Сентябрь 1906 В октябре Открыл окно. Какая хмурая Столица в октябре! Забитая лошадка бурая Гуляет на дворе. Снежинка легкою пушинкою Порхает на ветру, И елка слабенькой вершинкою Мотает на юру. Жилось легко, жилось и молодо — Прошла моя пора. Вон — мальчик, посинев от холода, Дрожит среди двора. Всё, всё по старому, бывалому, И будет как всегда: Лошадке и мальчишке малому Не сладки холода. Да и меня без всяких поводов Загнали на чердак. Никто моих не слушал доводов, И вышел мой табак. А всё хочу свободной волею Свободного житья, Хоть нет звезды счастливой более С тех пор, как за́пил я! Давно звезда в стакан мой канула, — Ужели навсегда?.. И вот душа опять воспрянула: Со мной моя звезда! Вот, вот — в глазах плывет манящая, Качается в окне… И жизнь начнется настоящая, И крылья будут мне! И даже всё мое имущество С собою захвачу! Познал, познал свое могущество!.. Вот вскрикнул… и лечу! Лечу, лечу к мальчишке малому, Средь вихря и огня… Всё, всё по старому, бывалому, Да только — без меня! Октябрь 1906
«К вечеру вышло тихое солнце…» К вечеру вышло тихое солнце, И ветер понес дымки́ из труб. Хорошо прислониться к дверному косяку После ночной попойки моей. Многое миновалось И много будет еще, Но никогда не перестанет радоваться сердце Тихою радостью О том, что вы придете, Сядете на этом старом диване И скажете простые слова При тихом вечернем солнце, После моей ночной попойки. Я люблю ваше тонкое имя, Ваши руки и плечи И черный платок. Октябрь 1906 «Ночь. Город угомонился…» Ночь. Город угомонился. За большим окном Тихо и торжественно, Как будто человек умирает. Но там стоит просто грустный, Расстроенный неудачей, С открытым воротом, И смотрит на звезды. «Звезды, звезды, Расскажите причину грусти!» «Звезды, звезды, Откуда такая тоска?» И звезды рассказывают. Всё рассказывают звезды. Октябрь 1906 «Я в четырех стенах — убитый…» Я в четырех стенах — убитый Земной заботой и нуждой. А в небе — золотом расшитый Наряд бледнеет голубой. Как сладко, и светло, и больно, Мой голубой, далекий брат! Душа в слезах, — она довольна И благодарна за наряд. Она — такой же голубою Могла бы стать, как в небе — ты, Не удрученный тяготою Дух глубины и высоты. Но и в стенах — моя отрада Лазурию твоей гореть, И думать, что близка награда, Что суждено мне умереть… И в бледном небе — тихим дымом Голубоватый дух певца Смешается с тобой, родимым, На лоне Строгого Отца. Октябрь 1906 Окна во двор Одна мне осталась надежда: Смотреться в колодезь двора. Светает. Белеет одежда В рассеянном свете утра. Я слышу — старинные речи Проснулись глубоко на дне. Вон теплятся желтые свечи, Забытые в чьем-то окне. Голодная кошка прижалась У жолоба утренних крыш. Заплакать — одно мне осталось, И слушать, как мирно ты спишь. Ты спишь, а на улице тихо, И я умираю с тоски, И злое, голодное Лихо Упорно стучится в виски… Эй, малый, взгляни мне в оконце!.. Да нет, не заглянешь — пройдешь… Совсем я на зимнее солнце, На глупое солнце похож. Октябрь 1906 «Хожу, брожу понурый…» Хожу, брожу понурый, Один в своей норе. Придет шарманщик хмурый, Заплачет на дворе… О той свободной доле, Что мне не суждена, О том, что ветер в поле, А на дворе — весна. А мне — какой дело? Брожу один, забыт. И свечка догорела, И маятник стучит. Одна, одна надежда Вон там, в ее окне. Светла ее одежда, Она придет ко мне. А я, нахмурив брови, Ей в сотый передам, Как много портил крови Знакомым и друзьям. Опять нам будет сладко, И тихо, и тепло… В углу горит лампадка, На сердце отлегло… Зачем она приходит Со мною говорить? Зачем в иглу проводит Веселенькую нить? Зачем она роняет Веселые слова? Зачем лицо склоняет И прячет в кружева? Как холодно и тесно, Когда ее здесь нет! Как долго неизвестно, Блеснет ли в окнах свет… Лицо мое белее, Чем белая стена… Опять, опять сробею, Когда придет она… Ведь нечего бояться И нечего терять… Но надо ли сказаться? Но можно ли сказать? И что́ ей молвить — нежной? Что сердце расцвело? Что ветер веет снежный? Что в комнате светло? |
