Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Шо за шутки?! — заорал он.

За спиной Януша в доме послышались шаги. У бокового входа началось какое-то движение, и толпа расступилась. Где-то наверху звякнуло стекло, и тут Януш увидел, как из кухонных дверей вышли Карл и Ганс, неся простую белую железную кровать, на которой лежало что-то закутанное в одеяла и меха.

Спыхала показал пальцем на эту кровать:

— Это вовсе не шутки, видите…

За Карлом и Гансом по коридору, образовавшемуся в толпе, шли несколько солдат, подгоняя их в сторону газона. Увидев, что, кроме парадной двери, в доме есть еще какие-то боковые входы, люди начали вливаться в них бесшумно, словно вода. И вскоре из глубины дома донеслись крики, звон стекла, глухой стук отодвигаемой мебели.

В одну минуту площадка перед домом опустела. Кровать со старым графом австрийцы поставили посреди газона.

— Стоять здесь, — сказал человек с револьвером.

Януш с сестрой и Спыхала медленно сошли по ступенькам крыльца. Билинская, опустившись на колени на желтую, подмерзшую траву, припала к кровати больного. Рядом застыл солдат с винтовкой. Януш, стоя у изголовья, бессмысленно поглаживал железную спинку кровати и глядел на пряди волос, торчащие из-под одеяла, натянутого больному по самый нос. Граф тяжело дышал, минутами он вдруг хватал ртом холодный воздух, а после еще больше задыхался.

Поправляя на себе папахи и сабли, вожаки медленно поднялись на крыльцо.

Откуда-то появилась Бесядовская с охапкой пальто и шуб и окутала ими Билинскую, которая не хотела вставать с колен и, прижавшись к ложу отца, плакала не переставая.

Кто-то тронул Януша за плечо. Он оглянулся.

Молодой человек протянул ему руку и сказал:

— Здравствуй! Что за встреча! А у меня письмо для тебя.

Ошеломленный Януш даже не подал руки. Молодой человек расстегнул френч и вытащил из-за пазухи пухлый бумажник. Он довольно долго искал письмо, и, когда наконец, найдя нужную бумажку, протянул ее Янушу, тот узнал его. Это был Володя Тарло.

— Володя! Мой отец умирает, сестра одна с ребенком…

— Ребенок уже у меня, — сказал Володя.

— Ее мужа убили.

— Знаю, знаю, бери же письмо! Ну!

Януш схватил листок, который протягивал ему Тарло.

— Я не надеялся увидеть тебя, — продолжал Володя, — но Ариадна на всякий случай дала мне эту записку. «Может, все-таки встретишь его», — сказала она.

— Так это письмо от Ариадны? — спросил Януш, чувствуя, что бледнеет.

— Ну, а от кого же? Чудак ты, от кого же у меня может быть письмо к тебе?

— Правда? — переспросил Януш. Потом, придя в себя и не прочтя письма, он схватил Володю за руку и, по примеру Володи перейдя на «ты», сказал: — Дай нам повозку и лошадей до Сквиры, отец умирает. Ребенок…

— Ох уж эти мне детки кровопийц… — полушутливо сказал Володя, а затем добавил: — Сейчас я найду для вас лошадей… и солдата с винтовкой, это самое главное. Но мне тоже приходится быть осторожным… — Он окликнул парня, шедшего через двор, и спросил, нельзя ли как-нибудь незаметно достать лошадей.

— Увидимся в Одессе, — сказал Янушу Володя.

— В Одессе? — удивился тот.

— Ну конечно, в Одессе. Я надеюсь, вы приедете к нам?

Не замеченные толпой, они пересекли двор. За ними следовал старый солдат в изорванной шинели, неся на руках завернутого в одеяльце спящего Алека.

У ворот Володя остановился.

— Ты не думай, — сказал он, — это не мы… Это украинские националисты. Ненависти к вам у них накопилось порядком.

— А ты что здесь делаешь? — спросил Януш.

Володя усмехнулся.

— Так ведь за всем уследить надо. Вам я дам, пожалуй, верных людей. Лишние жертвы никому не нужны…

Возвращаясь к отцу, Януш заметил, что Билинская, Бесядовская, Спыхала, оба австрийца — все они, стоя у кровати, смотрят в одну сторону. Он проследил за их взглядом. Сквозь крытую гонтом крышу дома пробивались бледно-желтые языки пламени.

