Я в комнате своей сидел однажды,
Из чаши горя пил, дрожа от жажды.
Я был сердечным устрашен огнем,
И, пленник скорби, трепетал я в нем.
«Эй, сердце, не дразни меня, живое,-
Воскликнул я,- оставь меня в покое!»
А сердце мне в ответ: «Запомни впредь,
Что бог мне повелел тобой владеть.
Поскольку нахожусь я в середине,
То я хочу твой ум наставить ныне.
Ярмухаммед, есть у тебя язык,
Язык твой – соловей, а мир – цветник.
Мы знаем: трудно говорить стихами,-
Труднее спрятать внутреннее пламя.
Как много тех, чья речь нам дорога,
Ушли, речей рассыпав жемчуга!
Ушли и те, чья ныла боль немая,
Ушли, бесценных слов не понимая».
«О сердце,- молвил я,- позволь сперва
Мне тоже высказать свои слова.
Есть в этом городе бедняга скромный,
В глазах людей – безвестный, жалкий, темный.
Так мне ли разум потерять и честь
И в круг великих с наглостью пролезть?
Вот потому-то я молчу смиренно.
О сердце, если жарко, вдохновенно
Петь не дано мне языком живым,
То лучше буду я глухонемым!
Здесь много преуспело в деле этом,
Большой и малый мнит себя поэтом.
Они претят мне глупой похвальбой,
Молчи, хочу побыть с самим собой!»
Сказало сердце мне: «Глупцом ты будешь,
Когда меня к молчанию принудишь.
Открой уста, своим добром делись,^
Со всеми ты своим умом делись!
Ты сердце посвяти любви и благу,
Кушак свой подтяни, познав отвагу.
Пусть мужеством тебя отметит бог,
Чтоб ты певцов тщеславных превозмог.
Иди, богатства сердца раздавая:
Скрывать свой облик – свойство негодяя!»
От этих слов почувствовал я стыд,
Сказал я, веря – бог меня простит:
«Ты знаешь помыслы мои, всеправый.
Наставь меня на путь добра и славы.
Хочу достичь я в слове торжества,
Чтоб возлюбил народ мои слова».