— Почему он пригласил вас, Петр, ведь раньше этого не случалось? — спросила Райн озабоченно.

Галва пожал плечами:

— Наверное, хотел со мной познакомиться.

— Говард ничего не делает необдуманно.

— Я в этом не сомневаюсь, Гита. Только это не поможет нам угадать причину вчерашнего допроса.

Райн задумалась:

— Одного не могу понять: почему вы, Петр, так довольны, что сумели подбросить этому американцу идею об эмигрантском комплексе?

— Знаете, — тихо сказал Галва, — все эти набобы страшно рады сознавать, что обучают грамоте людей, у которых нет ни кола ни двора, понимаете? Они дадут вам миску супа, а вы должны показать им, что знаете, где ваше место… что вы не можете есть с ними из одной миски и что сядете с ними за один стол только тогда, когда вас туда позовут…

Галва помолчал и закурил сигарету. Гита смотрела на переднее стекло машины и тоже молчала.

— Да, чуть не забыл, — через минуту сказал Галва, — вчера связной привез информацию от пражского резидента. Штрайтцер меня с ней не познакомил, и это уже не первый случай. Безусловно, там должны быть интересные материалы, с помощью которых он сам надеется прославиться.

Райн спохватилась:

— Это могло стать причиной приезда Говарда…

— Вряд ли, Гита, — покачал головой Галва. — Штрайтцер вел бы себя совсем иначе. Вчера он даже жаловался, что Центр недооценивает нашу информацию. Хотя я не знаю, что он имел в виду. — Он на мгновение умолк. — А может, это и есть именно та информация, которую он скрывает от меня…

— Что же ему на это ответил Говард?

— Спокойно заметил, что это вполне возможно.

— И даже не спросил, какую информацию Центр недооценивает?

— Нет.

— А не кажется ли вам, Петр, что полковник не относится к тем людям, которые могут пропустить подобное замечание мимо ушей?

— В том-то и дело, что я так не думаю! Я был уверен, что он попросит Штрайтцера быть более конкретным.

— Так почему же он не сделал этого?

— Возможно, не хотел говорить об этом при мне.

— У меня такое впечатление, — заметила Гита, — что ключ к загадке находится у Штрайтцера.

Галва помедлил с ответом:

— Я знаю Штрайтцера как свои пять пальцев, Гита. Если ключ у него, то он и сам об этом не догадывается.

Полковник Говард зашел в кабинет сразу после девяти. Поудобнее устроился в кресле и попросил Штрайтцера сесть поближе.

— Вчера у вас было какое-то замечание по работе Центра, если не ошибаюсь, — начал разговор Говард. На его лице уже не было и тени улыбки.

— Это было только предложение, мистер Говард, — стал оправдываться директор фирмы ТАНАСС.

— Только предложение… — равнодушно повторил американец. — Вы, очевидно, подразумевали операцию, которой присвоили кодовое название «Утренняя звезда»?

— Именно ее, сэр, — замер от удивления Штрайтцер.

— Слушайте меня внимательно, Штрайтцер, — сказал полковник. — Я прилетел в Европу не на прогулку… и не из-за какого-то разгильдяя, которого вам давно пора было выгнать. Я прибыл для того, чтобы вплотную заняться операцией «Утренняя звезда». Теперь вам все понятно?

Директор фирмы ТАНАСС заметно воспрянул духом.

— Безусловно, мистер Говард… — Штрайтцер слегка улыбнулся. — Только вчера я получил сообщение из Праги, что вылет инженера Машиты в Каир подтвержден — двенадцатое число, ночной рейс… Как видите, нам известен каждый шаг инженера.

— Минуточку! — остановил его полковник. — Кто еще осведомлен об операции «Утренняя звезда»?

— Агент Верка… пражский резидент… и я…

— Кто еще?

— Никто, сэр.

— А Гранднер?

Только сейчас Штрайтцер понял, почему Говард так тщательно проверял происшествие с Гранднером.

— Исключено, сэр, — энергично замотал он головой. — В эту операцию я не посвятил даже своего заместителя. Всю информацию обрабатывал сам.

— Хорошо. Покажите мне вчерашнюю информацию пражского резидента.