Не зная, что делать, Януш припал к кровати, словно хотел разбудить старого Мышинского. Перед ним было мертвое, багрово-желтое лицо отца, с открытым ртом. Веки его были сомкнуты. Смертный холод уже лежал на лице старого графа.

V

Положив тело умершего на телегу, они двинулись через деревню. Конвоировал их тот самый солдат, который вынес Алека, другой правил неизвестно откуда взявшимися лошадьми.

Ехали дорогой на Сквиру. Рядом с Молинцами виднелась на пригорке часовенка классического стиля, за которой начинался дубовый лесок. Здесь был фамильный склеп Мышинских, где хоронили членов их рода, поскольку приходский костел находился более чем в пятидесяти верстах от Маньковки. Здесь, в этой белой ротонде, почивали они в вечном покое, и после смерти обособленные от народа, среди которого жили, и от католического братства.

Януш повернулся к сестре.

— Знаешь что? Похороним его здесь.

— Как это здесь? В часовне?

— Нет, в часовне без каменщиков невозможно. Стой, стой! — закричал Януш вознице.

Старый солдат-конвоир запротестовал было, но ему объяснили, о чем идет речь.

— Ну что ж, можно… — сказал он. — Почему бы и нет? Зачем везти покойника в этакую даль. Только где лопату возьмешь?

— Мы подождем здесь, у часовни, а вы на лошадях поезжайте за лопатами.

— И то правда, — сказал конвоир.

Тело покойного сняли с повозки и положили на землю у белой стены часовни. Завернутое в одеяло, оно было покрыто еще клетчатым черно-зеленым платком Бесядовской. Старый конвоир остался, а молодой возница повернул назад, к уже пылавшей Маньковке. Ветер нес оттуда запах гари.

Все уселись на ступеньках часовни. Карл и Ганс выбрали место для могилы и обозначили его сухими ветками. Спыхала достал уцелевшие папиросы и угостил старого солдата. К счастью, Алек все время спал на руках у Теклы, и ничто — даже плач его — не нарушало тишины. Лишь издали, от Маньковки, доносились крики, слышались выстрелы.

— Даже лучше, что он будет лежать здесь, рядом с мамой, — сказала вдруг Билинская.

Януш взглянул на нее с явным осуждением, но Спыхала поддержал княгиню.

Старый солдат заинтересовался часовней.

— Що це воно таке? — спросил он.

Ему объяснили.

— Эге, — сказал он, — панские прихоти. Не мило рядом с мужиками лежать?

— Да не все ли равно после смерти, — просто сказала Билинская.

— Куда там, — буркнул солдат, — всю жизнь во дворцах жили, так и после смерти во дворцах лежать хотят.

— Ну, этот-то не во дворце будет лежать. — Спыхала показал на тело умершего.

— А вам не приходит в голову, что некоторые люди должны иначе жить и иначе умирать? — сказала Мария.

Солдат взглянул на нее.

— Коли вы другие люди, так и уходите себе.

Билинская пожала плечами.

— Вот мы и уходим, — сказала она, — только ведь вы нас не всегда отпускаете.

— Кончилось ваше панство, — неожиданно грозно сказал добродушный до сих пор старик.

— Tais-toi! — вдруг обратилась Билинская к брату, забывая, что это она разговаривала с солдатом. — Cesse de lui parler[9].

Януш пожал плечами, разговор оборвался. Спустя час вернулась повозка с двумя лопатами, на повозке сидел еще какой-то человек. Человек этот привез пропуск для Януша и его семьи, подписанный комиссаром.

— Володя забыл, — сказал новоприбывший, — у него столько дел, но комиссар дал ему вот это…

— А Молинцы еще не подожгли? — спросила Бесядовская.

— Панна Текла! — укоризненно простонала Билинская.

— Нет еще, нет. А может, и не сожгут… Нам такие дворцы для школ нужны.

Текла хотела еще что-то добавить, но Билинская не дала ей открыть рот.

Карл и Ганс принялись копать яму. Старый солдат помогал им.

Только сейчас Януш вспомнил, что у него в кармане лежит письмо Ариадны.

Он удалился за часовню. Низко стояло зимнее солнце. Сильный ветер, подувший с запада, трепал в руке листок бумаги в клеточку, на котором карандашом было нацарапано:

вернуться

9

Замолчи! Не разговаривай с ним! (франц.)

21
{"b":"250252","o":1}