— Да, я поеду к ней. В лагере она поймет меня наверняка лучше, чем здесь.

— Верно, — кивнул Гордан. — Сколько времени, интересно, нужно, чтобы доехать сюда из этого… — запнулся он, а потом с отвращением выговорил: — Из этого Трайскирхена?

— На трамвае примерно полчаса. Поеду к ней и скажу, что Калах сам во всем виноват, вернее, его неосмотрительность и нерешительность…

— Не забудьте все время поругивать красных агентов, понимаете? Чтобы выбить у нее из головы возможную идею пойти в их посольство на Пфаффештрассе.

Беер посмотрел на Гордана и только теперь понял, чего боялся всю ночь капитан.

— Наверняка захочет туда пойти, только не знаю, просить или угрожать.

— Ни в коем случае нельзя ее туда пускать, — заявил Гордан. — По крайней мере до тех пор, пока не позвонит Фишер.

— Постараюсь.

Беер едва успел побриться, как зазвонил телефон. Он вытер лицо полотенцем и взял трубку:

— Слушаю.

— Господин Беер? Это портье.

Он услышал в трубке какие-то голоса, потом щелчок, резкий скрип и умоляющий женский голос произнес:

— Ник, прошу тебя, пусть меня пропустят наверх!

Он почувствовал, как у него дрогнули колени, — у телефона была Мирка Калахова.

— Ник, ты слышишь меня? — снова крикнула она в трубку. Ему захотелось сказать, что он ее не знает и не хочет знать.

Тем самым многое решилось бы само собой и безболезненно. Ник машинально подумал, что это, пожалуй, самое лучшее, что он может сделать для Калаховых. Он глубоко вздохнул, потом с усилием произнес:

— Это ты, Мирка? Ради бога, что случилось?

— Михала похитили! — Голос у нее сорвался, она несколько раз всхлипнула.

— Похитили?! — вырвалось у него, но он тут же опомнился: — Сейчас же поднимайся наверх, Мирка. Жду тебя!

Он в отчаянии швырнул трубку и упал в кресло. У него было смутное предчувствие приближающегося конца. Калаховой стало известно то, что нужно было скрыть от нее любой ценой. Ник не мог понять, кто сказал ей о похищении, ведь в его присутствии Фишер приказывал своим людям ни в коем случае не упоминать об этой операции. Все следовало держать в строгой тайне, о похищении не знали ни директор трайскирхенского лагеря, ни его детективы. Никто, кроме шефа австрийской разведки, нескольких полицейских, которые должны были задержать машину, и Гордана с Беером.

Ник едва успел закурить сигарету, как распахнулась дверь и в комнату ворвалась потрясенная Калахова.

Если бы Беер не знал ее, то вряд ли поверил, что это та самая красивая и желанная Мирка. Длинные белокурые волосы, обычно тщательно причесанные, мягкие и душистые, были растрепаны и висели клочьями, на плечах у нее был шарф Калаха, помятый и грязный. На шубе не хватало двух пуговиц, как будто она с кем-то подралась, а вид лодочек из крокодиловой кожи заставил Беера подумать, что она бежала как безумная от самого Трайскирхена.

— Бог мой, ну и видок у тебя! — воскликнул он и всплеснул руками, только теперь заметив, что глаза у нее заплаканы, а краска на ресницах размазалась.

— Михала похитили, — повторила Мирка, как только села.

— Знаю, — спокойно сказал Беер, как будто более обычного дела не существовало.

— Я поеду к нему в Прагу, — сказала Калахова с решимостью, повергнувшей его в ужас.

— Ты с ума сошла!

— Может быть, но… Тебя это удивляет?

— Случилась неприятность, я понимаю тебя и…

— Откуда тебе известно, что Михала похитили? — перебила она его — наверное, только теперь до нее дошел смысл его слов.

— Вчера я ужинал с директором полиции — он мой бывший соученик. Мы были внизу, в ресторане, когда ему позвонили. Часов примерно в двенадцать или в половине первого.

— Значит, случайно… — многозначительно произнесла Мирка и посмотрела на него.

— Не понимаю, почему ты язвишь. Не веришь мне, что ли? — Он сделал обиженное лицо.

— Да верю, Ник, я всегда тебе верила, — ответила она так, что это прозвучало горьким упреком. — Не дашь мне сигарету?

