“Франция может иметь союзницей только Россию!”. В это же время он писал Талейрану: “Мы не требуем от прусского короля ни армии, ни союза, мы просим его оказать лишь одну услугу — примирить нас с Россией...”
Бонапарт тогда еще, по-видимому, не знал, что Павел I в то же самое время приходил к сходным мыслям. На донесении от 28 января 1800 года Крюденера, русского посланника в Берлине, сообщавшего о французском зондаже, Павел собственноручно написал:
“Что касается сближения с Францией, то я бы ничего лучшего не желал, как видеть ее прибегающей ко мне, в особенности как противовесу Австрии...”
И хотя здесь написано об Австрии, но Павел столь же болезненно относился к Англии, что не осталось тайной для английского посла Уитворта. “Император в полном смысле слова не в своем уме” — писал он. И хотя, как отметил А.З. Манфред, в поведении российского самодержца
“было действительно немало удивительных поступков и черт, вызвавших смущение, страх и даже ужас его современников, но в рассматриваемом вопросе император как раз проявил здравый смысл. Он обнаружил так много здравого смысла, что даже потребовал от английского правительства отозвать Уитворта...”
Правда, высказанные в начале года пожелания о сближении с Францией на какое-то время остались висеть в воздухе. Вице-канцлер Н.П. Панин, имевший большое влияние на императора, считал, что сотрудничество возможно только с “законной” династией.
Однако события 1800 г. заставляют Павла по-новому отнестись к молодому правителю. Разгром Австрии, установление порядка и законности во Франции, способствует изменению позиций русского императора. “Он делает дела, и с ним можно иметь дело”, — говорит он о Наполеоне.
Видимо, прав был Рене Савари, один из самых близких к Наполеону людей, утверждавший, что Павел, объявивший войну анархистской власти, не имел больше основания вести ее против правительства, провозгласившего уважение к порядку”.
“После длительных колебаний, — пишет Манфред, — Павел приходит к заключению, что государственный стратегические интересы России должны быть поставлены выше отвлеченных принципов легитимизма”. Начинаются поиски путей сближения, которые две великие державы ищут одновременно.
Уже в декабре 1800 г. Павел I обращается с посланием к Бонапарту и это свидетельствует, что фактически устанавливаются мирные отношения между двумя великими державами, в условиях формально не прекращенной войны.
12 января 1801 г. атаман Войска Донского Орлов, кавалер Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, получил от Императора (и в то же время – своего Гроссмейстера!) приказ “через Бухарию и Хиву выступить на реку Индус”. 30 тысяч казаков с артиллерией пересекают Волгу и идут через Казахстан.
Мы помним, как еще недавно в учебниках по истории можно было прочесть об этом как об очередном “безумстве” русского Императора. Кому-то было очень выгодно его таким представлять. На самом же деле план этого похода был согласован с Наполеоном и в его основу были положены совместные действия русского и французского корпусов. Командиром этой объединенной армии был назначен, по просьбе Павла I, генерал Массена, его корпус должен был через Черное море соединиться с 35-тысячной русской армией в Астрахани.
Император был уверен в успешном завершении плана разгрома Англии в Индии. И хотя план этот хранился в глубокой тайне, англичане узнали о нем. Это привело с одной стороны к падению 2 февраля 1801 г. правительства Питта, а с другой стороны ускорило решение об устранении Русского Императора.
Вся Европа находилась в ожидании...
Весть пришла оттуда, откуда ее ожидали меньше всего. Известно, что, узнав о том, что Император Павел мертв, Наполеон пришел в неописуемую ярость. Он знал, что это дело рук англичан. «Они промахнулись по мне 3 нивоза (дата неудачного покушения роялистов на Бонапарта в Париже при помощи «адской машины» на колесах – В.А.), но попали в меня в Петербурге», — воскликнул он.
Англия была спасена, но и история Европы пошла по другому пути. Совершенно справедливо утверждение известного российского историка В.О. Ключевского: «Этому царствованию принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене». Никогда еще Россия не имела такого авторитета и могущества на международной сцене, как это произошло в период кратковременного царствования, умного, проницательного, настойчивого Императора, каким был Павел I.
После убийства Павла I в марте 1801 г., явившегося следствием заговора, связи между Суверенным Орденом и Российской Империей вступили в новую фазу. Его сын Император Александр I, в своем Манифесте от 16/28 марта 1801 г., объявил, что берет Орден под свою «Императорскую протекцию». В этом же Манифесте бальи Салтыкову вменялось в обязанность «продолжать выполнять его функции в качестве Лейтенанта Великого Магистра во всей полноте власти. С Нашего разрешения столица Империи должна быть признана местопребыванием Суверенного Ордена Иоанна Иерусалимского на все то время доколе обстоятельства будут позволять Великому Магистру действовать. Пока в качестве Протектора Мы повелеваем, чтобы Священный Совет продолжал управлять Орденом и информировал бы от Нашего имени относительно этого решения все языки и все Приории, и чтобы этот Совет предложил приориям и языкам, чтобы они, исходя из собственных интересов продолжали бы подчиняться в соответствии с решениями этого Совета».
В своем Манифесте Александр I также заверил, что «все Великие Приорства, Российское и Католическое, находящиеся в Нашей Империи имеют своего Магистра и свою особую Конституцию и могут свободно распоряжаться всей их собственностью, привилегиями и управлением, которые были им гарантированы», он также выразил пожелание «чтобы с Нашей стороны они были управляемы через посредство Лейтенанта Высоких Степеней, Нашего Полевого Маршала Бальи Графа Николая Салтыкова». Манифест заканчивался знаменательными словами: «Как только с согласия других дворов место пребывания будет утверждено и названо и будет созван съезд Генерального Капитула Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, первым Нашим усилием в качестве Протектора будет участие в процедуре избрания Великого Магистра, достойного возглавить Орден и восстановить его в его истинном состоянии».
Какое-то время штаб-квартира Ордена Святого Иоанна оставалась в Санкт-Петербурге. На двух собраниях мальтийских рыцарей председательствовал православный граф Салтыков, назначенный Александром I Лейтенантом Великого Магистра. Император Александр I, оставаясь Протектором Ордена, становился как бы над Орденом, не вмешиваясь в деятельность Лейтенанта и Священного Совета, ибо желал, чтобы преемник Павла I на посту Великого Магистра Мальтийского Ордена был избран, согласно орденскому Уставу, Главным Капитулом. Однако собрать Капитул для этих целей было невозможно в связи с напряженной военной обстановкой в тогдашней Европе. Созвали Священный Совет, заседание которого открылось 1 августа 1801 г. в Санкт-Петербурге. Совет издал декрет, в котором содержались предложения по избранию нового Великого Магистра Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
Между тем мировая политика вновь властно вмешалась в дела Мальтийского Ордена. Вторая антифранцузская коалиция закончила свое существование подписанием мира между Францией и Англией в Амьене 25 марта 1802 г. В дополнительных условиях договора было специально оговорено, что остров Мальта должен быть возвращен Ордену Святого Иоанна, и что он не должен принадлежать Англии или французскому «языку». Было оговорено, что новый Великий Магистр должен быть избран Генеральным Капитулом, на Мальте. Позднее, под дипломатическим давлением России, был утвержден план, согласно которому Суверенный Понтифик (Папа) предоставлялось право выбора одного из кандидатов, избранных орденскими приориями.
