Ты прав, Бедиль, играть не безрассудно

Безумца роль. Сошедшему с ума

Не так бывает горестно и трудно

Смотреть на мир, в котором правит тьма.

Я не свободен отвергать желанья,

К утехам сердца снова путь торю.

Благочестивый за благодеянья,

Познавший благо, жизнь благодарю.

На сторону свою стремись врага привлечь

И не гневись, когда ведешь с ним речь:

От гнева жилы, взбухнув на затылке,

Сразить тебя способны, словно меч.

Никто не видит собственной спины,

А радость – на виду. И не должны

Земных утех мы избегать и думать

Про ад и рай: они нам не видны.

Ты величавым был, ходжа, имел и власть и злато,

Но меч истачивает ржа. Пришла пора заката.

Твое могущество теперь почти совсем угасло,

Как свет лампады на заре, в которой нет уж масла.

Тот мужчина, кто тигра осилит и грозного льва,

Но пред совестью чья опускалась не раз голова.

У чесальщика хлопка в стрелу обратился бы гребень,

Если б мужеством вдруг оказался бы лук хвастовства.

Танец слез на ресницах возник,

Пляшут вздохи и ходит кадык.

Вспомню облик твой – сердце танцует,

Вспомню имя – танцует язык.

Красавицам Китая – кто не рад?

Монголки очаровывают взгляд.

Европеянки, хоть не правоверны,

Но я, как в рай, пойду за ними в ад.

Петлей безумья увенчал ты слово

И, хохоча, людей арканишь снова.

Сомкни уста и знай, что горстке праха

Взвиваться в небо знойное не ново.

Пол-капельки уксуса сгубят, хозяйству не впрок,

Весь чан молока, как бы не был последний глубок.

И петелька связи порвется в гармонии мира,

Раздора когда упадет меж людей волосок.

Что скажут о тебе – услышу в тот же миг,

Магнитом стал для глаз божественный твой лик.

И где бы я ни совершал намаза -

Порог твой видеть пред собой привык.

Своих достоинств тот лишится, как мужчина,

Кто с подлецами пьет из одного кувшина.

Начни светильник вдруг не масло пить, а воду,-

Тьмы наступившей нам откроется причина.

Когда ты свой разум быть пленником знаний обрек,

Тебя справедливость должна наставлять, как пророк.

И обрети, если хочешь сравняться с Бедилем,

Стальное перо и чернил золотых пузырек.

Монах забросил четки потому,

Что истину кабак открыл ему.

Он был ослом, но с привязи сорвался,

Сбрил бороду и развязал чалму.

– Бедиль, поэтов всех не перечесть.

– Не перечесть лишь потерявших честь,

Чья лесть панегирическая в моде.

А истинных поэтов много ль есть?

Душа иного – радостный цветник,

А я в печали головой поник.

И зеркалу разбитому подобно

Моя душа твой отражает лик.

Ценивших дружбу след исчез давно,

И вероломство в честь возведено.

И тонкий стих чекана золотого

Понять в такую пору мудрено.

Краса нам женская мила, и, где б нас ни пленяла,

Под небом Индии брала она всегда начало.

И в этот мир, лицом смугла, Лейли в обличье юном,

Клянусь, из Индии пришла, чтоб встретиться с Меджнуном.

Возлюбленная явилась, я чарам ее колдовства

Сдался душой на милость – и все растерял слова.

Упал пред ней на колени, к ногам ее лбом приник,

Идет голова моя кругом, безмолвствует мой язык.