— Даже кринковские евреи перестали ходить в свои синагоги, а посмотри на нас!.. Сколько приходило к нам в прошлом году, в позапрошлом?.. В этом — может, десятая часть того, что было раньше!.. А что делается в других церквах?! Местами попы разводы стали делать за деньги! Эти кабаны золотые зубы себе вставляют, радивы понакупали и слушают то, что богу одному позволено!..
— Не хватает только, чтоб с небом говорить начали! — проворчала сердито Христина.
— Найдутся, найдутся ловкачи, что и на такое решатся, думаешь, нет? — свирепел пророк. — В Библии сказано: перед концом света наступят времена, когда люди станут дерзкими, гордыня их обуяет, родителям не будут подчиняться, благодарность забудут! Храмы опустеют, люди начнут отлынивать от работы, в разврат ударятся и с небом спорить станут! Брат на брата пойдет, дочь против матери!.. Вот тогда желтая чума зальет мир, земля разверзнется, и на том месте останется только мрак и семь столбов дыма!
— А мы можем сейчас прочитать! — Давидюк с готовностью полистал неразлучную Библию, стал водить пальцем по строкам. — Вот, пожалуйста: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство и будут глады и землетрясения по местам. Все это начало болезней. И тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне!.. Ибо где падет труп, там соберутся орлы, и после скорби дней тех люди будут воздыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на Вселенную… И море восшумит и возмутится, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и своды небесные поколеблются!..»
— Амант! — набожно крестясь, прошептала Химка.
— И поколеблются, что тут такого? — рассудил Майсак, огладив пышную бороду. — В календаре было написано про затмение луны. Дай, думаю, проверю! Пришел назначенный день — точно! Целый час не было луны! То же и в Библии — знали, что вписывали!
Христина возмутилась:
— А ты, Петрук, еще так спокойно говоришь об этом! Конец же света идет!.. Альяш говорит про золотые зубы у батюшек — это что! Поповны в белых перчатках да шляпках прутся в самую церковь! Все девки и молодки лифчики себе позаводили! А в городах вместо детей бабы собачек себе заводят и ходят с ними по тротуару!.. А что люди стали из муки выделывать! Уже не могут есть простого хлеба, всякие кренделя выпекают!.. Должен же всему этому конец быть?
— К концу, к концу все идет, — задумчиво поскреб бороду Ломник. — Постепенно, помаленьку — и настигнет людей беда, сами не заметят даже.
— Ты только присмотрись к людям, что к нам идут, — ужаснулась Христина, — разве они такие, как раньше были?.. Ржут, всюду лезут без стеснения, словно все чертовой печаткой клеймлены!
— А ты сомневалась? Конечно, клеймлены! Разве может так долго продолжаться?
— Я вам говорил, было мне когда-то видение, — снова в наступившем молчании заговорил Альяш. — Иду я будто ночью и вижу — архангел Гавриил на белом коне. Затрубил, и небо расползлось… В Грибовщине все погибло — и люди, и хаты, и коровы… Остался только Вершалин. Город такой, что будто бы я построил на холме перед Лещиной. У Жедненского леса собор великий и домики с палисадниками, все каменные, окна блищат на солнце, заборы известкой выбелены… Жеребята взбрыкивают, резвятся на выгоне, дым валит из труб, ветряки крутятся…
Наступила минута тяжелого молчания. Слышны были только голоса Станкевича и Чернецкого. Они играли в шахматы на ступеньках церкви.
— Вот напужал, поджилки трясутся! — дразнил Фелюсь друга. — А это что? — сделал он ход деревянным конем.
— Поду-умаешь, какой храбрец! — в тон противнику отвечал Банадик. — Сует деревяшку какую-то! Ты хоть и шишка, сторож церковный, а коньку твоему мы сделаем сейчас секим-башка, вот смотри!.. Ага, у тебя язык сразу будто шпагатом перевязали?! Погорел ты, браток, как Заблоцкий на мыле!..
Занятым вселенской проблемой апостолам было не до игроков. Первой опомнилась Христина.
— Илья, ты когда-то спас нас от Полторака! — горячо сказала она пророку. — Признайся: было ведь это?.. Так и теперь от светопреставления, от желтой чумы спасти нас можешь только ты! Ведаешь что — покажи нам знамение!
— Да, пора, отец Илья, показать тебе его! — поддержал Христину бельчанин. — Тебе вот и видение уже было!.. Думаешь, зря господь бог намекнул?
— Истинный бог, Альяш, настало время, чтобы ты снова проявил свою силу и мощь чудотворную! — уже требовательно пристала Руселиха. — О тебе даже Библия пишется, и звезда в небе показывала на тебя когда-то в Петербурге!.. Все поклоняются тебе, молятся твоему лику на иконах, имя твое славят по деревням! И божье наитие и мощь свою неразгаданную только на одного тебя господь спущает!
