Мудрецы, алкавшие познанья
Истинной основы мирозданья;
Эллины, создавшие законы
Сладостного словоизлиянья;
Псалмопевцы, что владели арфой
Необыкновенного звучанья,-
Все они тебя воспеть не в силах,-
Молнийного ты сильней блистанья.
Я сравню с луной, зарей, зарницей
Голос твой, исполненный сверканья.
Сходства нет между тобой и мраком,
Ты предмет желанья и алканья.
Слышал я на десяти наречьях:
«Семь планет из-за ее сиянья
На ночлег с небес не удалились,
Приняли другие очертанья».
Все, в тебя влюбленные, клянутся,-
Все, избравшие удел скитанья:
«Свет зари в ее глазах, но листьям
Не дает, увы, произрастанья…»
Троя тяжело страдает, ибо
Не из-за тебя ее страданья.
«Почему Иудифью, не Тамарой
Я убит?» – слышны царя стенанья.
Голова Самсона безволоса,
Женщина – причина злодеянья,
Но могу ль с тобой сравнить Дебору?
Хитрой не скажу слова признанья!
Чтобы свету тьма уподоблялась,-
Не дала царица указанья.
Вот была Эсфирь, но в ней, однако,
Не было эфирного дыханья.
«Где ты, Вис?» – рыдал Рамин, не зная,
Что из-за тебя его терзанья.
Пусть хулит судьбу певец безумный –
Нет к нему в прекрасной состраданья.
От любви пылает Саль, горюя,
Что не ты исток его пыланья.
Шатбиер искал Алать напрасно:
Ты была венцом его исканья!
Плачут оба Каина: библейский
Ждет братоубийца наказанья,
А Меджнун, сравнив с Лейли Тамару,
Жаждет не с Лейли – с тобой свиданья.
Ты сломила всех, разбив строптивых
И презрев покорных причитанья.
Ни иранцев рать, ни злые звезды
Не хотят с тобою состязанья.
Шла война; в ту пору некто, муж твой,
Был наказан карою изгнанья,
И тогда иранский шах с тобою
Возжелал союза и слиянья,
Но была другому суждена ты,-
Князю львов, чьи славятся деянья.
Царь Ширвана, данник твой, возжаждал,
На тебя взирая, обладанья,
Многим – их число нельзя исчислить –
Ты внушила страстные мечтанья.
Всех с ума ты сводишь беглым взглядом,-
Диво, что не терпит подражанья!
С виду – солнца ты изображенье,
Чудо красоты и обаянья.
Ты горда и светлолика; дерзких
Ты страшишь грозою воздаянья,-
Свет неугасимый, бездна счастья,
Сладостный елей благодеянья!
Презираешь льстивых, двоедушных,
С мудростью не знаешь пререканья.
Кто, узрев твой чистый нрав и пламя,
Не сгорит, лишенный вдруг сознанья?
Дротик, щек твоих коснувшись, станет
Розой, полною благоуханья.
На твоем челе, как на скрижалях,
Клятвенные видим обещанья.
Волосы твои – как лес; ты слышишь
Изгнанных тобою воздыханья?
Солнечный твой лик с нарциссом сходен,
Шея – словно мрамор изваянья.
У кого душа осталась целой,
Не пронзенная стрелой желанья?
Как хвалить твой стан? Султан свидетель:
Все хвалы оставишь без вниманья!
Сонм светил, твоей руки искавших,
Удалился, не сдержав рыданья:
Колесниц лишив, ты прогнала их,
А они-то ждали пированья!
«Ты полям подобна Елисейским!» –
Раздаются всюду восклицанья.
Очи – как чернильные озера,
Лик – луна, обитель упованья.
Лишь увидел я глаза Тамары,
Два индийца, два очарованья,-
Понял я: хвалы мои бессильны,
И связал себя уздой молчанья.
Коль ноет Энос,- Платон, замолкни:
Не помогут хора призыванья.
Бог велел Гомеру и Самсону:
«Расскажите мне о ней сказанья!»
Но они, трудясь, недовершили
Красоты твоей живописанья.
Тот, кто взглянет на тебя, ослепнет.
Ты затмила свет существованья.
