Затем купцы и фабриканты преподнесли в магистрате подарки дорогому гостю. Сделано было все деликатно: в толстых адресах президент с удовлетворением ощущал тяжесть металла и купюр и, не заглядывая в сафьяновые обложки, отдавал их секретарю.

Гостя и всех собравшихся больше всех позабавила делегация «местных русинских холопов». Бородатый мужичок в свитке с достоинством, неторопливо положил к ногам президента обвязанный бечевкой туго набитый мешочек, тяжело вздохнул и кротко изрек:

— Кесарево кесарю, пане президент!..

Потом крестьянка с печальными, как бы вобравшими в себя всю мудрость и все беды земли, глазами с поклоном подала гостю рушник сурового полотна (не будешь же тащить сюда все тюки!) и нараспев объявила:

— От наших нив и полей прими, пане, солнышком согретую, щедрыми росами омытую, руками молодух обласканную, ветерками овеянную версту такого полотна.

Все с самодовольством колонизаторов долго смеялись над словами бородатого аборигена — откуда он знает такие слова?! Поспорили, уточняя, на сколько верста больше километра. Затем перешли к следующей «импрезе» — мероприятию.

Куратор народного образования как бы случайно проводил в кабинете старосты педсовет. Пана президента, конечно, попросили быть почетным председателем.

На повестке дня стояло два вопроса: по какой стороне улицы ходить в школу ученикам и допускать или не допускать на школьную елку еврейских детей.

После недолгих прений все пожелали выслушать мнение высокого гостя. Президент заявил, что Иисусово дерево растет для всех детей. По второму вопросу его мнение было таково:

— К порядку и послушанию, панове, надо приучать с детства. Пусть на занятия дети ходят по одному тротуару, а домой — по другому.

Биолог Ян Кохановский, независимый и строптивый, не без сарказма заметил, что дети — живая ртуть, их даже вся гродненская полиция не удержит в предложенных паном президентом рамках. Однако его голос потонул в хоре комплиментов гостю, и все с энтузиазмом одобрили мудрые предложения пана президента. На этом повестка дня была исчерпана, стали решать текущие дела.

Страстно влюбленный в природу, исходивший с гимназистами Принеманье вдоль и поперек, Ян Кохановский забил клетками со зверями все коридоры и школьный двор. Теперь он внес предложение — создать городской зоопарк.

Самолюбивому гостю не понравилась бестактность биолога при обсуждении маршрута детей, но нужно было играть роль бесстрастного государственного мужа, рассчитанную на прессу.

— Весьма похвальная инициатива, панове! — с подогретым оживлением подхватил он.

И тут же условились, что Стемповский предоставит для этого ненужный велотрек. Президент расщедрился и подарил Кохановскому все «русинское» полотно — деловой поляк найдет ему применение, а уж газетчики распишут этот жест!..

Постепенно меж гостем и присутствующими атмосфера натянутости развеялась. Державный Саваоф в строгом черном костюме, жилете и идеально накрахмаленной рубашке оказался обыкновенным стариканом с реденькими усами, дряблой шеей и тусклыми глазами. Присутствующие осмелели и друг за другом стали высказываться о наболевшем.

Главе державы представлялись, преподносили адреса и цветы осадники, купцы, чиновники, евреи, русские эмигранты, раввины, попы — все, кроме немцев, хотя в Гродно их жило около пяти тысяч человек. Ободренный успехом, Кохановский сказал и об этом. Друга поддержал профессор Иодковский:

— Как только к власти в Германии пришел Гитлер, гродненские немцы стали вести себя вызывающе. Устраивают триумфальные марши с факелами, сожжением книг на площадях, разгромами еврейских магазинов. Будто в каком-нибудь своем Мюнхене… Полиция арестовала почему-то двух человек за мелкое хулиганство и вскоре выпустила. Вообще есть основание для серьезной тревоги, пане президент! Гитлер моторизует армию, развивает авиацию — только мы все еще надеемся на коня!

