Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Т. МОТЫЛЕВА

ХВАЛА И СЛАВА

Несправедливость еще может

торжествовать победу в славе, но

хвала всегда на стороне справедливости.

Гаэтано ди Гаэта

— А шум — для вас — есть громыханье гнева

Истории? А слава не умолкла?

Нет тихих проповедников у неба,

Что видно рассветающим сквозь стекла?

— А пыль, что ноги с пола подымают,

В себе людского праха не содержит?

Ц.-К. Норвид{1}

Глава первая

«VЕRВОRGЕNHEIT»

[1]

I

В начале июля 1914 года пани Эвелина Ройская сидела в большом зале дома Шиллеров в Одессе. Просторную комнату заполнял сумрак, все тонуло в тени, лишь сквозь щели закрытых ставен сочился яркий, искрящийся свет. Не переставая говорить, пани Эвелина смотрела на сидящего в кресле против нее Казимежа Спыхалу. Ей были видны очертания его высокой, худощавой фигуры, широко расставленные ноги в неуклюжих сапожищах, но выражение лица молодого человека скрывал полумрак. Произнося свои закругленные, пространные фразы, она старалась разглядеть это строгое худощавое лицо. Но Спыхала словно намеренно опустил голову, чтобы спрятать глаза, и без того прикрытые тяжелыми веками.

— Вы прекрасно понимаете, — говорила Ройская, слегка запинаясь, и это придавало какую-то привлекательность ее красноречию, — что я не могу взять отсюда Юзека сейчас, едва лишь он приехал. Хотя пани Шиллер моя самая близкая подруга, я, пожалуй, не смогла бы привести ей все ваши доводы. Я еще подумаю, насколько они важны, но уже сейчас мне ясно, что вы преувеличиваете: Если говорить о здоровье Юзека, то ему очень полезны морские купанья. Он возмужал, окреп. Здесь он наберется сил, ведь ему придется порядочно наверстать после прошлогодней болезни. Что же касается влияний… то, мне кажется, у Юзека здоровая натура и он легко освободится от всего наносного. К тому же ведь невозможно уберечь его от встречи с разнообразными явлениями жизни…

Спыхала поднял голову и взглянул на пани Эвелину с неподдельным удивлением.

Она улыбнулась.

— Нет, нет, пан Казимеж, просто я думаю… — Ройская запнулась. — Я имею в виду только искусство, которое в этом доме играет такую роль. К этой сфере жизни Юзек относится, пожалуй, слишком равнодушно, даже пренебрежительно. Эдгар — человек незаурядный, это большой талант… Сегодня приезжает Эльжбетка…

— Элизабет Шиллер, — язвительно поправил Спыхала.

— Вы увидите, что это за очаровательное существо. Я уверена, вам обоим будет очень полезно ее общество. А ее пение…

Спыхала пробормотал что-то невнятное, но Ройская, не обращая на это внимания, продолжала:

— В этом году мне все как-то не удавалось поговорить с вами о характере Юзека. О том, как изменился он за последнее время. Что вы скажете о нем? Ведь вы его знаете уже три года…

Прежде чем Спыхала нашелся, что ответить, она продолжала со всем жаром материнской любви:

— Это такой трудный возраст — от четырнадцати до семнадцати! Не правда ли? Возраст, когда формируется человек. Иногда Юзек кажется мне даже чужим, так он повзрослел. Его спокойствие, мягкость, какая-то внутренняя уверенность — вы не находите, что это главные достоинства Юзека?

Спыхала кашлянул и своим хрипловатым, но приятным басом произнес неожиданно для самого себя:

— Юзек очень милый мальчик.

— Ведь верно? — живо подхватила Ройская. — Правда? Вот я и думаю, что в моральном отношении ему не может повредить пребывание в Одессе. Несмотря ни на что, здешняя купель космополитизма не повлияет на его склонности.

Ройская поднялась, давая понять, что беседа окончена. Протягивая Казимежу руку, сказала с улыбкой:

— Вы слишком близко принимаете это к сердцу, пан Казимеж, и слишком спешите с выводами. Матери виднее. Поверьте мне.

Казимеж поцеловал душистую руку пани Эвелины и неловко поклонился.