Штрайтцер вынул из сейфа кожаную папку, и Говард внимательно прочитал информацию, занимавшую несколько страниц.

— Прекрасно! — сказал полковник. — У меня для вас, Штрайтцер, тоже кое-что есть… — Говард разложил на столе пачку фотографий, на которых были запечатлены группы людей. — Это фотографии русских ученых, составляющих мозг ракетной электроники в Москве. Посмотрите, кто находится среди них.

Штрайтцер указал на мужчину, стоявшего в середине одной из групп:

— Это инженер Машита.

— Совершенно верно. Из этого следует, что чешский инженер котируется выше, чем вы предполагали.

— Видимо, Верка об этом не знает.

— Вы же понимаете, — продолжал Говард, — что вербовать агентов среди этих людей в Москве равносильно самоубийству. Поэтому мы ищем другой путь — через людей из стран блока, которым русские открывают свои секреты. Инженер Машита не только выдающийся специалист. Через него у нас появилась прекрасная возможность проникнуть в стан русских и чехов… Понимаете, дорогой мой друг?

Штрайтцер окончательно успокоился. Теперь ему стало совершенно ясно, для чего полковник пересек океан.

— Ну а если уж мы начали с просмотра фотографий, — продолжал американец, — то посмотрим и фильм…

Говард открыл дверь в приемную, и в кабинет вошел Липо Торанце. Вместо приветствия он улыбнулся присутствующим.

— Это мистер Торанце, — представил его полковник, — наш агент по специальным операциям.

Торанце достал из чемоданчика кассету с фильмом. Все перешли в соседний зал заседаний, оборудованный для демонстрации кинофильмов.

Через мгновение на экране появились первые кадры.

— Это Прага… если вы ее еще не узнали, — улыбнулся Говард.

На экране сменялись архитектурные памятники и исторические места Праги.

— Это нас не интересует, — сказал Говард.

Но как только на экране появилось изображение научно-исследовательского института, он заметил:

— Теперь будьте внимательны.

На экране мелькнул инженер Машита, разговаривающий с привратником Ярославом и затем входящий в здание института.

— Верните изображение! — приказал полковник.

Снова на экране появилось четкое изображение лица инженера.

— Машита… — констатировал Штрайтцер.

— Этим кадрам четыре дня, — сказал Говард, — мистер Торанце только что вернулся из Праги.

После просмотра все встали и вернулись в кабинет Штрайтцера.

— Я даже не мог предположить, что вы уже работаете над операцией «Утренняя звезда». Простите мне вчерашнее замечание.

— Вы не могли этого предположить, потому что я об этом ничего не говорил, — усмехнулся полковник и продолжал: — В одном из донесений вы упомянули, что ваш сотрудник Крайски завербовал в Стамбуле агента…

— Да, сэр.

— Пригласите Крайского… И пусть он принесет личное дело этого агента.

Через минуту в дверях появился плотный мужчина.

— Господин Крайски, — представил его Штрайтцер.

— Вы могли бы поручиться за надежность вашего агента в Стамбуле, мистер Крайски? — задал вопрос Говард.

Крайски нерешительно посмотрел на Штрайтцера, манерно поклонился и на ужасном английском ответил:

— Ну как вам сказать, сэр… Он проглотил наживку, и я крепко держу его на крючке, поэтому… я бы не сомневался. Правда, голова у него не всегда работает… Не знаю, для чего он вам понадобился, но если речь идет о чем-то несложном, то я думаю, он справится… — Крайски помолчал и отер ладонью со лба капельки пота, выступившие от напряжения, вызванного необходимостью изъясняться по-английски.

Говард, с интересом следивший за его лексическими упражнениями, кивнул, а Штрайтцер сказал:

— Хорошо, Крайски, личное дело оставьте здесь.

Крайски подал ему папку, низко поклонился и вышел из кабинета. В раздумье поднимаясь по лестнице, он чуть не столкнулся с Галвой.

В этот день Петр крутился у секретариата фирмы ТАНАСС не случайно. Когда после встречи с Райн он направился в свой кабинет, то увидел на лестнице, как полковник Говард с неизвестным мужчиной вошел в кабинет Штрайтцера. Теперь было важно ничего не пропустить.