Ник молча подвинул ей коробку с сигаретами. Она взяла одну, наклонилась над огоньком его зажигалки, а потом выдохнула дым в потолок.

— Что ты знаешь об этом похищении? — спросила она.

— Все и ничего. Когда об этом сообщили директору полиции, я тут же сказал ему, как мне дорог Михал. Мы вместе пошли в директорат, и я собственными глазами видел, как полиция организовывала розыск. У похитителей не было никаких шансов на успех.

— А что, если при этом Михала… — Голос у нее опять сорвался, и Беер поспешил успокаивающе погладить ее по руке.

Слушай, Мирка, если бы красные хотели ликвидировать Михала, то наверняка не стали бы его похищать. Яснее ясного, что он им нужен. Сообразили, что без него в Праге не обойдутся, вот и предприняли эту авантюру. Михал для них крупная рыба, поэтому они и пошли на такой шаг.

— Хорошо, если бы ты был прав.

— Прошу тебя, Мирка, понимай это только так. Только так! Все будет хорошо. Все равно далеко они не уйдут — я с минуты на минуту жду вестей из полиции. Увидишь, они будут хорошими.

— Дай мне чего-нибудь выпить, — попросила она, глядя в окно.

Ник протянул ей стакан, в котором плавали кубики льда. Она жадно схватила его и выпила залпом, как будто это была вода, а не виски. Передернулась, вытерла тыльной стороной ладони губы и потянулась за второй сигаретой.

— Я всегда чувствовала, что это плохо кончится, — сказала она вполголоса.

— Прекрати! Опять ты со своими предчувствиями! — взорвался Беер. — Сколько тебя знаю, ты все время что-нибудь предчувствуешь! Хуже любой гадалки!

— Может быть.

— И только напрасно нервируешь Михала. Все, что случилось, произошло по твоей вине. Ты все время вбивала Михалу в голову глупости, все время каркала: «Не нужно ездить в отпуск в Лондон, ты потеряешь работу, потом тебя не выпустят за границу… Не бери у Ника машину: людям покажется странным, что нам помогает какой-то англичанин…» Такова была твоя песня, которую Михал слышал с утра до вечера. Если ничего не случалось, то все становилось тебе еще более подозрительным. Я что, принуждал Михала к чему-нибудь? Я всегда давал ему хорошие советы, в прошлом году предупреждал, чтобы он не высовывался. Но ты хотела известности, вот и вынудила его несколько раз выступить. А теперь сдрейфила.

Мирка слушала его молча, а когда он кончил, спокойно кивнула:

— Ты прав, кое-что я напортила. Но теперь все исправлю. Мы вернемся в Прагу.

— Ты с ума сошла! — Ник вскочил с кресла вне себя от ярости.

— Не злись! — одернула она его. — Верно, ты помогал нам. А теперь, когда ты нам больше всего нужен, бросил нас на произвол судьбы.

— Господи, что ты такое говоришь, Мирка? — опешил он.

— Почему ты нас не встретил в Вене?

— У тебя на языке одно и то же — все время только «почему», «почему», «почему»! — вскипел он снова, но Калахова перебила его:

— Дай мне договорить. Конечно, тебе не обязательно было нас встречать. Но зачем ты давал обещания Михалу? Он сюда ехал в радужном настроении. Еще бы, дома все плохо, с приличной работой покончено, придется заниматься только политикой, наука отступает на второй план… Когда я его спросила, кто ему внушил эти глупости, он, разумеется, ответил: «Ник! Ник хочет, чтобы мы уехали, Ник все устроит. Не успеем приехать в Вену, Ник нас посадит в самолет и — прямиком в Лондон. В Найтсбридже, около Гайд-парка, нас ждет вилла, которую нашел Ник, там восемь комнат и квартира для шофера…» — И, не сдержавшись, она начала истерически хохотать.

— Мирка, опомнись! — крикнул Ник, но все было напрасно.

— Ты обещал все это, не отрицай! — вскочила она с кресла и двинулась к нему. — А мы до сих пор сидим в Вене, и от Ника толку нет. Пока только посоветовал отправиться к господину Линдману из британской организации помощи беженцам, своему старому знакомому, который нашел нам две кровати в лагере беженцев, среди этого отребья. К тому же Линдман облапал меня и дал понять, что, как только у нас кончатся деньги, он с удовольствием наймет меня на ночь.