— Завтра я уезжаю, — добавила Ройская, а сюда, чтобы рассеять ваше плохое настроение, пришлю Олю.

Она сказала это без всякой задней мысли и вышла, не взглянув на Казимежа. Впрочем, в комнате было так темно, что она не заметила бы, как его лицо залила краска. Но Спыхала еще ниже опустил голову, он скрывал этот румянец и от самого себя. Потом с раздражением рванул дверь, противоположную той, в какую вышла Ройская.

«Все они одинаковы, — подумал он. — Им говорить — все равно что глухой стене».

Окна застекленной террасы были распахнуты. Небольшой сад, весь в пропыленных зарослях акации, отделял террасу от обрыва, за которым начиналось море. Казимеж зажмурился — столько было солнечных пятен на деревьях, на песке в саду и особенно на темном фиолетовом море, которое то здесь, то там просвечивало зелеными полосами.

Он шел в сад нервной походкой, недовольный разговором и тем, что сам его вызвал. Исключительно ради Юзека хотел он как можно скорей уехать в Молинцы, а Ройская, видно, подумала, что его интересует совсем другое, если напоследок сказала: «Пришлю к вам Олю». Вовсе тут не в Оле дело, а в том, какое влияние на Юзека мог оказать Эдгар Шиллер и вся эта одесская атмосфера. Вот уже третий год Спыхала занимается с этим мальчиком и очень к нему привязался. Привык, что каждая мысль, каждый поступок питомца были отражением его, Казимежа, мыслей. Юзек читал те же книги, что и он, перенял его отношение к окружающему. И вдруг здесь, в Одессе, в речи Юзека появились чужие выражения, в разговоре он то и дело вставлял французские и немецкие словечки, чего раньше никогда не бывало. Юзек мог целыми часами вести с Эдгаром беседы о музыке или о путешествиях по Европе, не обращая ни малейшего внимания на то, что Спыхала в это время скучал (или делал вид, что скучает). Спыхала вдруг почувствовал острую ревность и, может быть, только притворялся перед самим собой, что для него главнее сейчас — интересы Юзека, а не боязнь, что воспитанник уходит из-под его влияния, что влияние это не устояло перед обаянием личности Эдгара.

Волоча свои тяжелые галицийские сапоги, Спыхала лениво и нехотя спускался по глиняным ступенькам к морю. В этот час на пляже было пустынно. Небольшая беседка на берегу служила раздевальней. Спыхала уже собрался раздеться и войти в воду, когда невдалеке, на узкой полосе пляжа, затененного в этом месте крутым обрывом, увидел Эдгара.

— О, Казимеж, — окликнул его Эдгар. — Посидите минутку со мной. Ну и жара!

Казимеж молча опустился на раскаленный песок и растянулся на нем, не раздеваясь.

— Юзек просил передать вам, что он поехал в Одессу. К ужину вернется.

— Один уехал?

— Кажется, с Володей.

— С Володей? — Спыхала поморщился.

Заметив это, Эдгар рассмеялся.

— Понимаю. Вы недолюбливаете Володю. Считаете это знакомство неподходящим для Юзека. Скажите, а как вообще вы себя чувствуете в доме Ройских?

Спыхала раздраженно шевельнулся на песке и прикрыл глаза шляпой — вопрос Эдгара застал его врасплох.

Не получив ответа, Эдгар продолжал:

— Мне кажется, вы совсем из другой среды. К нашему украинскому помещичьему обществу трудно привыкнуть. В нем есть что-то от семнадцатого века. Простите мое любопытство — чем занимается ваш отец?

— Работает на железной дороге, — неохотно ответил Казимеж.

— Вот-вот. Это совершенно иной мир.

Волей-неволей Казимеж должен был что-то ответить.

— Конечно. Иногда я чувствую себя очень странно среди этих людей. Они говорят такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться.

Эдгар засмеялся.

— Только не Юзек. Он говорит то, что согласовано с вами.

Эти слова задели Спыхалу.

— О, вовсе нет. Сейчас он повторяет ваши слова…

— И это, по-вашему, очень плохо?

вернуться

1

Vеrborgеnheit — Уединение (нем.).

5
{"b":"250252","o":1}