Я жил, как все живут, — а в этот час ночной, Быть может, я один с мучительной тоской В тайник души моей спускаюсь беспристрастно. И тихо всё вокруг, и за моим окном, Окованный луны холодным серебром, Недвижный город спит глубоко и бесстрастно. 1883 |