— Давно ждем от тебя святого знака! — уже весь синедрион потребовал от пророка.
— Сам чую это… — тяжело вздохнул дядька.
И, словно под принуждением, как бы устав противоречить народу и вынужденный наконец ему подчиниться, Альяш глухо добавил:
— Давно намекало… Не раз ночью подсказывало… А теперь, когда люди стали редко тут бывать, начало намекать каждый почти день…
— Так чего же ты ждешь?! Пока дьявольская сила начнет нами править?! Только страшное знамение, отец Илья, покажи, чтобы испужались! Не тяни больше!..
ОТКРОВЕНИЕ ПРОРОКА
1
Придя домой, Альяш обмакнул перо в чернильницу с дохлыми мухами и начал старческим неверным почерком выводить кривые загогулины. Пророк писал «обращение к народу», вызвавшее новые страсти, принесшее затем столько бед и разочарований и бумерангом сразившее его самого. Вот начало своеобразного документа той сумасбродной эпохи, только без «ятей» и «еров»:
Возвещаем вам народы
Второе пришествие Господа
нашего Иисуса Христа на
Землю
Объявляю я всему Миру Весть
най дражайшую то/сть
Найдрошую Весть. Дрощай
Вести за сию Весть нет восем
Мире
Люди всех верау руской
Польской немецкой француской
ангельской амерыканской слухайте…
И далее в той же манере, тем же стилем и с соблюдением тех же правил грамматики человечество оповещалось, что терпение бога иссякло. После того, как на землю вторично придет сын божий, настанет конец света. Такого-то числа такого-то месяца задрожит земная твердь, померкнет солнце, посыплются, как горох, звезды, пошатнется небосклон, небо свернется в огромный рулон, а все города и села, переполненные погрязшими в грехах людьми, низринутся в геенну огненную, где и сгорят, растают, как воск.
Еще Альяш извещал, что во всем мире останется только одно живое место — город Вершалин, который бог поручает ему построить. После конца света Вершалину бог назначил превратиться в рай, где вечно будут проживать те, кто признают Альяша и его «учение».
2
Альт-Эттинг расположен примерно в полпути из Мюнхена в Пассау, там, где Верхняя Бавария переходит в Нижнюю. Городок славится своими «чудесами». Первое из них летописцы зафиксировали в 1489 г. Трехлетнее дитя упало в воду, и мертвого мальчика вытащили, наконец, из воды. Мать, веруя во всесилие богоматери, несет мертвое дитя в часовню и кладет его на алтарь, падает вместе со всеми присутствующими на колени и молит вернуть ребенку жизнь. Тотчас дитя оживает. Католическая церковь в свое время позаботилась, чтобы молва об этом «чуде» разнеслась по стране. Так Альт-Эттинг стал для многих немцев местом паломничества, подобно французскому Лурду или португальской Фатиме.
Оживление «конъюнктуры» наблюдается в весенние и летние месяцы, когда около полумиллиона паломников устремляются к «святым местам» в специальных поездах и автобусах. Но «элиту» среди паломников составляют те, кто пришел пешком. Идут молча, слышится лишь глухое бормотание молящихся. Одни и те же слова, произносимые тысячами людей, сливаются в монотонное гудение. Одни и те же причитания:
«О святая Мария, помоги! Помоги же мне! Бедный грешник пришел к тебе на покаяние! В жизни и на смертном одре не оставь меня, не дай умереть в смертном грехе! Сохрани меня в мой последний час! Смилуйся, матерь божья!..»
Это идут паломники из Верхнего Пфальца. За четыре дня они прошли почти 200 километров. Люди шагают себе по середине шоссе, будто автомобиль и не изобретен. Баварское радио каждые четыре часа предупреждает автомобилистов о процессиях на шоссе…
Большинство паломников — простые люди, крестьяне. Женщины в платках, в рабочих халатах, с хозяйственными сумками в руках; мужчины — в выходных костюмах, которые, однако, выглядят старомодными и потертыми. За спиной у них рюкзаки, в руках узловатые палки, на поясе фляги.
Среди идущих — согбенные старики и старухи. Оттилия Хабнер совершает паломничество в 32-й раз. Старая женщина шагает легко, без тени усталости. Куда труднее приходится идущей рядом с ней Резенц Шнейд. Она едва не падает под тяжестью полутораметрового деревянного креста. Никто ей не помогает.
«Я дала обет. Когда я была тяжело больна, святая дева помогла мне», — уверяет Шнейд, швея по профессии»…
«Штерн», Гамбург, октябрь 1975 г.