В напряженной тишине президент, собираясь с мыслями, обвел присутствующих тусклыми глазами. Затем в гродненском магистрате прозвучал знаменитый монолог последнего главы Второй Речи Посполитой, сохраненный стенографисткой для потомков в качестве образца государственной мудрости своей эпохи.

— Панове, — молвил он, — значение коня для сухопутной армии не уменьшилось. Моторизация армии — всего лишь мода со всеми ее недостатками. При первом столкновении с действительностью эта мода рассыплется в прах! Страшно подумать, что будет со стокилометровой колонной машин, растянутых по бедной сети наших дорог! Машина ведь не одолеет обычного кювета, а для гнедого он забава! Что получится, если такую кишку этих спичечных коробок атакуют с флангов кавалерийские дивизии?!

— Наши рубаки посекут их, как капусту! — услужливо вставил Бербецкий.

Гость не терпел подсказок. Никак не отреагировав на воинственное заявление генерала в отставке, он продолжил:

— В такой ситуации катастрофа неминуема! Авиация? В небе самолет на виду, а ты от него можешь спрятаться. Опасность от бомбардировок ничуть не больше, чем вероятность попасть под машину при переходе улицы. Пусть Гитлер моторизует армию, пусть выпускает с конвейеров спичечные коробки для наших уланов!

Факельные шествия по всей Польше замечены. Министр иностранных дел сделал соответствующее заявление Берлину, и там торжественно поклялись не допускать подобных эксцессов! Не забывайте, панове, что в банках Третьего рейха ни грамма золота! Экономика Германии на грани банкротства!

— Разговоры о финансовом крахе Германии ведутся давно, а между тем жизнь ее течет своим порядком, — снова не выдержал биолог. — Германия вооружается, получает колоссальные субсидии… Все то, что твердили нам профессора экономики, оказалось липой! Басенки о золоте, валюте, платежном балансе, на чем должно было держаться государство, опровергается опытом диктаторских режимов, и их уже никто не принимает всерьез!

Высокий гость заговорил с раздражением:

— Я ценю, панове, вашу заботу о Принеманье, но вы должны верить своему президенту. Я держу в руках всю информацию, и, поверьте, у меня достаточно тренированный мозг… Каждый день я езжу на велосипеде, держу себя в форме и потому быстро схватываю смысл каждого явления…

Чтобы сгладить неловкость, присутствующие выразили жестами, выражением лица полное согласие с президентом и даже укоризну: кто же сомневается в истинности им сказанного?! Пан Кохановский всегда любит перечить!..

Староста пригласил высокого гостя в банкетный зал, где уже ждали накрытые столы и официанты, возглавляемые хозяином ресторана «Европа» паном Пытко.

За обеденным столом с одолженными у князя Друцко-Любецкого сервизами деловой разговор продолжался. Президенту потребовались кандидатуры заслуженных граждан для награждения их орденами и медалями.

Кандидатуры называли староста и мэр, президент кивал головой, секретарь заносил их в список.

— Поляка профессора Иодковского Юзефа — за раскопки!

— Еврея Берко Старопольского за строительство фабрики велосипедов «Вильк» — семьсот машин в год!

— Русского царского генерала в отставке Трусова — за пожертвование тысячи злотых на возведение дома «Стжельца»!..[20]

— Панове, не забудьте дать представителя от белорусинов, — напомнил президент. — Они с украинцами все кричат, что мы их обижаем!

— Предлагаю наградить мужика Климовича из-под Кринок! — подхватил староста. — От него сегодня были уже делегаты с подарками.

К концу приема по улицам старинного города процокали четыре сотни лошадиных копыт — на белых лошадках к магистрату шел эскадрон сувальских улан.

После хорошей порции овса сивки бодро фыркали, толстые офицеры и краснощекие уланы имели воинственный вид.

Подкатило, блестя, как глыба антрацита, черное ландо на резиновом ходу. В нем ездил еще губернатор, известный всей России Столыпин. Им пользовался в 1915 году кайзер, посетив только что захваченный у русских город. Запрягали его и для пана Пилсудского, когда по дороге в Друскеники маршал отдыхал в Гродно. Для исторической колымаги в городской пожарной команде специально откармливали четверку гнедых.